неукоснительное правило — полное воздержание от пищи до заката солнца. Охотник обращается с молитвой к огню, от которого он получает предзнаменования, к тростнику, из которого делает стрелы, к Тсу'лкала, великому владыке охоты, наконец, он призывает в песнях тех самых животных, которых собирается убить».
В британской Гвиане «индеец перед отправлением на охоту обязан для обеспечения успеха совершить ряд более или менее странных церемоний. Вокруг своей хижины он посадит разного сорта семена (обычно — краснолистник), которые, по его мнению, должны сыграть роль магического средства, обеспечивающего поимку дичи. Растения предназначены для его собак, которых он заставляет проглатывать кусочки корней и листьев. Иногда бедным животным приходится подвергаться более болезненным операциям… Сам охотник причиняет себе мучения: он подвергает себя укусам ядовитых муравьев, натирает себя гусеницами, раздражающими кожу, и т. д.».
Наконец, и оружие, и охотничье снаряжение должны также подвергнуться магическим операциям, которые наделяют их особой силой. Не приводя много примеров, укажем хотя бы, что у фангов (Западная Африка) существует обычай изготовлять перед охотничьей экспедицией
С. Предположим теперь, что операции достигли цели и дичь показалась: достаточно ли будет только напасть на нее и сразить метким ударом? Нет, отнюдь нет: и здесь все зависит от мистических обрядов. Так, у сиуксов, «когда показывается стадо (бизонов), охотники принимаются говорить со своими лошадьми, хвалить их, льстить им, называя их отцами, братьями, дядьями и т. д. Приблизившись к стаду, они делают остановку, для того чтобы охотник, несущий трубку, мог совершить церемонию, считающуюся необходимой для успеха. Последний зажигает трубку и в течение некоторого времени остается с опущенной головой, повернув ствол трубки к стаду. Затем он начинает курить, направляя дым последовательно в сторону бизонов, земли и четырех стран света». Этот обряд имеет, очевидно, целью установить мистическую связь между животными, с одной стороны, охотниками и четырьмя странами света, с другой: мистическая связь должна помешать бизонам скрыться, заклинание отдает их в руки охотников. Нечто аналогичное мы находим у малайцев. «Когда убежище оленей обнаружено, все молодые люди кампонга собираются вместе, после чего совершается церемония… Туземцы думают, что без нее экспедиция будет неудачной и веревки арканов окажутся слишком слабыми, чтобы удержать оленей…» Точно так же в Южной Африке «один из моих людей, — говорит Ливингстон, — который обладал талисманом для слонов, считался предводителем охоты. Он шел впереди других, высматривал животных, и все зависело от его решения. Если он решал напасть на стадо слонов, то другие смело следовали за ним; если он отказывался, то никто не решался на это. Ему по праву причитался определенный кусок слоновьей туши». Наконец, южные австралийцы вовсе не считают на охоте достаточным открыть местонахождение эму: необходимо еще и парализовать их при помощи магических операций. «В каменоломнях встречается определенный камень величиной приблизительно в голубиное яйцо: туземцы называют его яйцом эму… Они завертывают эти камни в перья и жир. Когда охотники подходят к эму на расстояние нескольких сотен метров, они начинают бросать в сторону эму камни. Охотники думают, что камни обладают магической силой и способны помешать эму убежать».
В Новом Южном Уэльсе, «когда туземец отправлялся на охоту, он нес с собой магическое
Во многих обществах успех зависит также от определенных запретов, которые должны соблюдаться во время отсутствия охотников теми, кто их не сопровождает, в особенности их женами. Так, в Индокитае «охотники из Лаоса отправляются в путь, наказав своим женам тщательно воздерживаться во время своего отсутствия от стрижки волос, от умащения себя маслом, от выставления наружу ступки или пестика для очистки риса, от нарушения супружеской верности: эти действия повредили бы результатам охоты… Если пойманный слон, отбиваясь, умудряется свалить те приспособления, которые должны его держать, то это, наверное, происходит потому, что оставшаяся дома жена была неверна своему муже. Если веревка, удерживающая слона, обрывается, то потому, что жена охотника, вероятно, остригла свои волосы, если веревка, соскальзывает и слон убегает, то потому, что жена, по всей вероятности, натерлась маслом».
«В момент отправления на охоту они делают „духам длинные веревки с петлей“, которые служат для поимки слонов, приношения из риса, водки, цыплят, уток. Больше того, охотники наказывают женам воздерживаться от стрижки волос или от проявления гостеприимства чужеземцу. Если наказы не будут выполнены, то пойманные животные убегут, да и разгневанный муж может развестись с женой по возвращении. Со своей стороны, охотник обязан воздерживаться от всяких половых сношений, а согласно весьма распространенному в Индокитае обычаю, он должен давать всем предметам обихода условные имена, так что у охотников создается своего рода специальный язык. На месте охоты предводитель произносит формулы, переходящие по наследству от отца к сыну». Точно так же у гуичолов во время охоты на оленей, которая имеет для них первостепенное значение, «весьма существенным считается, чтобы старейшины племени и женщины, совершавшие обряд, не нарушили установленного законом поста. Они мысленно следуют за охотниками во все время их отсутствия, они возносят молитвы огню, солнцу и другим богам о ниспослании охотникам успеха, который должен принести счастье всем… Время от времени некоторые из постящихся вставали и принимались громко молиться с таким жаром, что слезы появлялись на глазах у всех других». Скулкрафт в свою очередь говорит: «Если какой-нибудь индеец терпит неудачу на охоте, он тотчас говорит, что кто-нибудь, вероятно, нарушил законы, связанные с охотой».
D. Но даже и тогда, когда дичь убита и подобрана, не все еще кончено. Необходимы новые магические операции для завершения круга, начатого операциями, совершенными в начале охоты: здесь так же, как и в жертвоприношении (как показали Юбер и Мосс), обрядам «вступления» соответствуют обряды «выхождения». Операции эти — двух родов, но иногда их трудно различать. Одни призваны предотвратить месть со стороны животного, а вместе с тем и со стороны духа, который олицетворяет и представляет всех животных своего вида. Для пра-логического мышления, управляемого законом партиципации, не существует четкого разделения между особью и видовой сущностью. Другие операции призваны умилостивить жертву (или духа). Смерть животных, как и смерть людей, не приводит к