отношению к отечеству и честь заставляют меня Предпринимать все, но надежда ею не управляет», — говорилось несколько дней спустя. И Луизе Доротее фон Гота он признается в письме: «Может быть, наступил час судьбы Пруссии, может быть, придется пережить новую деспотичную империю. Я не знаю. Но я ручаюсь, что это наступит только после того, как прольются реки крови, и что я не увижу мое отечество в цепях и позорное рабство немцев». И снова Фридрих пишет Д'Аргенсу (18.9.1760): «Вы должны знать, что нет необходимости в том, чтобы я жил, важно, чтобы я выполнил свой долг» и (28.10.1760): «Никогда не узнаю я мгновения, которое бы вынудило меня заключить невыгодный мир». «Или меня похоронят под обломками моего отечества, или… положу конец самой моей жизни… Этому внутреннему голосу и требованиям чести я позволял управлять собой в моих действиях и собираюсь это делать и впредь». [В этой связи я рекомендую отличное издание Рихарда Фестера «Фридрих Великий, письма и сочинения» в двух томах. Лейпциг, 1927 г., которое отличается отделением самого важного и грандиозного от многого другого.].
Если Фридрих Вильгельм I олицетворял бюргерскую честность и самоограничивающее благоразумие, то Фридрих II был символом всего героического, что, казалось, прошло и погибло в крови, грязи и нужде. Его жизнь — это самая настоящая, величайшая история Германии, и жалким негодяем покажется, тот немец, который образ Фридерикуса попытается исказить злобными замечаниями.
Но лишь немногих он смог сформировать как личности. Несмотря на его огромный мирный труд, широкие массы народа были грубы, не имели культурных традиций, выродились, были обезьяноподобными, непрусскими, ненемецкими. С неохотой они позволяли воздействовать на себя культивируемому им образу мышления, и сам Фридрих — управлению которого Кант посвятил свою «Критику чистого разума» — не находил духовности в германской культуре, противостоящей французской культуре, так что его любовь к французской литературе проложила путь к победе неофранцузскому миру идей, который в форме идеи любви, в форме учения о гуманизации, сковывал органичные силы Пруссии, в которой еще не полностью проснулось сознание, и обусловил в дальнейшем неспособность противостоять войскам французской революции.
Новое учение о гуманности было «религией» масонов. Оно до сегодняшнего дня представляло собой духовные основы универсалистски-абстрактного образования, исходный пункт всех эгоистичных проповедей блаженства, оно (уже в 1740 году) высказало и политическое ключевое слово последних 150 лет: «свобода, равенство, братство» и родило хаотическую, разрывавшую народы «гуманную» демократию.
В начале XVIII века в Лондоне встретились мужчины, которым профессиональные споры в рамках существующей до сих пор «религии любви» частично стоили народа и отечества, и основали в период дикого времени «Союз человечества по развитию гуманности и братства». Так как этот союз признавал только «человека», то с самого начала не было сделано различий ни по расовым, ни по религиозным признакам. «Масонство — это союз человечества по распространению принципов терпимости и гуманности, в стремлениях ордена которого еврей и турок могут принять такое же участие, как и христианин». Так звучала принятая в 1722 году конституция. Идея гуманности должна составлять «принцип, цель и содержание» масонства. Оно — согласно Фрайбургскому ритуалу — шире, чем все Церкви, государства и школы, чем все сословия, народы и национальности; так как оно распространяется на все человечество. Так еще сегодня германская ложа поучает нас [
Это анатомистическое мировоззрение было предпосылкой для политического учения демократии и экономического догмата веры принуждения в связи с необходимостью свободной игры сил. Таким образом, все силы, которые добиваются ослабления государственных, национальных, социальных связей, должны постараться эту философию масонов, а следовательно, и союз человечества, подчинить своим интересам. Мы видим здесь, как международное еврейство инстинктивно и одновременно с сознанием превосходства пустило корни в масонских Организациях. Хотя расовая сущность в «союзе человечества» инстинктивно защищалась так же, как и при попытках Церкви истребить германский тип, но, тем не менее, можно легко доказать, что в то время, когда нордический человек боролся против Рима, слепой Годр нанес ему, ничего не подозревая, смертельный удар сзади: масонство стало политическим мужским союзом в Италии, Франции, Англии и руководило демократическими революциями XIX столетия. Его «мировоззрение» подтачивает год за годом основы всей германской сущности. Сегодня мы видим, что деятельные представители международных бирж и мировой торговли почти всюду играют руководящую роль в управлении благословенной «Церковью». Все во имя «гуманности». Лицемерие сегодняшних эксплуататоров мира, безусловно, более унизительно, чем те попытки порабощения, которые во имя «христианской любви» так часто повергали Европу в смятение и хаос. Благодаря проповеди гуманности и учению о равенстве человека любой еврей, негр, мулат мог стать полноправным гражданином европейского государства: благодаря гуманной заботе о каждом в отдельности в европейских государствах на каждом шагу встречаются роскошные заведения для неизлечимых больных и умалишенных; благодаря гуманности и преступник-рецидивист считается несчастным человеком без учета интересов всего народа, при первой возможности его снова выпускают в общество и не препятствуют его способности к размножению. Во имя гуманности и «свободы духа» грязным журналистам и каждому бесчестному мерзавцу позволяют сбывать всякую порнографическую литературу: благодаря гуманности негры и евреи проникают путем заключения брака в нордическую расу, и даже занимают важные посты. Эта гуманность, не связанная с расовым понятием чести, сделала неслыханную лживую сущность бирж уважаемой профессией наряду с другими. Эта организованная преступность во фраке и цилиндре почти самовластно определяет сегодня на экономических и экспертных конференциях продолжающийся десятилетиями подневольный труд миллионов людей.
На поводу у этой масонской демократии тащилось тогда все марксистское движение, которое искажало первые проявления здорового протеста рабочего класса и все социал-демократические партии при помощи еврейских денег, еврейских вождей и еврейской частично индивидуалистской, частично универсалистской «идеологии» поставило на службу биржам. Промышленный рабочий XIX века, обманутый относительно своей судьбы, внезапно вырванный с корнем, лишенный возможности оценить все масштабы, поддался заманчивым проповедям интернационала пролетариата, поверил в то, что в результате классовой борьбы, т. е. путем разрушения половины своего собственного тела, можно стать «свободным», предвкушая возможность захватить власть, потерял голову и прикрыл все это внешним лоском «гуманности», Сегодня это безумие лопнуло, и марксистское руководство страшного надувательства было разоблачено среди упорно сражающихся, полных сил и готовых к борьбе слоев общества. [А. Розенберг «Международная денежная аристократия и ее господство в рабочем движении всех стран». Мюнхен, 1925 г.].
Парадокс, как демократии, так и марксистского движения заключается в том, что они действительно представляют самое грубое, самое бесчестное материалистическое мировоззрение и сознательно подпитывают все инстинкты, которые могли бы способствовать разложению, но в то же время клянутся в своем сострадании, своей любви к угнетенным и эксплуатируемым. С умом они взывают к духовной жертвенности пролетариата с тем, чтобы сделать его внутренне зависимым от своих вождей. Мы видим здесь, что в марксизме идея жертвы и «любви» играет ту же роль, что и в римской системе. Точно так же понятия крови и чести вожди марксизма высмеивали и издевались над ними, пока эти неистребимые идеи не стали известными среди рабочего класса. Сегодня, наконец, заговорили о «пролетарской чести». Если эта идея распространится, то значит не все потеряно, так как, высоко ценя понятие чести вообще, немецкий рабочий класс сумеет также избавиться от своих бесчестных марксистских вождей. Если затем это понятие чести сословия сформируется в идею национального учения, то прозвучит первый удар колокола германской свободы. Но это будет возможно только тогда, когда все трудящиеся немецкого народа
