он уже не сможет ничего сделать Президенту.
Фрост задержался на пару секунд, переводя дыхание и пытаясь преодолеть головокружение. Он подумал о Бесс — возможно, они больше никогда не встретятся. Как жаль…
Но потом он подумал о Джули Пульман. Даже если ему придется умереть здесь и он не сможет отомстить Фудани, все равно он нарушит планы шейха, возможно, приблизит конец его правления. Это была достойная цель, ради нее можно было и умереть.
“Бесс поймет меня, — подумал Фрост. — Поймет и простит”.
Он снова двинулся вверх по лесам; единственный глаз застилала мгла, голова начала болеть. Капитан понял, что он, продержится еще минуты две-три, не больше. А потом потеряет сознание от потери крови и болевого шока. И сделается совершенно беспомощным.
До смотровой площадки было уже рукой подать. Фрост продолжал машинально переставлять ноги и подтягиваться на балках, словно робот, лишенный всяческих чувств. Когда до края площадки оставалось всего два фута и одно последнее усилие, он вытащил из-за пояса револьвер.
Внезапно он осознал, что слышит человеческую речь, усиленную громкоговорителем. Это Президент Египта начал выступление. Капитан пожалел, что не знает языка, на котором тот говорил. Ему было интересно, о чем хотел поведать собравшимся самый, пожалуй, популярный государственный деятель современности
Фрост глубоко вдохнул и поднял голову и руку с револьвером над уровнем смотровой площадки.
Действительно, там были двое. Снайпер — с винтовкой у плеча — смотрел в оптический прицел, выбирая подходящий момент для выстрела. Второй мужчина — с автоматом в руках — стоял рядом. Фрост с удивлением узнал в нем старшего из фашистов. Он ожидал, что роковую пулю должен будет послать кто-то из тех парней, которые отрабатывали сценарий покушения в пустыне, но оказалось, что на роль снайпера был приглашен другой человек, возможно, профессиональный наемный убийца. Да, они не хотели рисковать и все рассчитали до мелочей.
Фашист с автоматом — видимо, у него тоже сработало шестое чувство — резко обернулся к Фросту, вскидывая свое оружие. Фрост нажал на спусковой крючок кольта. Грохнул выстрел.
Снайпер выгнулся в пояснице, секунду стоял неподвижно, а потом рухнул на каменный пол, выронив винтовку. Он даже не вскрикнул. Пуля задела позвоночник и скользнула дальше, прямо в сердце.
Капитан попытался направить ствол кольта на человека с автоматом, но тот уже открыл огонь, укрывшись за небольшой колонной. Он яростно вопил от горя и ярости, глядя на труп снайпера, который не успел выполнить свою работу.
Фрост вдруг почувствовал, как что-то обожгло его левое плечо и левую щеку. Но он все же успел навести револьвер на цель и выстрелить. Второй фашист — он был, как и предупреждала Луиза, в форме израильского коммандос, — подпрыгнул и исчез из вида за мраморной балюстрадой.
Фрост попытался пошевелиться, но его левая рука совершенно онемела, а перед глазами клубился черный туман. Он хотел немного сдвинуть ствол револьвера, но вдруг осознал, что оружие выпало из его руки и неизвестно где теперь находится. Впрочем, в кольте все равно не осталось зарядов.
С трудом сфокусировав зрение, Фрост увидел пожилого фашиста, который — с автоматическим пистолетом в руке — двигался к нему. На боку мужчины расползалось кровавое пятно.
Убийца что-то кричал, но Фрост не понимал слов. Наверное, тот кричал по-немецки.
Капитан хотел ответить ему, хотел сказать, что хотя фашист может и добить его, все равно они проиграли. Фашисты всегда будут проигрывать. И Фудани тоже остался ни с чем. Фрост пытался объяснить все это, но звуки увязали у него в горле, и раздавалось лишь какое-то бессвязное бормотание. Но не это было главное…
Фрост поднял голову, лучи солнца слепили его. А потом солнце закрыла тень, тень человека с пистолетом. Внезапно зрение Фроста пришло в норму. Он отчетливо видел мушку “Беретты”, которую фашист держал в руке. Да, это была именно “Беретта”, капитан узнал ее сразу. Видимо, шейх Фудани снабжал своих людей только такими пистолетами.
Мужчина вдруг перестал кричать и перешел на английский.
— Сейчас ты умрешь, — сказал он глухо.
Фрост машинально еще хотел пошутить: дескать, не надо говорить об очевидном, но его язык словно одеревенел. Ствол пистолета был уже в нескольких дюймах от его лица. Фрост решил, что не будет закрывать глаз. Его никогда раньше не убивали, и он хотел во всех подробностях рассмотреть, что это за штука, смерть.
Он услышал выстрел… А говорили, что человек не может слышать выстрела, которым его убивают. Что ж, очередная сказочка для домохозяек. Жаль, что ему уже не придется поведать об этом поклонникам боевиков.
Мельком он еще увидел фигуру пожилого фашиста с пистолетом в руке, а потом перестал видеть что-либо. Только перед глазом вдруг вспыхнули сотни ярких горячих солнечных дисков.
Потом он услышал голос где-то рядом. Голос сказал:
— Я умел попасть очень хорошо.
Фрост открыл глаз, страшась того, что он может увидеть. Но возле него был Шариф Абдусалем.
“Он что, тоже умер? — подумал капитан. — Да нет, вряд ли…”
Рядом с египтянином он заметил Луизу Канаретти. В руке Шариф держал дымящийся “Вальтер”. Похоже было, что он недавно стрелял из него. Фрост отвлеченно подумал, что Абдусалем должен был связаться с начальством и получить под расписку другое оружие, вместо того кольта, который он отдал ему.
— Держись, Фрост, — сказал кто-то.
Капитан хотел ответить, что покойники не могут держаться, но внезапно его тело прошила острая боль. Он понял, что зацепился за что-то искалеченной левой рукой.
— Держись, Хэнк.
На сей раз он узнал голос. Луиза Канаретти. “А что, вы думаете, я делаю?” — хотел ответить он, но вместо этого лишь закрыл глаз и провалился в пустоту.
Глава двадцать третья
ФРОСТ НЕ ВИДЕЛ ЛУИЗУ КАНАРЕТТИ В ТЕЧЕНИЕ девяти недель. Четыре из них он провел в больнице, частично в реанимации. Его левая рука до сих пор плохо сгибалась, но теперь, главным образом, из-за проведенной операции по пересадке кожи, а не потому, что кость или нерв были повреждены.
Он стоял у зеркала, повязывая галстук. Глядя на себя, Фрост отметил, что немного утратил загар. Закончив дела и Нью-Йорке, капитан собирался провести еще несколько дней с Луизой, а потом отправиться в Лондон. Он решил, что строить планы на будущее будет теперь только вместе с Бесс, иначе ничего не выйдет.
На сегодняшний день он обеспечил себе триста пятьдесят тысяч долларов и вечную признательность египетских властей и американской мафии.
“Жизнь — это не такая уж плохая штука”, — подумал Фрост.
Он посмотрел на кровать, которая стояла у стены. На кровати лежала Луиза Канаретти.
— Чертова инфляция, — снова буркнул Фрост, закончив повязывать галстук.
— Что ты сказал?
— Я сказал — инфляция. Когда я в первый раз купил себе галстук, то он обошелся мне в восемь долларов. А за этот я выложил уже двадцать восемь. Кого мы выбираем в Конгресс?
Он отошел от зеркала, взял со спинки стула жилет, надел его, старательно застегнул. Затем прицепил под левую руку кобуру с любимым браунингом. Вернулся к зеркалу, чтобы проверить, как ему это удалось. Потом взял пиджак.
— Что это ты так разоделся? — спросила Луиза.
— У меня встреча с ребятами твоего отца. Одно небольшое дельце.
