слова палево-серый крэг, прошелестев бессильными крыльями, опустился на меч, цепко обхватив его когтями. Теперь Асмур не мог воспользоваться этим оружием.
— Буду стрелять! — крикнула мона Сэниа. — И я не промахнусь, вы меня знаете!
Братья ее знали. Асмур — тоже.
И тут материнский крэг встряхнул головой, так что седой венчик поднялся над нею, точно рыцарский плюмаж, и издал укоризненный клекот. Это подействовало эффективнее, чем угроза Ее Своенравия — действительно, трудно было найти проступок страшнее, чем поднять смертоносное оружие на человека.
Но ранить крэга — пусть даже нечаянно — это было самым позорным, несмываемым грехом.
Принцы осадили коней.
— Эрл Асмур, — прокричал один из тех, кто стоя за спиной моны Сэниа — кажется, самый старший, — ты знаешь, что исполняющий Уговор неприкосновенен, и как бы мы ни чувствовали себя оскорбленными, не нам, принцам крови, нарушать законы Джаспера. Поэтому мы разрешаем тебе удалиться. Полночь миновала, а предначертание указало тебе начать путь до рассвета. Ступай с миром, но помни: если, вернувшись, ты приблизишься к нашей сестре ближе, чем на расстояние взгляда и голоса — мы будем драться так, как велит фамильная честь: без крэгов, вслепую, на звон шпаги.
— Я не менее вашего чту Уговор и законы Джаспера, — тяжело переводя дыхание, проговорил эрл Асмур, который задыхался от бешенства, — и тем не менее помните, высокородные принцы, что, выполнив свой долг перед крэгом моей матери, я вернусь и скрещу шпагу или кинжал, рапиру или меч по выбору с любым из вас, независимо от того, удостоит ли снова меня принцесса Сэниа слова или взгляда!
— А теперь слушайте меня! — разнесся над ночными полями звенящий голос моны Сэниа. — В отличие от вас я плюю на Уговор, и на все законы Джаспера оптом, кроме того единственного, который позволяет королевским дочерям по собственной воле выбирать себе мужа. Вы не хотите брать на себя обузу его ленных владений, которыми вам бы пришлось управлять в случае нашей смерти — хороши братцы! Что ж, в таком случае вы мне больше не родня. Я отрекаюсь от королевской крови. Асмур! — она нагнулась с седла и положила ему на плечо маленькую руку, опушенную аметистовыми перьями. — Ты забыл о старинном обычае — заключать брак вместе с завещанием. Тогда на них, на этих каплунов, жиреющих в Диване, в случае, если ты не вернешься, не ляжет никаких обязательств. Ну!..
Он с тоской поглядел в ее лицо — узкое страстное лицо, обрамленное черными прядями, выбивающимися из-под фламинговой шапочки; когда-то он любил это лицо, эту девочку, не сводившую с него очарованных глаз на ее первом турнире… Но видят древние боги, как он устал от ее сумасшедшего нрава!
Пусть она права и у него душа крэга, но он уже ничего не желает, кроме покоя — если не для тела, то хотя бы для души и чести! И сейчас, когда она завладела, между прочим, его конем, встала между ним и исполнением Уговора — он вдруг отчетливо понял, что гораздо сильнее любил бы ее… в воспоминании.
— Мона Сэниа, — проговорил он как можно мягче, — высокородная мона, вы разгневаны на братьев и отреклись от родства с ними, но вы забыли о своем отце!
Звук его голоса, исполненного чарующего благородства, произвел не примиряющее, как он рассчитывал, а прямо противоположное действие — от любви и горя Сэниа окончательно потеряла голову:
— Асмур, я ничего не повторяю дважды! Ты сейчас же наречешь меня своей женой, или… — она оглянулась, пытаясь найти что-нибудь такое, чем можно было бы напугать самого Асмура.
Видят древние боги, это было чертовски трудно! Ибо напугать бесстрашного эрла могла разве что такая угроза, которая еще ни разу не прозвучала под небом Джаспера. Но и принцесса была не из пугливых: она медленно подняла руку с маленьким десинтором до уровня своего лба. И рука ее не дрожала.
— Асмур, — сказала она очень просто, — если ты этого не сделаешь, я УБЬЮ КРЭГА. Своего крэга.
Он рванулся к ней, пытаясь перехватить руку, но она оказалась проворнее — вскочив на седло ногами, она вытянулась во весь рост и теперь стояла на спине его вороного, освещенная тремя лунами, с рукой, поднятой ко лбу.
Принцев как ветром сдуло с седел — все разом очутились на земле, а один, самый младший, отвернулся и прижался лицом к гриве своего коня. Не было еще такого на Джаспере за все полторы тысячи лет действия Уговора; чтобы кто-нибудь поднял руку на своего крэга.
На себя — бывало.
Но принцесса Сэниа грозила невиданным.
— Тарита-крэг, поводырь моей матери! — прорычал Асмур голосом, которому больше бы пристало проклятье, чем брачная клятва. — Пред тобой, старейшим из всех собравшихся здесь крэгов, я, эрл Асмур, последний из рода Муров (это были единственные слова, которые он произнес с удовольствием), беру в жены мону Сэниа, ненаследную принцессу, отрекшуюся от королевской крови, и буду ей мужем до своего смертного часа, а если ее дни продляться дольше моих, то завещаю ее со всеми владениями тому… тому, кто после моей смерти первый коснется губами ее лба. Я поклялся.
— Я, Сэниа-Мур, принимаю твое завещание, муж мой, как и все, на что будет воля твоя, потому что кроме тебя меня не коснется никто. Я поклялась.
«Надолго ли хватит этой кротости?» — подумал Асмур.
Сэниа тоненько свистнула вместо традиционного свадебного поцелуя, и ее колдовская кобыла, разыгрывавшая пугливость за каким-то надгробьем, грациозно приблизилась к вороному, изгибая шею. Девушка спрыгнула со своего несколько необычного пьедестала прямо в седло, небрежно кинула десинтор в кобуру и, не оборачиваясь, медленно двинулась вперед, в бездорожье дурманных полей, над которыми вставала бирюзовая утренняя луна, не оставляя им с Асмуром ни минуты ночи.
Принцесса, пусть даже отрекшаяся от родства с королевским домом, не могла прощаться с возлюбленным при постороннем.
5. ПРИСТАНЬ ЗВЕЗДНЫХ РАЗЛУК
Девять всадников стояли, держа коней под уздцы, и десять кораблей расположились причудливой пентаграммой чуть поодаль. Седые отцовские крэги замерли, вцепившись в гривы коней, словно сами были всадниками; они долго ждали, эти поводыри незрячих людей, ждали целую человеческую жизнь, и теперь, согласно древнему Уговору, от путешествия к желанной цели — полному и бесконечному одиночеству — их отделяла всего одна ночь. Это были несоизмеримые отрезки — ночь и вечность, и мудрость старых крэгов не позволяла им проявлять нетерпение.
Другое дело — звездная дружина Асмура. Они ждали его нетерпеливо, эти новички, эти вчерашние мальчишки, собравшиеся в кружок над рассыпанными картами, всполошенные недобрым предзнаменованием. Голубая луна прошла уже треть своего пути, когда воздух, наконец, всколыхнулся, как бывает всегда, когда человек проходит через _н_и_ч_т_о_, но вместо одного — командора — они увидели двоих — держась за его стремя, рядом с эрлом Асмуром шла сама мона Сэниа, и ее черные спутанные волосы мешались с гривой бешеного вороного коня, к которому не смели приблизиться даже смельчаки — скакун одинокого эрла, не раздумывая, был крылом или сдирал кожу вздыбленной чешуей.
Асмур вступил в круг своих спутников, внимательно всматриваясь в каждое лицо, хотя на первый взгляд ни одно из них не показалось ему знакомым. Может, встречал на приемах в королевских садах — скорее всего, встречал. Но не запомнил.
Остался ли он доволен этим стремительным импровизированным смотром? Пока это было неясно. Зато девять юношей, и без того готовые слепо повиноваться каждому его кивку — они, несомненно, узнали его сразу и теперь стояли, не шелохнувшись, глядя на своего командора с восхищением и гордостью, граничащими с обожанием: ведь это, оказывается, был не только прославленный эрл, но и жених самой принцессы, на которую пылкая молодежь не смела и глаз-то поднять!
