— Похоже, — как-то чересчур быстро согласилась Ираида Васильевна. — Но помните старинную геологическую притчу о лягушке, которая прыгнула в ямку с сейсмографом, отчего тот зарегистрировал землетрясение в десять баллов? Между прочим, над незадачливым прибористом, который думал, что он проспал та. кое землетрясение, все смеялись. Мне что-то не хочется, чтобы вся система «Первой Козырева» потешалась над тем, как на «Арамисе» тоже открыли несуществовавшее землетрясение.
— Все равно, — упрямо проговорила Симона, — моей визы на разгрузку «Бригантины» не будет.
Ираида Васильевна только руками развела:
— Чего же вы требуете?
— Вскрыть контейнеры с грузом.
Тут даже Ада разинула рот.
— Симона, — проговорила она, — ты… это же двести восемьдесят штук!
— А что делать? Где искать?
— Что искать? — буквально застонала Ираида Васильевна. — Если бы хоть вы сами могл предположить, что искать?
— Причину, по которой американцы спускались в тамбурную камеру.
— Так и ищите в тамбурной.
— Голые стены. Голые титанировые стены. Титанир в тридцать миллиметров толщиной. Так что камера исключается, хотя они именно в нее и ползали.
— Наденьте антирадиационный скафандр и сами идите в камеру, — решительно распорядилась Ираида Васильевна. — Если вы там ничего не обнаружите сегодня вечером «Бригантина» уйдет на «Первую Козырева».
— Надо думать, не уйдет. А тебе, Паша, что?
— Ничего, — кротко сказала Паола. — Прибраться хотела.
«Слышала, радуется», - подумала Симона.
— А, иди спать. Третий час. Только притащи нам сифончик, мы ведь тут до утра. Если не до вечера.
— Сейчас.
Паола застучала каблучками по коридору. Но Симона ошиблась — радости не было. Что-то случилось. Что-то нависло над ними. Просто так корабль не задерживают.
А знают ли они?…
Паола тихонько ахнула, сифон упал на пол и запрыгал, как мячик. Никогда еще она сама не включала каюту капитана. Она убирала ее перед приходом корабля, и приготавливала земной костюм, и ставила четыре махровых мака — но никогда не включала сама фон его каюты.
Паола оглянулась — никого. Щелкнула тумблером.
Дэниел стоял у иллюминатора. Сейчас из его каюты нельзя было увидеть Землю, и он смотрел просто в темноту, и Паола вдруг поняла, как же худо ему, и как она нинем, никогда не сможет ему помочь. Потому что она никогда не будет нужна ему.
— Капитан, — сказала, она шепотом.
Дэниел обернулся. Увидел Паолу. Всего только Паолу.
Паола проглотила сухой комочек.
— Не хотите ли какую-нибудь книгу, мистер 0'Брайн?
— Благодарю. Я не люблю читать урывками.
— А если вы здесь задержитесь, мистер 0'Брайн?
Дэниел долго и очень спокойно смотрел на Паолу. Смотрел так, как нельзя смотреть на некрасивых.
— Благодарю вас, мисс, — сказал он просто, — Пришлите что-нибудь по вашему выбору.
А Симона с Адой действительно просидели до утра, и Симона в тяжеленном скафандре облазала всю тамбурную, — и когда утро наступило, не оставалось ничего, как сидеть до вечера, и Симона с Адой снова, сидели, и до слез вглядывались в желтовато-оливковый экран, на котором было видно, как всесильные киберы обнюхивают и простукивают каждый контейнер, и каждую пядь стен, переборок и люков, и каждый паз, и каждую заклепку, и — ничего…
И ничего.
БЕЛЫЙ КАМЕНЬ У МЕНЯ, У МЕНЯ…
— Вот так, — сказала Ираида Васильевна. — Не вижу оснований продолжать карантин. Киберы и механизмы с «Бригантины» убрать, в помещениях станции поднять синтериклон.
Симона свесила лохматую голову на правое плечо, пошла выполнять приказание. Хорошо, что успела обо всем, доложить. Холяеву еще утром, — сейчас уже было бы поздно, уже вечер.
Этот прощальный вечер за общим столом, не разделенным на две половины, всегда носил отпечаток торжественности: Сама церемония поднятия перегородки уже символизировала объединение со всеми людьми Земли. Обычно незадолго до нее командир станции вызывал с «Первой Козырева» буксирную ракету, и таким образом первый общий ужин превращался в прощальный. Паола, побледневшая и повзрослевщая, бесшумно наклонялась над креслами — по традиции, установленной ею самой, в этот прощальный вечер никакие киберы в кают-компанию не допускались. Официально это подчеркивало уважение хозяев к гостям, на самом же деле — позволяло девушке хотя бы невзначай подойти к капитану 0'Брайну. И когда ей удавалось обменяться с ним парой ничего не значащих фраз, Ираида Васильевна радовалась за нее, Симона посмеивалась, а Аде было за нее немножечко стыдно. Но так или иначе — ничего не было для Паолы желаннее и печальнее, чем эти прощальные вечера.
Симона, так и не ложившаяся в эту ночь, сидела, подпершись рукой на манер Ираиды Васильевны, а за столом царствовал неугомонный Санти, который, притворно вздыхая и чересчур демонстративно добиваясь всеобщей жалости, рассказывал горестную историю своего детства, прошедшего в унылой и академической обстановке роскошного дворца его папочки, миллиардера старого закала, который довел своего единственного сына до необходимости сбежать в школу космонавтов, за что последний был пр-р- роклят со всей корректностью выходца из викторианской Англии.
Санти пожалели и накормили манговым джемом.
Ираида Васильевна качала головой, простодушно удивлялась:
— Прямо не верится, что у вас так не жалуют космолетчиков. Вон у нас — Колю Агеева каждый школьник знает.
— Тем не менее это действительно так. Интерес к межпланетчикам угас сразу же, как прекратились сенсации. Установление же регулярных рейсов между Венерой, Марсом, Землей и астероидами низвело космолетчиков до положения шоферов или даже кучеров. Не смейтесь. Это печально, потому что такое отношение к нам господствует не только в высших кругах, но распространилось на все слои общества.
— Да, — вставила Паола. — «На своей Земле» — помните?
– «На своей Земле»…
Это была модная американская песенка, и написали ее явно не профессионалы, — это чувствовалось и по довольно примитивной мелодии, и по словам, неуклюжим и грубоватым, и все заставили Санти ее спеть, и Паола согласилась подпевать, и только капитан немного нахмурился, когда Санти затянул, отбивая такт тонкими и аристократическими (теперь-то это сразу бросалось в глаза) пальцами:
Пусть другие оставят родной порог,
Уходя на космическом корабле,-
Нам хватит забот и хватит тревог
На своей Земле, на своей Земле.
Пусть другие целуют своих подруг,
Унося тоску о земном тепле,
Нам хватит нелегких своих разлук
На своей Земле, на своей Земле.
Пусть других погребает навек Луна,
Пусть другие сгорают в межзвездной мгле
Но горя и так мы хлебнем сполна
На своей Земле, на своей Земле…
