набрать достаточное количество планктона. Вы знаете, я рад, что кит может питаться планктоном и вырасти большим и толстым. А знаменитые австралийские ныряльщики любят кататься на спине тигровой акулы, когда она медленно плавает, вбирая жабрами кислород и поедая планктон, чтобы доставить питание своему огромному телу.
Надеюсь, вы не будете возражать против того, чтобы киты и акулы жили таким образом? А недавно я видел учебный фильм о дятлах, снятый одним орнитологом в Черном Лесу. Дятел три недели подряд выдалбливал в дереве дупло, чтобы оно было достаточно глубоким и просторным для выведения потомства. Пока дятлы-родители летали за кормом, ученый вырезал заднюю стенку дупла и заменил ее стеклянной пластиной, восстановив таким образом его целостность и прочность. Затем он установил электрическую подсветку, чтобы можно было заснять рост птенцов, когда они вылупятся. И в конце он укрепил на шее птенца колечко, чтобы в отсутствие родителей достать пищу и посмотреть, чем он питается. Таким образом он открыл, что дятел крайне необходим для жизни леса. Он обнаружил в пище вредителей, жуков, пожирающих листья и кору деревьев.
Конечно, родители летали искать жуков, у них имеются шейные мешки, в которых они частично переваривают этих твердых жуков, чтобы, вернувшись в гнездо, отрыгнуть содержимое в клюв своего потомства. Конечно, со своей человеческой точки зрения я полагаю, что сосать материнскую грудь – это гораздо лучший способ получения пищи для младенца. Но если бы я был птенцом дятла, я бы гораздо больше предпочитал отрыжку из полупереваренных жуков. Итак, человек – это вершина развития животного мира, однако все эти навыки, столь характерные для животных, имеют свои параллели в человеческой жизни. Отрыгиванием, рвотой мы спасаем себе жизнь. Люди постоянно что-нибудь глотают и только для того, чтобы их желудок говорил им: «Жалкий ты дурень, избавься от этого немедленно, самым кратчайшим путем». Разве это не так?
И я думаю, что людям очень повезло, что у их желудков, не имеющих мозгов, все же хватает ума сказать: «Избавься от этой дряни, и как можно скорее».
Все эти вещи в жизни человека очень-очень важны и достойны восхищения.
Считаете ли вы теперь, что у вас когда-либо снова возникнет страх перед рвотой? Это вовсе не нужно. Вам не нужно зависеть от вашего мозга, и это здорово. И вы можете согласиться с тем, что реакция организма часто более разумна, чем реакция ума.
Итак, не расскажете ли вы нам, как вы боялись рвоты?
Катлин: Как вы это узнали? Эриксон: Слухами земля полнится. Вы знаете, когда у вас появился страх рвоты? Катлин: Давно.
Эриксон: Вам знакомо выражением «Онтогенез повторяет филогенез»? Развитие индивида повторяет развитие вида. Несмотря на то, что вы можете дышать носом, анатомически у вас там имеются рудименты жабр. Что значит чувствовать полностью в ясном сознании? Как велико ваше тело? Вас не удивляет, что вы можете им пользоваться? Нет, вы не можете встать.
Катлин: Что я не могу делать?
Эриксон: Вы не можете встать.
Катлин: Вы в этом уверены?
Эриксон: Я уверен, а вы?
Катлин: Минуту назад я была уверена, я думаю, что могу.
Эриксон: Каждый, сидя в этой в этой комнате,
Катлин: Я знаю, что могла это сделать минуту назад. У меня всегда был сильный страх того, что я не смогу двигаться, став калекой, как моя мать.
Эриксон: Что сделало ее калекой?
Катлин: Много лет я думала, что это полиомиелит, но потом я поняла, что дело было в ее психике. Полиомиелит у нее действительно был, но реальной причиной была ее психика.
Эриксон: У меня действительно был полиомиелит, был по-настоящему, к тому же организм порядочно износился за эти годы. В один прекрасный день я развалюсь, как старая телега. Однако же до этого момента я собираюсь держаться.
Знаете, когда я был маленьким, родители повезли меня в гости к брату моей бабушки. Его семья держала овец, и они их стригли. Я слышал, как блеяла овца. Я убежал, потому что не понимал, что это значит, стричь овцу. Тетя Мэри подала к столу жареную печенку и с тех пор я много лет не мог есть печенку, потому что вспоминал уши той овцы. Сейчас, имея подагру, я не могу съесть столько печенки, сколько бы мне хотелось.
А сейчас закройте глаза и пробуждайтесь полностью. Полностью.
Пробуждайтесь полностью. Свободной. Постарайтесь сейчас не улыбаться. Так что же вы думаете о рвоте? Это похоже на ощущение, которое возникает, когда вы выпьете слишком много содовой воды. И у вас тошнота, вас тошнит.
Катлин: Неужели вы тайно собираете слухи?
Эриксон: Сегодня зашла ваша подруга и сказала, что у вас был плохой сон, от которого в памяти остались только эмоции. Это навело меня на мысль, что у вас есть фобия. Другой мой собеседник сказал, какая именно. Разве вы не рады, что существуют сплетни? Вы верите в переселение душ?
Катлин: Я собираюсь вернуться в качестве французской дудочки.
Эриксон: Я думаю, вам придется расстаться с этой мыслью.
Катлин: Знаете, я всю свою жизнь возвращалась в качестве такой французской дудочки, сама не зная этого! Сейчас у меня возникает зрительный образ; раньше я слышала только звук!
Эриксон: Пусть вам это послужит уроком: ваша способность мыслить не ограничена вашей черепной коробкой. Вы помните слова Шекспира: «Стадии жизни по-настоящему начинаются во младенчестве».
Сейчас, я думаю, вы должны сделать хорошее начало в жизни.
А в Послании Апостолов к Коринфянам говорится: «Когда я был ребенком, я говорил как ребенок. Я поступал, как ребенок. А теперь я стал взрослым человеком и отложил детские забавы». Значит, и страхи тоже, правда? Какое ваше первое имя?
Катлин: Кэти.
Эриксон: Может быть, мне официально изменить его вам? Отныне вы будете только Катлин, а не Кэти, с ее кошачьим оттенком имени и рвотой. Как вы себя чувствуете?
Катлин: Что-то среднее между растворением в пространстве и умиротворением.
Эриксон: Есть одна старая ирландская песня, я не хочу звать свою жену, чтобы она процитировала ее. Я никогда не цитирую точно. Я вам могу представить мнение Маргарет Мид, считающей, что я не умею точно цитировать поэзию. Но у меня не вызовет трудности представить вам доктора Маргарет Мил. И еще одно, в чем я был уверен: в том, что я мог процитировать стихотворение Гертруды Эпстайн «Роза, это роза, это роза, это роза». Был уверен только для того, чтобы потом узнать от членов своей семьи, которым нравилось это стихотворение, что в имени Гертруды Стайн нет «Эп», и что там только три розы! Сейчас мне приходит на ум «Нырнул Мак-Гинти в глубину моря». Он поклялся, что если бы это было море ирландского виски, то он бы никогда не стал выныривать. А если бы в этом море не было воды, то он не потратил бы зря ни одной его капли, отрыгивая ее!
А Катлин – это хорошее ирландское имя! Сейчас вы видели психотерапию в действии. Не было ничего похожего на то, чтобы я встал в позу.
Вышеприведенная запись так богата примерами косвенного внушения и использованием символического языка, что понадобилась бы целая книга, чтобы обсудить все тонкости. Не будем лишать читателя удовольствия открыть для себя некоторые из них.
Окольным путем, начиная с разговоров о различных животных и способах их адаптации, Эриксон проводит мысль о том, что рвота, это приспособительная реакция человека, спасающая ему жизнь. Он говорит о том, что «внутренние реакции» организма очень важны. Он представляет свою оптимистическую, жизнеутверждающую философию в противовес страху пациентки стать калекой, «как моя мать». Он говорит: «В один прекрасный день я развалюсь, как старая телега. Однако же до этого момента я собираюсь держаться». Он делает отступление, вспоминая дом, и утверждает ее исцеление, ссылаясь на
