«Почти все люди отвращаются от немощных и бедных и земной царь не переносит их вида, начальствующие от них отворачиваются, богатые их презирают и, когда встречают их, проходят мимо, будто бы они не существуют, и общаться с ними никто не считает желаемым, а Бог, Которому служат бесчисленные множества (ангельских) сил, все содержащий словом Своей силы, Кого великолепие непереносимо для всех, не отказался стать отцом и другом и братом этих отверженных, но захотел воплотиться, чтобы стать подобным нам по всему, кроме греха, и сделать нас причастниками Своей славы и царства»[467].
В этом отрывке интересно не только живое описание поведения «великих» по отношению к бедным, оскорбляющее христианские чувства пр. Симеона, но, особенно, противоположение, делаемое им между Царем Небесным и царем земным в их отношениях к людям. Идея, что император является представителем Бога на земле, чужда пр. Симеону. Вообще, когда он говорит о «земных царях», то делает это почти всегда без сочувствия, иногда даже с иронией и враждебностью. Так, в его описании Страшного Суда, Христос, помянув Давида и других ветхозаветных праведников, обращается со следующими словами к «царям и властителям»: «Почему вы не были подражателями ему (Давиду) и подобным ему? Или, может быть, вы считали себя более славными и богатыми, чем он, и потому не захотели смириться (перед Богом)? Жалкие и несчастные, вы, будучи тленными и смертными, захотели стать единодержцами (μονοκράτορες) и миродержцами (κοσμοκράτορες). И если только находился кто-нибудь в другой стране, не желающий вам подчиняться, вы превозносились над ним, как над вашим ничтожным рабом, и не выносили его неподчинения, хотя и он был таким же, как и вы, рабом Божиим, и у вас не было никакого преимущества пред ним. А Мне, вашему Творцу и Владыке, вы не хотели подчиниться и служить в страхе и трепете… Разве вы не слыхали, как Я говорил всегда: 'Желающий в вас быть первым, да будет самым последним рабом и служителем всех?' Как вы не убоялись… впасть в гордость от этой пустой и суетной славы и стать преступниками этой Моей заповеди»[468]. Хотя эти высказывания пр. Симеона, как мы уже сказали, в основном религиозные и христианские, можно, однако, усматривать в этих двух выражениях (μονοκράτορες и κοσμοκράτορες) критику двух основных политических и социальных тенденций македонской династии и Василия II в особенности. Первая была стремлением сокрушить внутри империи всякую социальную силу, которая хочет освободиться от императорской власти и ограничить ее (земельное провинциальное дворянство главным образом), μονοκράτορες характеризует, кажется, эту тенденцию; другая, экспансионистская, стремилась расширить пределы империи с целью достичь всемирного владычества: κοσμοκράτορες обозначает ее. Пр. Симеон не отвергает императорской власти как таковой, но осуждает только плохих царей своего времени и противопоставляет им смиренных, добрых и преданных Христу. Отметим еще, что выражение κοσμοκράτωρ, применяемое им к царям, носило в греческой христианской письменности негативный оттенок, так как обыкновенно употреблялось для обозначения сатаны, «князя мира сего», или злых духов вообще (ср. Ефес. 6, 12).
В том же тоне резкого нравственного изобличения пр. Симеон обращается в Гимнах к царям. Он обвиняет их в том, что они своими действиями изменяют Христу, но признает их хорошие политические дела. «Цари, — говорит он, или, вернее, Сам Бог говорит (через него), — вы хорошо делаете, воюя против (иных) народов, если только вы сами не творите дела народов, их нравы и советы и мнения и посредством многих ваших дел и слов не отрекаетесь от Меня, вашего Царя. Для вас было бы лучше хранить Мои слова и право творить все Мои заповеди и проходить не обремененную делами жизнь в ублажаемой бедности. Ибо какая польза бороться (за освобождение) мира от смерти и временного рабства, а самим вам становиться ежедневно рабами и страстей, и бесов вашими делами, и наследниками неугасаемого огня. Все хорошо, какие бы кто ни делал дела ради Меня и (из) сочувствия и милости к ближнему, но первое (дело) из всех, если он себя пожалеет… и пребудет в Моих, Владыки, словах… потому что это для Меня жертва… без этого вы хуже язычников»[469].
Можно было бы процитировать еще другие тексты пр. Симеона, из которых видно, что для него религиозные соображения всегда преобладают над политическими и социальными и определяют их. Так, он утверждает, что усилия людей установить между собою мир обречены на неудачу, если они не примирятся прежде всего с Богом посредством исполнения Его заповедей и христианской жизни. «Каким образом будет миротворцем, — спрашивает себя пр. Симеон, — отчуждающий себя самого от Бога и не слушающий говорящего: 'От имени Христова просим, как бы Сам Бог увещевает через нас: примиритесь с Богом'? Как будет миротворцем противящийся Богу и воюющий с Ним через нарушение заповедей, таковой, даже если устанавливает мир между всеми, есть враг Божий, так как даже тех, кого он примиряет друг с другом, он примиряет не как угодно Богу. Ибо (так как сам он первый враг самого себя и Бога) Его врагами становятся и те, кто примиряется через таковых (людей)»[470].
Мы можем, следовательно, сделать заключение, что в своем отношении к миру и действительности пр. Симеон всегда остается бескомпромиссным христианином, все подчиняющим Богу и Его воле, отнюдь не равнодушным, несмотря на свое монашество, к тому, что происходит, но убежденным, что, чтобы победить зло, нужно прежде всего победить грех в себе и отречься от всего, что нас удаляет от Бога и от Его любви.
Часть III Познание Бога
Для пр. Симеона было большим и поразительным открытием, что Бог сознательным образом показывается людям, и не только в прошлом, но и в наши дни. «Откуда я знал, — спрашивает себя пр. Симеон в Благодарениях, — что Ты являешь Себя приходящим к Тебе, еще пребывающим в мире, чтобы я взыскал увидеть Тебя? Откуда я знал, что таковой радости и отрады удостаиваются приемлющие в самих себе свет Твоей благодати? Откуда или как знал я, несчастный, что уверовавшие в Тебя получают Твой Дух Святой? Потому что я считал, что верую в Тебя совершенно, и думал, что обладаю всем, что Ты даруешь боящимся Тебя, ничего совсем не имея, как я этому позже научился на деле. Откуда я знал, Владыка, что Ты, будучи невидимым и невместимым, бываешь видимым и вмещаешься внутри нас?.. Откуда же я знал, Господи, что у меня есть такой Бог, такой Владыка, такой Покровитель, Отец и Брат и Царь, Ты, обедневший ради меня и принявший вид раба? Действительно, мой человеколюбивый Владыка, я никак не знал ничего из всего этого»[471]. Он был убежден тогда, что личное познание Бога было достоянием апостолов и великих святых былых времен или даже будущего века, но не дано всем еще в этой жизни. «Ибо слыша, как Твои проповедники говорили об этом, я полагал, что в будущем веке и только по воскресении это бывает, и не знал, что и теперь это, скорее, совершается»[472]. Пр. Симеон подробно рассказывает, как Христос явился ему и как он на опыте познал благодать, о возможности чего и не подозревал. Это великое открытие — что возможно достичь видения Бога еще в здешней жизни — и является источником его учения о сознательном познании Бога еще при жизни.
