мнение, что дети были проданы, как невольники, или отправлены к мормонам?
— Да, это мое мнение, и, кажется, я не ошибаюсь; я убежден, что они живы.
— Дай Бог!
— Что нам теряться в догадках, нам нужно узнать что-нибудь верное, и для этого мне необходимо четыре дня, то есть в четыре дня я узнаю, отправлены ли дети в Утах, или их продали и отослали на какую-нибудь плантацию.
— Четыре дня, кажется, очень мало!
— Достаточно.
— Но какими средствами?
— Это мое дело; от вас я требую одного лишь.
— Говорите, что?
— В эти четыре дня не делать никаких розысков, чтобы не возбудить внимания нашего противника.
— О, он, наверное, далеко.
— Кто знает, быть может, ближе, чем вы думаете. Нечистая совесть не дремлет, а у дона Мигуэля постоянно уши горят. Во всяком случае, обещайте мне оставаться спокойным.
— Хорошо, но теперь позвольте исполнить мое обещание. Вот чек на двадцать тысяч долларов, который представите для учета в банк Артура Вильсона, Рокетта и Блондо.
— Благодарю вас, милостивый государь, — отвечал Джон Естор. Прочитав бумагу, он сложил ее и спрятал в портфель. — Затем имею честь кланяться. Через четыре дня в этот же час я явлюсь.
Они поклонились друг другу, и бывший начальник тайной полиции вышел.
— Я сделал все, что в моей власти, — сказал Валентин. — И если бы пришлось отдать последний доллар из громадной суммы, вырученной продажей моих бриллиантов, я не отступлю. Теперь на волю Божью!
Он вышел из гостиной и направился к вигваму Курумиллы с намерением сообщить вождю все, что он сделал до сих пор, и посоветоваться с ним на будущее время.
ГЛАВА X. Валентину кажется, что он нападает на след
Три дня прошло с тех пор, как мы рассказали о происшествиях предыдущей главы.
Валентин сдержал в точности слово, данное Джону Естору.
В эти три дня он сделал несколько визитов из одной только вежливости, не имеющих никакого отношения к делу, по которому он приехал в Новый Орлеан.
Тем не менее охотник не терял даром времени.
Он воспользовался этим принужденным бездействием, чтобы совершить несколько необходимых покупок для новой обстановки, чтобы сообщаться с Курумиллой и принимать с ним необходимые меры согласно совету бывшего начальника тайной полиции.
Валентин не жалел об этом бездействии, так как, имея большое состояние и приобретя сильные связи с первого же дня по прибытии в город, положение его, как иностранца в Новом Орлеане, было завидно.
В это время не только в Луизиане, но и в Арканзасе, Георгии, Южной Каролине и вообще во всех штатах, где преобладала романская раса и существовало рабство, царствовало сильное возбуждение умов.
Все готовились к страшной междоусобной войне, которая в продолжение пяти лет опустошала великую Американскую республику, истребила до миллиона ее подданных, довела ее долги до ужасающих размеров и была наконец прекращена самыми незначительными средствами, но на короткое время
Мы сказали «на короткое время», так как распад Соединенных Штатов не только на два, но даже на четыре отдельных государства есть роковой, логический факт, долженствующий совершиться рано или поздно.
В то время когда мы это пишем, то есть в начале 1874 года, непреложные признаки, которые никого не могут обмануть, ясно и наверно предсказывают тот день, когда начнется второй акт этой гигантской борьбы.
Валентин Гиллуа был слишком умен, чтобы каким бы то ни было образом вмешаться в интриги, окружавшие его. У него было одно желание: исполнить как можно скорей ту задачу, которую он себе задал — спасти детей той женщины, к которой в продолжение стольких лет питал такую сильную, искреннюю любовь, и, исполнив ее, снова удалиться в пустыню с тем, чтобы больше никогда не покидать ее.
На третий вечер, после свидания с Джоном Естором, Валентин в своей спальне сидел в кресле, предаваясь мечтам и следя взглядом за голубоватым дымом сигары, поднимавшимся к потолку; вдруг странный свист раздался на улице; свист этот был сигнал Курумиллы.
Валентин вскочил на ноги, взял револьвер и бросился в сад.
Ночь была темная и безлунная.
Густые деревья мешали видеть предметы на два шага вперед.
Едва Валентин вступил в сад, как почти столкнулся с вождем.
— Что произошло? — спросил он шепотом. Курумилла взял охотника за руку и, склонившись к его уху, прошептал:
— Пойдем!
Валентин последовал за ним.
Они скоро достигли конца сада и увидели маленькую дверь, почти закрытую ползучими растениями, и, прижавшись к ней, услышали снаружи тихий шепот; но при всем старании не могли разобрать ни одного слова.
Прошло несколько минут, и послышалось вкладывание ключа в замок; дверь, которую толкнули снаружи, отворилась с усилием, увлекая за собою массу ветвей, листьев и пауков, падавших как град на плечи Валентина и его друга, сохранявших неподвижность статуи.
В тот же момент два человека, закутанные в широкие плащи, появились на пороге и вступили в сад.
— Теперь пойдем, — сказал один из них.
— Подождите! — воскликнул Валентин решительно, бросаясь перед двумя людьми. — Прежде чем идти дальше, вы мне скажете, кто вы такие и зачем таким странным образом входите в мое жилище.
Курумилла встал молча подле своего друга.
— Вот как! — отвечал незнакомец, не возвышая голоса, — если не ошибаюсь, вы мистер Валентин Гиллуа?
— Да, и Валентин Гиллуа приказывает отвечать вам, если вы не желаете, чтобы он прострелил вам голову.
— Ей-Богу, вы слишком скоры, мистер Валентин. Разве вы меня не узнали? Я Джон Естор, ваш покорный слуга.
— Вы?
— А кем же мне быть, черт возьми?
— Но по какому случаю вы приходите так поздно и такой дорогой?
— На это я вам отвечу, но в другом месте. Место, на котором мы стоим, я нахожу неудобным для объяснений.
— Это справедливо.
— В добрый час, вы рассудительны, хотя и очень быстры.
— Что это за человек, который вас сопровождает?
— Это другой вопрос, на который я тоже не отвечу, с вашего позволения, здесь.
— Пусть будет по-вашему. Пойдемте же. И четыре человека направились к дому.
В продолжение нескольких минут, пока продолжался этот переход, они не обменялись ни одним словом.
