патина с соседних участков, да и сам металл хоть и немного, но подъедается.
Чтобы кислота растворила исключительно ржавчину, не тронув железа, в нее добавляют так называемые ингибиторы (см. главу «Химия и жизнь»).
Кислотами травят исключительно железо и сталь, но не цветные металлы (разве что медь). Латунные и бронзовые[9] аксессуары холодного и огнестрельного оружия вообще никогда не следует ничем травить, чтобы не уничтожить драгоценную темную патину. Их просто натирают тряпкой или кистью, в крайнем случае – крацуют мягкой латунной или бронзовой щеткой. Но коль скоро вам приспичило вернуть, например, шпажной гарде чистый желтый тон, подержите ее в растворе трилона-Б или нашатырного спирта. Последний работает жестче, трилонже – классика расчистки цветных металлов и сплавов.
Механическая расчистка состоит в упомянутом крацевании поверхности относительно мягкой стальной или бронзовой щеткой, вращающейся со скоростью не более 1500 об/мин, чтобы «щетина» не работала как абразив, а также в зачистке наждачной бумагой. Последняя операция требует ясного ума для понимания недопустимости какого бы то ни было царапанья или стачивания металла, поэтому применять следует исключительно мелкозернистые разновидности, выбранные осознанно, а не те, что попались под руку. Крацовка предпочтительнее, так как она избирательно удаляет рыхлые наслоения продуктов коррозии, не затрагивая металл, и придает поверхности шелковистый блеск и какую-то особенную «старинность».
Последнее замечание совершенно не касается клинков, так как именно крацевание уничтожает характерный лоск, присущий клинкам, выбирая менее прочную ржавчину и оксиды из коверн и микровпадин. Клинки следует только шлифовать мелкозернистой наждачкой, обернув ею деревянный брусок, чтобы обеспечить плоскостность прилегания. Если поверхность металла не идеально гладкая, вместо дерева лучше работает брусок тугой черной резины, так как она, обладая некоторой эластичностью, «обтекает» неровности и компенсирует перепады. В любом случае такую шлифовку обязательно завершают «нулевкой», которая придает металлу ненавязчивый и натуральный глянец.
Предметы старины очень часто доходят до нас лишенными каких-либо отдельных частей, как правило – выступающих за общие габариты, а потому подверженных ударам судьбы. Оружия это касается в большей степени, поскольку оно в силу своего предназначения обязано, образно говоря, «плавать в опасных водах», воевать с себе подобными изделиями и вместе с хозяином стойко переносить тяготы и лишения военной службы. Иногда можно говорить не об утрате, а лишь о травме, когда отбитый фрагмент каким-то чудом сохранился и вопрос его возвращения на законное место – всего-навсего дело техники.
Восполнение утраты в чистом виде, когда порой даже не вполне ясно, как выглядела злосчастная деталь, есть реконструкция и в известной степени стилизация, поскольку иначе пришлось бы воссоздавать всю технологическую цепочку с привлечением архаичных приемов и способов обработки материалов, равно как и сами материалы. Простой пример: чтобы изготовить абсолютно точную копию, скажем, бронзовой детали эфеса, необходимо произвести химический анализ сохранившихся частей, затем сварить бронзу согласно полученной рецептуре, а уже потом вытачивать или отливать недостающее звено, придерживаясь аутентичных технологических приемов. Ошибетесь по материалу – новодел будет отличаться цветом и нюансами патины, причем со временем этот фактор выйдет на первый план.
Идеалом восполнения можно считать ситуацию, о которой я когда-то прочел в журнале «Вокруг света»: некий мастер– керамист реставрировал изразцовую печь века эдак XVI и бился над получением оригинальных синих и зеленых тонов поливы плитки несколько лет. В итоге, по завершении комплекса работ, он был не в состоянии отличить свои изделия от сохранившихся изразцов – ни на первый, ни на второй взгляд, ни под оптикой. Но это, скорее, исключение.
Реально восполнение утрат происходит с той или иной мерой приблизительности, и чем допуск меньше, а границы у?же, тем лучше. Полная отсебятина, не столь редкая на ниве реставрации, есть халтура и, строго говоря, преступление перед историей. За это надо пороть шомполами на площади.
Таким образом, можно выделить, по меньшей мере, три основных момента, к соблюдению которых нужно стремиться:
– «попасть» в материал;
– «попасть» в стиль;
– «попасть» в технологию.
Если удастся более или менее точно соблюсти их все, результат порадует и вас, и заказчика, и потомков. Впрочем, последний пункт достаточно спорный, так как самыми суперсовременными методами можно добиться настолько точного воссоздания, достичь которого иным способом либо неимоверно трудно, либо вовсе невозможно.
Проблема здесь извечная и банальная: финансирование! С какой стати и кто (фанатики не в счет) согласится экспериментировать с рецептами, делать приспособления, печки, тигли и прочую машинерию, плавить, лить, ковать и т. д., чтобы в итоге получить за невеликий шедевр половину среднемесячной зарплаты. Так что Его Величество Компромисс имеет место всегда и всюду, и при прочих равных условиях (профессионализм, совесть и т. п.) его величина обратно пропорциональна смете проекта.
Если заказ частный, а хозяин-барин строг и знает толк в старине, обычно требуется совершенно точная реконструкция с соблюдением не только внешних, но и прочностных характеристик, поскольку любители оружия обожают помахать и погреметь им друг о друга, иногда с плачевными последствиями. Напротив, музейная работа допускает имитацию, изготовление самого настоящего муляжа, порой из гипса или папье-маше.
Также бывают ситуации, когда волей-неволей приходится использовать совершенно иной материал ввиду полной невозможности воссоздания оригинала. Так часто происходит со стрелковым оружием времен обеих мировых войн – бакелитовые рукоятки разных револьверов-пистолетов абсолютно нереально сделать заново, поэтому выполняется имитация из твердых пород дерева, например, ореха. И ладно – история простит, дилетант не поймет, а знатоков мало. Кроме того, деревянные «щечки», в принципе, существовали.
Существует, к сожалению, класс повреждений и утрат, которые не могут быть ни исправлены, ни воссозданы никоим образом. То есть вообще! Разумеется, речь о клинках. Конечно, отломанное острие меча можно приварить, а если оно потеряно, то и сделать заново, но, во-первых, это обязательно будет заметно (хотя бы из-за отсутствия неповторимых следов коррозии), а во-вторых, клинок совершенно лишится даже подобия боевых качеств. Сталь либо отпустится в зоне сварки (пайки), и полоса потеряет упругость, либо вообще треснет, так как локальный нагрев закаленной стали чреват именно этим. Вы скажете, что клинок можно предварительно отжечь, – но калить-то полосу со сваркой все равно нельзя, точно треснет. Остается имитация.
И еще – есть утраты и повреждения (скорее, последние), которые абсолютно нежелательно изводить, так как они являются дивными, неповторимыми историческими свидетелями.
Рис. 63
Вот, к примеру, две рукоятки турецких ятаганов (рис. 63), изъеденные червецом, и, строго говоря, в гадком состоянии. Но они еще достаточно крепки, они ПОДЛИННЫ, именно за них хватались руки неизвестных янычар – их НИКАК нельзя поновлять!
А что, скажите, делать с таким вот повреждением клинка (рис. 64)? Паять, варить и шлифовать? Если бы ятаган смог ожить, то за одни такие мысли он бы разделался с их автором, как со средневековым вором, потому что подобные методы «реставрации» и есть воровство у потомков того, чего им уже вовек не увидеть.
Рис. 64
По-хорошему, абсолютное большинство повреждений лучше вообще не трогать, разве что консервировать. Во всяком случае, лично мне в музеях неинтересно глядеть на тщательно «намарафеченную» старину, ибо это уже не старина!
Это совершенно необходимый процесс или этап работы, так как без него решительно все ваши действия останутся видны, как на ладони. Впрочем, в музейной реставрации именно четкое отличие новодельных фрагментов от оригинала является суровым требованием – но то наука, а простые смертные хотят
