Гарри сделал то, о чём его попросили. Думбльдор укрыл Хмури плащом, тщательно его подоткнув, и выбрался из сундука. Затем взял со стола фляжку, отвинтил крышку и перевернул фляжку горлышком вверх. На пол упали капли густой, вязкой жидкости.
— Это Всеэссенция, Гарри, — сказал Думбльдор. — Видишь, как всё просто — и как гениально. Ведь Хмури пьёт только из своей фляжки, эта его отличительная особенность всем известна. Самозванцу, разумеется, нужно было держать настощего Хмури под рукой, чтобы иметь возможность изготавливать новые порции зелья. Посмотри на его волосы… — Думбльдор бросил взгляд на дно сундука. — Самозванец обстригал их в течение всего года, видишь, какие они неровные? Но, кажется, сегодня вечером наш мнимый Хмури, будучи в возбуждённом состоянии, забыл о регулярности, с которой нужно принимать зелье… по часам… каждый час… скоро увидим.
Думбльдор выдвинул из-под стола стул и уселся, устремив взгляд на неподвижную фигуру на полу. Гарри тоже уставился на лже-Хмури. Минуты проходили в молчании…
Затем, прямо на глазах у Гарри, лицо лежащего на полу человека стало меняться. Исчезали шрамы, разглаживалась кожа, повреждённый нос сделался целым и начал постепенно уменьшаться. Длинные седые волосы втягивались в кожу головы, одновременно приобретая соломенный цвет. Неожиданно, с громким «щёлк» отвалилась деревянная нога, уступив место внезапно выросшей нормальной; через мгновение из глазницы выскочил волшебный глаз, и его заменил обычный. Волшебный глаз покатился по полу, продолжая зыркать во все стороны.
Перед Гарри лежал светловолосый человек с бледными веснушками на бледном лице. Гарри знал, кто это такой. Он видел его в дубльдуме, видел, как его уводили из зала суда дементоры, видел, как он убеждал мистера Сгорбса в своей невиновности… только теперь вокруг глаз у него появились морщины, он выглядел много старше…
Снаружи, в коридоре, послышались торопливые шаги. Вернулся Злей и привёл с собой Винки. Следом сразу же вошла профессор МакГонаголл.
— Сгорбс! — Злей как вкопанный остановился в дверях. — Барти Сгорбс!
— Святое небо, — профессор МакГонаголл тоже замерла и уставилась на неподвижное тело.
Из-за ноги Злея выглянула грязная, растрёпанная Винки. Сначала она широко раскрыла рот, а потом издала пронзительный вопль:
— Мастер Барти, мастер Барти, что вы тут делаете?
И бросилась на грудь молодому человеку.
— Вы его убили! Вы его убили! Вы убили сына хозяина!
— Он всего лишь обездвижен, Винки, — проговорил Думбльдор. — Будь добра, отойди в сторонку. Злодеус, вы принесли зелье?
Злей протянул маленькую стеклянную бутылочку с кристально-прозрачной жидкостью. Это был тот самый признавалиум, которым Злей недавно угрожал Гарри. Думбльдор встал из-за стола, наклонился над лежащим и усадил его, оперев о стену, под Зеркалом Заклятых, откуда на присутствующих по-прежнему сурово взирали отражения Думбльдора, Злея и МакГонаголл. Винки осталась стоять на коленях, она дрожала и закрывала руками личико. Думбльдор силой открыл молодому человеку рот и влил туда три капли зелья. Затем палочкой указал на его грудь и велел: «Энервейт».
Сын Сгорбса открыл глаза. Его лицо было бессмысленно, глаза пусты. Думбльдор опустился перед ним на колени, так, чтобы их лица оказались вровень друг с другом.
— Ты меня слышишь? — тихо спросил Думбльдор.
Веки молодого человека задрожали.
— Да, — еле слышно пробормотал он.
— Я хотел бы, чтобы ты рассказал нам, — мягко начал Думбльдор, — как ты здесь оказался. Как ты сбежал из Азкабана?
Сгорбс сделал долгий, судорожный вдох и заговорил ровным, ничего не выражающим, голосом:
— Меня спасла моя мать. Она знала, что умирает. И уговорила отца выполнить её последнюю просьбу — спасти меня. Он любил её так, как никогда не любил меня. И согласился. Они пришли навестить меня. Дали мне Всеэссенцию с волосом моей матери. А она выпила Всеэссенцию с моим волосом. Мы поменялись обличиями.
Дрожащая с головы до ног Винки затрясла головой:
— Молчите, мастер Барти, молчите, не говорите больше ничего, вы сделаете плохо вашему отцу!
Но Сгорбс лишь ещё раз глубоко вдохнул и продолжал говорить всё тем же ровным тоном:
— Дементоры слепые. Они почуяли, что в Азкабан вошёл один здоровый и один умирающий человек. А потом почуяли, что из Азкабана выходит один здоровый и один умирающий человек. Отец вынес меня, переодетого в одежду матери, на случай, если кто-то из заключенных увидит нас сквозь решётку.
— Мама вскоре умерла в Азкабане. До самого конца она старательно принимала Всеэссенцию. Её похоронили в моём обличии и под моим именем. Все считали, что она — это я.
Веки молодого человека дрогнули.
— А что сделал с тобой отец, после того, как ты снова оказался дома? — тихо спросил Думбльдор.
— Инсценировал смерть мамы. Тихие похороны, пустая могила. Наш домовый эльф, Винки, выходила меня, вернула к жизни. После этого я должен был скрываться от людей. Должен был отчитываться во всех поступках. Отец с помощью заклинаний подавлял мою волю. После того, как ко мне вернулись силы, я мечтал только об одном — найти моего господина… вернуться к нему и служить ему.
— Как отец подавлял твою волю? — спросил Думбльдор.
— Проклятие подвластия, — ответил бывший Хмури. — Я был под полным его контролем. Он заставлял меня носить плащ- невидимку днём и ночью. Я всегда был под надзором домового эльфа. Она была моим сторожем и моей нянькой. Она меня жалела. Уговаривала отца изредка баловать меня чем-нибудь. В награду за хорошее поведение.
— Мастер Барти, мастер Барти, — завсхлипывала Винки из-под пальчиков, — вам нельзя это рассказывать, нам будет плохо…
— Кто-нибудь знал, что ты ещё жив? — по-прежнему мягко допрашивал Думбльдор. — Кто-нибудь, кроме твоего отца и домового эльфа?
— Да, — ответил Сгорбс, и его веки вновь дрогнули. — Ведьма из отдела моего отца. Берта Джоркинс. Она пришла к нам домой, принесла отцу бумаги на подпись. Его дома не было. Винки провела её в дом и вернулась на кухню, ко мне. Но Берта Джоркинс услышала, как Винки разговаривает со мной. И подкралась разведать, в чём дело. Услышанного было достаточно, чтобы догадаться, кто скрывается под плащом-невидимкой. Когда мой отец вернулся домой, она набросилась на него с обвинениями. Он наложил на неё очень сильное заклятие забвения. Слишком сильное. Он говорил, что оно навсегда повредило её память.
— А чего она полезла в личные дела господина? — плакала Винки. — Чего ей было от нас надо?
— Расскажи про финальный матч чемпионата мира, — велел Думбльдор.
— Это Винки уговорила моего отца, — отвечал Сгорбс всё тем же монотонным голосом. — На это ей понадобились долгие месяцы. Я уже многие годы не выходил из дому. А я когда-то очень любил квидиш. Отпустите его, просила она. Он не будет снимать плащ-невидимку. Пусть посмотрит игру. Хоть на воздухе побудет. Она сказала отцу, что мама умерла ради моей свободы. Что она спасала меня не для тюремного заточения. В конце концов он согласился.
— Всё было тщательно спланировано. Отец отвел нас с Винки в Высшую ложу рано утром. Винки должна была говорить, что держит место для отца. А я должен был сидеть тихо, оставаясь невидимым. Мы бы ушли последними, никто ничего не узнал бы.
— Но Винки понятия не имела, что я стал сильнее. Я начал бороться с проклятием подвластия. На короткие моменты я выходил из-под его контроля и временами практически становился самим собой. Всё случилось там, в Высшей ложе. Атмосфера праздника захватила меня. Я вдруг увидел палочку — она высовывалась из кармана у сидевшего впереди мальчика. Последний раз я держал в руках палочку ещё до Азкабана. И я украл её. Винки не знала. Винки боится высоты. Она прятала лицо.
— Мастер Барти, плохой мальчишка! — прошептала Винки, и между пальцев просочились слёзы.
— Значит, ты взял палочку, — сказал Думбльдор, — и что же ты с ней сделал?
— Мы вернулись в палатку, — продолжал рассказ Сгорбс. — А потом услышали их. Упивающихся Смертью. Из тех, кто никогда не был в Азкабане. Тех, кто не страдал за моего господина. Они отвернулись от него. При этом они не были в порабощении, как я. Они были свободны и могли разыскать его, но не захотели. Они просто решили позабавиться с муглами. Звуки их голосов разбудили меня. Мысль работала чётче, чем когда-либо за долгие годы. Я был в ярости. У меня была палочка. Я хотел напасть на них за то, что они неверны господину. Отца в палатке не было, он ушёл спасать муглов. Увидев меня в такой ярости, Винки испугалась. Она пользовалась своей, особой, магией, чтобы не отпускать меня от себя. Она утащила меня из палатки в лес, подальше от Упивающихся Смертью. Я сопротивлялся. Я хотел вернуться в лагерь. Хотел показать этим неверным, что означает служение Чёрному Лорду, и как следует наказать их. Я воспользовался украденной палочкой и запустил в небо Смертный Знак.
— Прибыли представители министерства. Принялись бить во все стороны Сногсшибателями. Одно из заклинаний насквозь прошило дерево, за которым прятались мы с Винки. Связь между нами разорвалась. Мы оба отключились.
— Когда Винки обнаружили, отец понял, что я должен быть где-то рядом. Он обшарил кусты вокруг того места, где её нашли, и нащупал моё тело. Подождал, пока уйдут представители министерства. Снова наложил на меня проклятие подвластия и забрал домой. Винки он уволил. Она подвела его. Не проследила, и мне в руки попала палочка. Чуть было не дала мне сбежать.
Винки издала вопль отчаяния.
— Мы остались в доме вдвоём, отец и я. А потом… потом… — Голова Сгорбса странно качнулась, и по лицу расползлась безумная улыбка. — Мой господин пришёл за мной.
— Это случилось однажды ночью. Его принёс слуга, Червехвост. Господин узнал, что я жив. В Албании ему удалось схватить Берту Джоркинс. Он пытал её. Она многое рассказала. Про Тремудрый Турнир. Про то, что один из старых авроров, Хмури, будет учителем в «Хогварце». Он пытал её до тех пор, пока не разбил заклятие забвения, наложенное моим отцом. От неё он узнал, что я сбежал из Азкабана. Что отец держит меня в
