насколько можно было охватить взглядом. Где-то там простирались болота, которые не то что летом, но и зимой большей частью непроходимы.
Волохов шагнул в воду. Она была холодная и немного мутная, а дно мягким, илистым. Иногда под ногу попадали скользкие коряги. Зайдя в воду по колено, он раскинул руки и поднял к небу лицо. Дрожь прошла, были только он, озеро и ветер. Он зашептал древнюю молитву. Он просил вернуть силу, просил всех богов, которых знал, и даже того, кто эту силу отнял. Просил вернуть хоть на короткое время. Ему казалось, что от озера исходит свет, и он глотал этот свет и пил ветер.
Не открывая глаз, он шагнул вперед и нырнул, сложив над головой руки.
Он плыл над самым дном, и за ним тянулась полоса взбаламученного ила. Подводная живность прыскала в стороны, прячась в тине и водорослях от стремительной живой торпеды. Здесь он был дома, здесь он был готов схватиться с кем угодно. Меняя направление, он кружился в воде, наслаждаясь свободой и движением. Внезапно проснулся голод. Он устремился к поверхности. Выводок уток, почувствовав исходящую из глубины угрозу, устремился в камыши. Пушистые птенцы, смешно мельтеша под водой лапками, старались не отстать от матери. В стороне три селезня, презрительно посмотрев на суету семейства, продолжали кормиться, ныряя за мальком. Внезапно вода поднялась возле одного из них, словно от упавшего в воду огромного камня. Успев лишь коротко крякнуть, селезень исчез под водой. Два оставшихся забили в панике крыльями, взлетели и, испуганно крича, понеслись над озером.
- Эх, надо было ружье захватить, - Брусницкий проводил глазами галдящих уток, - хорошо, хоть удочки взял.
Костер потрескивал сухими ветками. Иван, пыхтя, приволок длинное бревно и теперь, примериваясь, ходил вокруг с топором. Брусницкий разбирал продукты и складывал их в палатку. Палатка была большая, с надувным полом и противомоскитной сеткой.
- Хлеба почти нет, - бормотал он, - зато тушенки навалом. Иван, ты как относишься к тушенке?
- Положительно.
- Правильно, и я тоже. Но на одной тушенке долго не протянем. Придется завтра съездить в деревню. Достань котелок. Там где-то, под спальником.
Под вечер пошел мелкий нудный дождь. Они сидели на уложенном возле костра бревне, накрывшись куском брезента, и ели тушенку, подогретую на костре, по очереди черпая из котелка алюминиевыми ложками.
- Надо бы оставить, - рассудительно сказал Иван, заглянув в котелок.
- Ничего, разогреет еще, - успокоил его Брусницкий, - кто не успел тот опоздал!
Когда совсем стемнело, они разложили большой костер, опасаясь, как бы Волохов не заблудился в темноте. Сырые дрова постреливали, дым ел глаза. Волохов появился возле костра из темноты так внезапно, что, казалось, шагнул из другого мира. В согнутой руке он нес крупную щуку, продев пальцы в жабры. Хвост рыбины волочился по земле.
- Вот это улов, - восхитился Брусницкий, - Иван, там мешок в багажнике. Сходи, намочи его в воде, будь другом. Есть хочешь, Павел?
- Нет, я сыт. Пожалуй, спать лягу.
Иван принес мокрый мешок. Щуку обложили травой и завернули в мешковину. Иван достал из своего рюкзака бутылку, залез в палатку и пристал к Волохову, упрашивая его выпить отвар. Тот понюхал, скривился и вспомнил, как он лечил Светку.
- Ваня, ты смерти моей хочешь?
- Совсем не хочу, потому и прошу выпить это. Поверьте пожалуйста, это
вам очень пригодится. И утром надо будет тоже принять, обязательно
натощак, - Иван просительно посмотрел на Волохова, - он не сможет
больше отравить вас. Пожалуйста, выпейте. Это не очень горько - там мед есть.
- Эх, - тяжко вздохнул Волохов, - за что ж мне такие наказания...
Он выдохнул и залпом выпил мутноватую терпкую жидкость.
Дождь припустил сильнее, и Брусницкий тоже забрался в палатку. Долго разбирались, кто где будет спать. Наконец, устроились, Ивана положили посередине, и Брусницкий погасил фонарь. Под шум дождя сон пришел быстро и незаметно.
Утро наступило тихое и ясное. От вчерашней непогоды не было и следа. Солнце узкими лучами пробивалось через листву. Влажная земля парила. Позавтракали тушенкой. Иван стал мыть посуду, Брусницкий уехал за продуктами, а Волохов опять ушел на озеро. Иван сходил к монастырю, увидел палатки туристов и вернулся. Делать было нечего, он почистил щуку и стал опять собирать дрова в ожидании Брусницкого. Тот приехал к обеду, наладил поплавочную удочку. Они с Иваном накопали червей, и Брусницкий надергал за полчаса десяток ершей. Завернув мелочь в марлю, сварили из нее и щучьей головы бульон, потом добавили крупные куски щуки, забросили в котелок картошки, лавровый лист и перец горошком. Такой ухи Иван еще не пробовал. Волохова ждать не стали. Он опять появился ближе к вечеру с пойманной рыбой. Они запекли ее на прутиках над угольями. На ночь Иван опять заставил Волохова выпить отвар.
На третий день Брусницкий сказал, что пришла пора выспаться, и залег в палатку на целый день. Иван опять пошел к монастырю. Небо хмурилось, и когда он вышел к разрушенной кирпичной ограде, хлынул дождь. Туристов уже не было. Иван продрался сквозь кусты. Когда-то здесь был погост. На провалившихся, заросших травой могилах стояли покосившиеся деревянные кресты. Кирпичная кладка стен монастыря едва проступала сквозь деревья. Огромные ели соперничали высотой с главным куполом. На стенах зеленел мох, вились побеги кустарника. На четырех куполах сохранились кресты. Иван, пораженный размерами и величием храма, перекрестился и вошел внутрь.
Время и люди не пощадили внутреннюю отделку, но все равно огромное здание ошеломило его. Перед мраморным иконостасом он опустился на колени. Полустертые лики святых глядели на него, словно из глубин времени. Он стоял, в благоговении склонив голову перед красотой, которую не смогли испортить автографы туристов. Что такое были надписи, вроде 'Здесь был Вася' по сравнению с вечностью! Он поднялся с колен и пошел вдоль стен, касаясь их ладонями. Шершавый кирпич во многих местах был вынут, выщерблен. С потолка главного купола свисала длинная люстровая цепь. Иван собрался было поискать проход на крышу, когда услышал звук автомобильного двигателя. Он поморщился: неужели опять туристы?
По старой монастырской дороге к храму выползла грязная 'Нива'. Пассажир вышел, поднял воротник куртки и, наклонившись к окну, долго убеждал в чем-то водителя, потом, махнул рукой и пошел под дождем к храму. 'Нива' развернулась и укатила. Это было странно. У мужчины не было ни рюкзака, ни сумки, только пластиковый пакет, который он держал над головой, прикрываясь им от дождя. Перед самым храмом он остановился и задрал голову. Восторженно поцокав языком, он вошел внутрь и увидел Ивана.
- О-о, здравствуйте, молодой человек, - незнакомец, приветливо улыбаясь, протянул руку, - от дождя прячетесь?
- Здравствуйте. Нет, зашел вот посмотреть.
Иван пожал протянутую руку, разглядывая мужчину. Говорил тот с легким акцентом. Смуглое лицо с живыми карими глазами казалось приветливым. Одет он был явно не по погоде, значит, приехал издалека. Легкая куртка на плечах потемнела от воды, намокшие от дождя волосы с седыми прядями аккуратной волной лежали на голове. На пальце у него был крупный перстень с прозрачным камнем.
- Какое великолепие, - озираясь, мужчина прошел в центр храма, изумительно. Даже фрески почти целые!
Иван насупился, решив, что перед ним один из искателей икон и древней живописи, собравшийся по дешевке приобрести все это в глубинке.
- Все равно их нельзя снять. Для этого всю стену разобрать надо, - чуть враждебно сказал он.
- Ни в коем случае, - замахал руками иностранец, - что вы такое говорите, молодой человек! Это надо реставрировать на месте. Здесь все надо реставрировать. Какая прелесть! Беллиссимо!
Он обернулся к Ивану.
- А вы турист или местный житель?
- М-м..., турист.
- Вот как, - иностранец столь внимательно разглядывал его, что Ивану стало не по себе, - вот как. Я
