мысль доставила ему особенное удовольствие. Силы переполняли его. Упиваясь уверенностью в собственном теле, он без разбега высоко подпрыгнул и достал кончиками пальцев толстую рыжую ветку сосны. Рюкзак грузно и мягко поддал его по спине.
Солт знал, что победит.
Жалко того. Когда он проиграет Солту, его город расформируют. Всех заберут в эти жуткие Внутренние миры, о которых толком ничего не известно…
Но иначе нельзя, конечно. Это неизбежно. Население городов растет, они должны расширяться, значит, количество их должно сокращаться. Сколько всего городов? Солт понятия не имел. Собственно, о мире, расположенном за формирующими город силовыми рубежами, никто ничего не знал. Но Сокровенные знали все.
Время от времени они устраивали состязание. Директор получал сигнал и предлагал городу избрать бойца.
Поднимаясь на платформу, Солт, никак не думавший, что выбор падет на него, не подозревал, где окажется.
Но парки города он любил и очень обрадовался, что попал в лес. Он шел, а Сокровенные наверняка следили за каждым его шагом и оценивали каждый его шаг. Так они проверяли перспективность и жизнеспособность городов — выигравший город расширялся, а проигравший исчезал с лица земли. Но правил игры ни один горожанин не знал. Чем руководствуются Сокровенные, определяя победителя, было выше человеческого понимания.
А кто такие Сокровенные? Они ни во что не вмешивались, никто никогда их не видел и не слышал… Никто, собственно, и не стремился, — только дети, играя в Сокровенных, на свой лад пытались проникнуть в эту тайну, привычную, как зима и лето. Взрослые не задумываются над такими вопросами, у взрослых — дела.
— Ладно, думал Солт, бесшумно идя по плотному слою хвои. Столбы голубого света висели в ярком, насыщенном ароматами воздухе. Там разберемся. Если придется встретиться. А может, и не придется. Все- таки он волновался, как волнуются на ответственном празднике.
Пока все вроде нормально, все правильно: иду, лес не порчу… Интересно, а что делает сейчас тот?
День близился к концу, когда Солт вышел на просторную поляну, усеянную неподвижными брызгами цветов. Посреди, покосившись от старости, стояла седая, в напластованиях зеленого и сизого мха, избушка.
Она была такая неправдоподобно древняя, такая сказочная, что напоминала елочное украшение, плавающее в золотистых лучах заката. Только курьих ног ей не хватало. Солт замер и даже рот приоткрыл.
— Избушка-избушка, повернись ко мне передом, — негромко попросил он потом. Но избушка и так стояла к нему передом.
— Хозяева дома? — застенчиво позвал Солт. Мальчишеское предвкушение чудес, не оставлявшее его с самого утра, вновь усилилось.
Было очень тихо.
Солт подошел к крылечку и поставил ногу на верхнюю ступеньку. Подождал. Из какой-то вежливости к жилищу скинул рюкзак и, держа его за лямку левой рукой, неспешно вошел.
Внутри была одна лишь комната с узкими окнами в двух стенах, грубо сколоченным столом и огромным сундуком у стены. Ну вот, подумал Солт, стоя у порога и озираясь. Как удачно я набрел. В избушке никого не бывало, по крайней мере, с осени — на полу, занесенные октябрьскими ветрами, лежали скорченные коричневые листья. Солт положил рюкзак на стол и прошелся взад-вперед. Половицы скрипели и прогибались. Подмести бы… Кое-как, ногами, Солт сгреб хрупкие листья в угол и пожалел: комната потеряла свой заброшенный уют. Вышел на крыльцо. Вечереющий лес был безмятежен.
— Ну скажите на милость, — громко произнес Солт, — как тут можно поступать неправильно?
Он ожидал другого — трудностей, препятствий, предельных нагрузок. Направо — огнедышащий дракон, налево — камнепады… Происходящее походило на каникулы. Дальше бы так. Странно, подумал Солт, глубоко вдыхая лесной воздух, неужели утром я был еще дома?
Проснулся в своей постели… Спокойное солнце коснулась деревьев, тени ползли к избушке по росистой траве. Хорошая завтра будет погода, с удовольствием подумал Солт.
Гордясь собой, с приятным ощущением добротно сделанного дела, он вернулся в избушку, расстегнул рюкзак. Проглотил несколько питательных таблеток, запил глотком воды из фляги. Хорошо! Спать можно на сундуке. Неплохо бы, наверное, нащипать травы под голову — он читал об этом. Но рвать живую траву, только чтоб стало мягко голове лежать, казалось ему злобным безумством. Интересно, что в сундуке.
Там стояли один на другом ящики самых разнообразных габаритов и форм. Отблескивала сталь, матово темнела пластмасса — картина оказалась неожиданно суровой, далеко не буколической. С легким щелчком открылся первый — широкий, плоский, — внутри расположился целый продуктовый склад из таблеток и тюбиков. Видно было, что выпущены они на разных фабриках и возраст у них разный. Но Солт знал, что концентраты могут сохраняться практически вечно.
— Спасибо, друзья, — проговорил Солт, — но у меня есть.
И вдруг сообразил, что не первый попал в эту избушку, что, быть может, все играющие, из раза в раз, проходят этим путем. Догадка ошеломила его. Значит, он здесь не случайно? И избушка эта, и все, что в ней, не просто так? Он шел по лесу куда глаза глядят, километров сорок, наверное, отмахал, а пришел туда, куда его вели? Ему стало зябко.
Верно, был кто-то первый, оставивший здесь еду.
Возможно, незачем оказалось нести дальше, а возможно, позаботился о тех, кто придет потом. Говорят, есть города, где люди голодают. Может, там даже бойца не могут снарядить в дорогу… Наша еда самая вкусная, подумал Солт и, вытряхнув на ладонь полтора десятка своих таблеток, аккуратно уложил их в свободные гнезда. Лопай, брат… питайся. Наслаждайся. Солт вытащил карандаш и пометил: «Это — лучшие». Хотел поставить и дату, но спохватился, что в других городах может оказаться другой календарь. И письменность, вспомнил он. Он не знал, смогут ли его прочесть.
Вот странно, подумал Солт. Им овладела приятная, расслабленная задумчивость — дела завершены, можно поразмыслить о предметах умозрительных… Знаем, как из воздуха делать пищу, из магмы глубоко под городом — ткани и стройматериалы… А что за люди живут за непроницаемой пленкой силового контура — представления не имеем… Собственно, откуда мне известно, что «это — лучшие»? Он с неудовольствием качнул головой. Взял одну таблетку, придирчиво рассосал. Нет, успокоенно заключил он. Вкуснятина, как ни крути.
Темнело. Из окон веяло ночной летней прохладой; засыпающие деревья, казалось, были впаяны в синий ночной воздух единой, чуть туманной массой. Широко размахивая крыльями, над избушкой проплыла крупная птица — в тишине стонуще посвистывали перья. Может, и впрямь мой противник вокруг меня вьется, с улыбкой подумал Солт — ему показалось, это та самая птица, с которой он встретился днем. Тогда поди докажи тут свою правоту. Ему вспомнилась сказка о том, как подружились птица и рыба и немедленно заспорили. Рыба говорила: «Недотепа ты, по воздуху летаешь», а птица отвечала: «Дурища, в воде плаваешь…» В пылу полемики птица свалилась в воду. Рыба принялась ее одобрять и учить плавать, но птица просто пошла ко дну. Тогда рыба взвалила ее на спину и отнесла к берегу, проворчав: «Иди уж, летай, раз ничего лучше не умеешь». Но тут спасительницу волной вышвырнуло на берег. Птица страшно обрадовалась, стала приглашать ее полетать, но сообразила, что рыба не от хорошей жизни молотит хвостом по песку, и оттащила ее в море, буркнув: «Ладно, плавай, что с тебя взять». С тех пор они держались поблизости друг от друга — одна в воде, другая в воздухе, присматривая, чтобы с подружкой не случилось несчастья…
В следующем ящике лежал карабин.
Солт присвистнул. Он сразу узнал его. Солт любил механизмы и частенько заходил в Технологический музей — там имелись и образцы оружия. Поговаривали, что существуют города, где оно до сих пор в ходу, но Солт не особенно верил: карабин был для него такой же машиной, как, скажем, трактор, — забавной, шестеренчатой и допотопной. Он осторожно вынул карабин из повторяющего его очертания гнезда, обитого мягкой синей тканью. Карабин оказался удобным и приятно тяжелым. Вот это да, обалдело подумал Солт,
