— Сукин сын оказался настолько занят, — задумчиво молвил Фрост, — что даже не нашел возможности буркнуть “здравствуй” собственному сыну… Возможно, так оно и было, не спорю. Но весьма и весьма сомневаюсь…
Элизабет продолжала вопросительно взирать на Фроста.
— Поутру за Кевином явится личность, именуемая Питером Каннингэмом. Во всяком случае, так ее представили. Оная личность сунет нам в физиономию убедительные документы, и заберет парня.
— Ты и в самом деле намерен отдать Кевина этому посланцу?
— Черта с два. Но, увы и ах, ежели документы окажутся в порядке, выбора не предвидится… Хотя…
— Что — хотя?
— Ничего. Задумал маленький безобидный карамболь. Авось, удостоверюсь и успокоюсь. А ежели нет — придется пальнуть разок-другой…
— Фрост, он очень хороший мальчишка.
— Знаю. Только не мы произвели его на свет. И не нам распоряжаться его перемещениями. Понимаешь?
Понизив голос, почти жалобно, Бесс промолвила:
— Что же с ним будет?
Фрост отмолчался. Он был почти уверен, что по телефону говорил подложный доктор Чильтон. Или, ежели предположить наихудшее, родители Кевина и впрямь рассматривали неповинного и великолепно одаренного мальчишку как нежелательную обузу.
“Черт! Был бы у меня в сыновьях такой умница — уж я бы знал, чему научить и как разговаривать… Великолепный ребенок — и болванам достался. Впрочем, иногда родители — умницы, а достается им болван… Тоже бывает”.
Этим глубокомысленным рассуждением Фрост и завершил ход своих мимолетных раздумий.
Ни Фросту, ни Бесс не удалось по-настоящему заснуть в эту ночь. О любви, разумеется, и речи идти не могло. Наемник просто обнял подругу, постарался убаюкать, нашептал множество нежных слов — и увидел брезживший за оконными стеклами рассвет…
Фрост открыл глаза.
Солнце уже вливалось в комнату широкими янтарными полосами. Простыня еще хранила тепло женского тела, но включенный на полную мощность душ уже журчал вовсю. Фрост зевнул и поднялся.
Пристроившись подле унитаза и занявшись отправлениями самого естественного свойства, Фрост осведомился:
— Хоть немного спала?
— Навряд ли. Что делать будем, Хэнк?
— Играть мелодию на слух. Причем, с ходу. Помойся, вытрись, выйди — тогда и поговорим.
Фрост прекратил журчать и начал жужжать. Жужжал он прекрасной, трехлезвийной электрической бритвой “Норелько”. Извлек ее из саквояжа, вонзил вилку в ближайший штепсель. Заработал удобным и полезным приспособлением, требовавшим выжидать, вращать, снимать щетину основательно и неторопливо.
Надобно и усы подстричь, отметил наемник. Включил гребенку, поглядел в зеркало, осторожно повел трепещущими лезвиями по великой своей гордости — пышным, начинавшим походить на моржовые, усам.
В зеркале возникла обнаженная, мокрая, отменно привлекательная Элизабет.
— Брейся спокойно. Мне понадобится еще минут пять привести себя в порядок. Не спеши.
— Усики-то подстриг вкривь и вкось, — задорно объявила Бесс, выйдя из душевой. — Дай, поправлю, насколько возможно…
— Придира, — слабо ухмыльнулся Фрост. — Ладно, попробуй…
— А как выгляжу я сама?
— На сто долларов. Пожалуй, даже лучше. Как обычно…
Фрост проверил хромированный браунинг, передернул затвор, сменил магазин. Последнее действие было совершенно лишним, но капитан проделал его автоматически, по давней привычке. Спокойно и обстоятельно заряженная обойма всегда работала безотказно.
— Ждешь неприятностей, Фрост? — осведомилась Элизабет, глядя куда-то в сторону.
— Всегда полезно позаботиться о разумных предосторожностях. Кстати, отчего бы тебе не упаковать все вещи?
— Зачем?
— Если, не приведи, Господи, понадобится удирать отсюда во всю прыть, лучше упаковать багаж заранее. Потом возиться будет уже некогда.
Бесс отвернулась от зеркала, в которое глядела излишне сосредоточенно, поднесла обе руки к левому уху, прикручивая серьгу, крепившуюся в мочке крохотным винтиком.
— Что-что?..
— По какому, собственно, делу тебя откомандировали в Канаду? — вопросом на вопрос отозвался наемник. — Я имею в виду, каков официальный повод командировки?
— М-м-м… Видишь ли, я сплошь и рядом занимаюсь военными обозрениями. В основном, разумеется, европейскими. Но стало известно, что канадцы и американцы затевают совместные испытания какого-то уж очень хитроумного самолета. Его уклончиво именуют “бомбардировщиком-призраком”. Испытания начнутся на будущей неделе, вот бюро и попросило представить подробный отчет.
— А киносъемки?
— Оператор прилетит из Штатов. Чуть позднее.
— Хм! — сказал Фрост. Нахмурил брови, поразмыслил.
— Пойди-ка, разбуди Кевина. А я вызову горничную, уплачу по счету вперед.
Но вызвать прислугу наемник не успел. Он уже готовился снять телефонную трубку, когда прозвучал длинный, резкий звонок.
— Слушаю.
— Господин Фрост! Капитан узнал голос портье.
— Да.
— Господин Фрост, вы просили тотчас известить, если кто-нибудь справится о номере вашей комнаты и пойдет наверх.
— Кто?
— Мужчина. Высокий. Вежливый.
— Один человек. Вежливый. Понял, благодарю… Вы только что честно заработали двадцать долларов.
Он положил трубку. Бесс глядела грустно и встревоженно.
— Буди Кевина. И возьми вот это.
Быстро провизжав змейкой на черном виниловом саквояже, наемник извлек и проверил пистолет- пулемет. Вставил и защелкнул тридцатидвухзарядный магазин.
— Что это значит? — шепотом спросила Бесс. — Что это?
— Новая модель. Сущая конфетка, можешь поверить. Если придется применять, оттяни рукоять затвора, и потом просто нажимай на гашетку. Пушка полуавтоматическая, бьет очередями в три выстрела. Предохранитель здесь. Да, береги пальцы — у затвора тугая пружина.
— Спасибо, — сказала Бесс, и принужденно улыбнулась.
— Теперь, наконец, подыми Кевина, и не отпускай от себя ни на шаг. Покуда я вразумительно и четко не велю иного.
В дверь постучали.
Повинуясь шестому чувству, капитан снял хромированный браунинг с предохранителя, взвел курок,
