бесхарактерными полукровками и евреями. Здесь проявляется интересная контригра, которую можно наблюдать во всех других сферах. Если органичная с точки зрения воли ложь означает смерть нордического человека, то для еврейства она означает жизненный элемент. Парадокс в том, что постоянная ложь представляет собой «органичную» истину еврейской противоположной расы. Тот факт, что истинное содержание понятия чести им чуждо, влечет за собой по законам религии часто даже приказной обман, что изложено в Талмуде и в Шулхан-Арухе (Schulchan-Aruch) прямо-таки монументальным способом. «Великими мастерами лжи» назвал их жестокий правдоискатель Шопенгауэр. «Нация торговцев и обманщиков», подчеркнул Кант. Поскольку это так, еврей не может прийти к власти в государстве, которое является носителем обостренного понятия чести. Точно по той же причине немец не сможет по-настоящему жить внутри демократической системы, быть в ней плодотворным тружеником. Потому что эта система построена на массовом обмане и эксплуатации в большом и малом. Или он преодолевает ее, переболев ядовитой болезнью, в идейном и материальном отношении, или безнадежно погибает в грехе против своей органичной истины.
Жизнь может быть — как было обозначено — изображена по-разному. Сначала это происходит мифологически-мистическим способом. Тут выступают четкие законы мира и заповеди души как индивидуальности, которые обладают вечной ценностью толкования, пока жива раса, которая их создала. Поэтому жизнь и смерть Зигфрида — это вечное бытие, поэтому воплощенное в «Сумерках богов» стремление к искуплению как признанному неизбежному следствию нарушения договора — т. е. как к искуплению после преступления против органичной внутренней правды — это вечное движение германского сознания ответственности. Аналогичное содержание истины обнаруживают и немецкие сказки, которые существуют вне времени и только ждут чистые пробудившиеся души, чтобы расцвести заново. Они в любое время могут перелиться в новую форму нашего толкования мира: в абстрактную. Она означает не развитие в плане прогресса, а только постоянно ищет эпохальные формы воздействия имеющегося уже мифического содержания, выраженного соответствующим времени образом. Мировоззрение, следовательно, будет «правдивым» только тогда, когда сказка, сказание, мистика, искусство и философия смогут взаимно переключаться и выражать одно и то же разным способом, имея предпосылкой внутренние ценности одного типа.
Сюда необходимо приобщить религиозный культ и политическую общественность, как миф, созданный самими людьми. Воплотить это в реальность является целью расового культурного идеала нашего времени. Когда-то высоко поднятое распятие повлияло на внезапную переориентацию тысяч людей, смотрящих на этот символ. Сознательно и подсознательно соединились все ассоциативные факторы — Иисус Христос, Нагорная проповедь, Голгофа, воскресение верующих — и часто сплачивали миллионы для дел во имя господства этого эталона. И сегодняшнее время упадка имеет свой символ — красное знамя. При виде его и здесь появляется множество ассоциаций у миллионов: мировое братство неимущих, пролетарское государство будущего и т. д. Каждый, кто поднимает красное знамя, оказывается вождем в этой империи. Старые антисимволы пали. Достали и черно-бело-красное знамя, которое развивалось в тысячах битв. Враги немецкой нации знали, что они этим делают. Но что они действительно смогли сделать, то это отнять у почетного знамени 1914 года его внутренний миф. Но уже поднят новый символ, который борется со всеми другими — свастика. Если этот знак развернуть, он будет эталоном старо-нового мифа; кто его видит, думает о чести народа, о жизненном пространстве, о чистоте расы и жизнеобновляющем плодородии. Все еще витают в воздухе воспоминания о том времени, когда свастика в качестве знака благополучия вела нордических переселенцев и воинов в Италию, Грецию, когда она нерешительно появлялась в освободительных войнах, пока не стала после 1918 года эталоном для нового поколения, которое, наконец, захотело стать «единым с самим собой».
Символом органичной германской истины сегодня бесспорно является черная свастика.
Глава 4
Лейбниц как провозвестник органичной правды. — Хердер — «гуманист» и германский знаток души; внутренняя ценность народности. — Ницше, Ранке. — Утверждение и признание. — Центр блаженства.
Как четко прослеживаемое течение, наряду с поиском «абсолютной истины», проявляет себя совершенно иная точка зрения на понятия «я» и «ты», на понятия «я» и «мир», «я» и «вечность». Лейбниц предстает в новом времени как предчувствующий и уже четко осознающий ее проповедник. Вопреки механической атомистике Хоббе, который утверждал, что в результате соединения кусков (которые не являются частями формы) возникает общество, некое целое; вопреки абсолютистской теории о наличии абстрактных «вечных» законов формы и схем, Лейбниц провозглашает, что это объединение отдельного и общего происходит в отдельной личности, формируется живым и неповторимым образом. У математического схематизма логически понимаемого неизменного бытия было отвоевано признание становления таинственно формирующегося бытия. Ценность этого становления заключается как раз в сознании возможного совершенствования' в результате самовоплощения. Необходимое решение поставленной школьной задачи бытия при помощи атомистики, механизма, индивидуализма и универсализма отрицается и преобразуется в стремящееся вперед приближение к самим себе. Но это обосновывает новую нравственность: душа не получает новых абстрактных правил извне, она также не движется к внешней поставленной цели, она ни в коем случае не «выходит из себя», она «идет к самой себе».
Этим уже обозначено совершенно другое понимание «истины«: для нас истина это не логическое «правильно» и «неправильно». Истина требует логичного ответа на вопрос: плодотворно или неплодотворно, автономно или несвободно?
И именно Хердер, который искал абсолют на одном пути — «гуманистическом», именно он еще глубже проник в великую идею Лейбница и стал учителем, особенно для нашего времени, как немногие даже среди великих. У Лейбница душа и вселенная противостояли друг другу как совершенно разделенные сущности. «Не имеющая окна» монада могла связаться с другой только предположив, что и здесь происходит автономный очистительный процесс самовоплощения, т. е., что монада «отражается». Хердер ставит между обеими общее национальное сознание, как наполняющее жизнь событие. За жизнью признается — независимо от всех законов рассудка — собственная ценность. Подобно тому, как полнокровно и своеобразно существует человек и народ, они воплощают также собственную ценность, т. е. проявление нравственной природы, которая не погибает в потоке так называемого «прогресса», а утверждается — и по праву — как форма. Это растущее (органичное) явление обусловлено внутренними ценностями, но и характеризуется также барьерами — если можно употребить это слово — его можно принять или отвергнуть как целое. Давление со стороны абстрактного может уничтожить форму, а вместе с ней продуктивную способность. Хердер сознательно высмеивает так называемых «продвинутых», которые сущность человеческой формы собираются измерить своими просвещенными «детскими весами» и произносит слова, которые в наше время звучат как радостная весть: «Каждая нация имеет свой центр счастливого блаженства в себе так же, как каждый шар — свой центр тяжести». За этот таинственный центр боролись поколения: романтики называли уже совершенно отвлеченно народный дух самым существенным в нашей жизни; Шляйермахер учил, что «каждый человек должен представлять человечество своим способом, чтобы в рамках бесконечности стало реальным все, что может выйти из его лона»;
Ницше со всей присущей ему страстностью, возмущаясь узким схематизмом, требовал в дальнейшем подъема жизни и искал истинное в отдельной личности: только то, что создает жизнь, имеет добродетель, имеет ценность, и жизнь говорит: «Не следуй мне, следуй себе». Ранке заявляет в деловом представлении, что если в Европе еще раз (после Рима) к власти будет стремиться интернациональный принцип, то против этого мощно прорвется органично национальное, и заверяет в другом месте почти парадоксальным образом: «Каждая эпоха является непосредственно богом, и ее сущность основывается вовсе не на том, что
