Джерри Эхерн
БИТВА ЗА ОПИУМ
Посвящается Лью Вильсону — человеку, в действительности сражавшемуся против чумы, которую зовут наркотиками, — и ему подобным воинам, чей труд скупо оплачивается в плохо укомплектованных, безвестных агентствах, противостоящих богатейшим преступным синдикатам.
Любое сходство героев и персонажей этой книги с действительно существующими или когда-либо существовавшими частными лицами, политическими деятелями, коммерческими или правительственными учреждениями — чистая и непредвиденная случайность.
Глава первая
Фрост поднес желто-голубой огонек своей видавшей виды зажигалки “Зиппо” к сунутой в зубы сигарете и устремил глаза вниз.
Он пристально изучал новенькие, за шестьдесят пять долларов купленные туфли.
Чистый грабеж, подумал Фрост. Герберовский нож обошелся куда как дешевле, а пользоваться им доведется неизмеримо чаще, нежели этими шедеврами сапожного ремесла.
Армейские ботинки, служившие капитану в “полевых” условиях, имели размер десять с половиной, но штатская обувь отчего-то числилась под двенадцатым, да еще и четвертой полноты. Входишь в магазин, угрюмо подумал Фрост, спрашиваешь: “А двенадцатого в четвертой не сыщется?” — и продавщицы хохочут. Верней, хихикают потихоньку; но мысленно помирают со смеху, это уж как пить дать. За долгие годы, впрочем, следовало бы отвыкнуть от смущения. Одарила природа громадными ступнями, наградила несуразными ножищами — ну и что? Бывают и побольше. Правда, не очень часто…
Фрост пожал плечами и оглядел улицу. На тротуарах по-прежнему лежала влага, и Хэнк недовольно хмыкнул. Не успеешь добраться до следующего перекрестка, а весь великолепный шестидесятипятидолларовый лак пропитается водой, точно губка. И пятна останутся несмываемые… Проверено…
Поправив черную повязку на левом глазу, Фрост вздохнул и двинулся вперед. Было еще довольно рано, однако по Бурбон-стрит уже сновали стайки туристов. Невзирая на прохладу и морось, двери клубов и кафе растворились нараспашку, и улыбчивые, развязные зазывалы напропалую приглашали прохожих заглянуть и задержаться.
Один из них обратился к Фросту, но встретил равнодушный, ледяной взгляд. Осекся. Прервал бойкую, фразу где-то на середине.
“Туфель моих новых перепугался, что ли?” — подумал Фрост.
Он выбрался из квартала и вновь непроизвольно поглядел на блистательное лакированное приобретение. Слава Тебе, Господи, лак не желал заводить с водою излишне близкого знакомства и стойко отражал все ее ухаживания. Темных пятен пока не замечалось.
Фрост повернул на Орлеанскую улицу, ведшую прямиком к переулку Пиратов, где у фонтана за церковью, прямо посреди Джексоновской площади, была назначена встреча. Капитан шагал быстро, спасаясь от холода и промозглой сырости, разгоняя кровь по венам и артериям, согревая озябшее тело.
Деловая встреча. Не хуже любой иной. Одобрена Государственным Департаментом, подкреплена всеми возможными и вообразимыми документами — все предвидено, все обустроено. Какого же лешего, подумалось Фросту, назначать свидание под открытым небом в холодное, пасмурное утро? Даже на автомобиле не приедешь — запарковаться наверняка и безусловно будет негде…
Молодой уличный музыкант, кларнетист с длинной, вьющейся светлой шевелюрой и висячими усами, стоял на углу. Рядом расположились девушка, бившая в бубен, и подросток, вооруженный тромбоном. Проходя мимо, Фрост приметил красовавшуюся на асфальте перевернутую шляпу. Кларнет завел старую добрую мелодию “Давай прогуляемся вместе”. Фрост запустил руку в прорезь непромокаемого плаща, служившую для доступа к пиджачному карману, ощупью отыскал полдоллара и бросил в шляпу музыкантам. Девушка встряхнула бубен с удвоенным рвением и метнула на капитана лукавый взгляд. Ответная улыбка Фроста была довольно рассеянной.
Капитан заторопился дальше.
Казалось, в переулке Пиратов звукам удалявшейся музыки надлежало бы понемногу стихать, но этого не замечалось. Обернувшись через правое плечо, Фрост удостоверился: все трое музыкантов медленно следовали за ним, держась на почтительном расстоянии.
Миновав переулок и фасад старой католической церкви, Фрост увидал еще немало молодых уличных виртуозов, одарил еще кое-кого, чья игра не особенно резала слух, толкнул тяжелую створку высоких кованых ворот и объявился на Джексоновской площади.
Всех поджидавших близ фонтана он признал сразу же.
Доверенные представители дружественной страны, государства, на которое Департамент взирал весьма благосклонно. Фрост расстарался и добыл им оружие: 1.200 браунингов, 18.000 штурмовых винтовок М—16 и М—16А1; три тысячи подержанных смит-и-вессонов десятой модели, а также боеприпасы для всех перечисленных огнестрельных систем.
Превзойдя самого себя в изобретательности и чистой изворотливости, Фрост умудрился раздобыть в придачу несколько бывших в умеренном употреблении противотанковых гранатометов огромной мощности.
Все трое посредников — один француз, двое немцев, — и шестеро телохранителей топтались около каменной закраины бассейна. Фрост поднял было руку, чтобы помахать издалека, но сдержался. Приблизившись к фонтану, он любезно улыбнулся и произнес:
— Приветствую, ребятки!
Француз осклабился в ответ и сказал:
— Капитан Фрост?
Немцы пробормотали нечто маловразумительное. Фрост закурил новую сигарету, ожидая продолжения. Продолжения не последовало.
— Ну-с, — деланно бодрым и беззаботным голосом промолвил Фрост, — остается, по-моему, только обсудить окончательные условия доставки и оплаты. Правильно?
— Oui[1], — ответствовал француз. — Все окончательные условия и требования содержатся здесь, капитан.
Француз протянул Фросту желтую, довольно тонкую папку манильского картона. Фрост повертел ее в руках, прочитал начертанное на лицевой стороне собственное имя, проверил печать.
Сунул папку в карман дождевика.
Посредники развернулись и направились прочь.
— Эгей! — встрепенулся Фрост. — Это как понимать прикажете?
— Так и понимайте, капитан, — обернулся француз.
— Послушайте, я прошагал битых полторы мили. Промочил ноги, подхватил насморк. И только ради того, чтобы получить запечатанный конверт?
— Oui.
— Oui? Что значит “oui”? Больше добавить нечего? А?
— Oui.
Француз умолк и двинулся дальше.
— Ах ты… — пробормотал Фрост, машинально пиная носком туфли каменную закраину. Тотчас отдернул ногу и уставился на царапину, прорезавшую глянцевитый лак. — Шестьдесят пять долларов! Ах, черт бы тебя побрал!
