генератор там есть. Вы даже не представляете, какая это опасная штука — волновой генератор эмоций. (Коннар усмехнулся. Август почесал лоб, доктор слушал спокойно, готовя возражения.) Да! Наши фантомы — детская игрушка по сравнению с ним. В конце концов, что могут фантомы — убить, взорвать… Их немного против всего мира. Мы с ними справимся.
Прежде всего потому, что они уже не люди: человеческая сущность заменяется программой. А генератор не изменяет человека, он лишь предлагает ему наслаждение в тысячу раз более сильное, чем то, которое человек может испытать в обычной жизни. Фактически он саму жизнь заменяет иллюзией — более яркой, более радостной. И вкусивший плод может не захотеть отказаться от него, может не найти в себе силы или желания для этого.
— Чего же ты хочешь? — проворчал Август.
— Закрыть Дом, изъять аппаратуру, выявить всех людей, участвовавших в Спектаклях, провести обязательную психотерапию. Через МКК взять под контроль аналогичные Спектакли в других странах.
Коннар присвистнул.
— Дискуссию прекращаю, — сказал Август. — Дом будет открыт до окончания операции. Там посмотрим.
— Я вынужден подать официальный рапорт, — сказал я и положил перед ним папку со своим ночным докладом.
— С тобой невероятно трудно работать, — сказал Август. — Ты все усложняешь.
— Мы можем послать кого-нибудь из технического отдела осмотреть аппаратуру под видом плановой профилактики, — безразлично сказал Симеон, не открывая глаз.
Август с кислой миной отодвинул мою папку:
— Ладно. Максимум два человека. Всякие расспросы, выяснения, расследования категорически запрещаю. Даже если обнаружится этот… генератор. Что ты улыбаешься, Павел? Имей в виду: фантомов мы должны взять в кратчайшие сроки. Неизвестно, что они могут натворить, если будет отдана команда. Коннар, у вас все готово? Включайте. Доктор! Уберите свет — там, справа.
Мы смотрели запись, сделанную Коннаром на Спектакле. Она была очень забавной. Лента фиксировала лишь то, что было на самом деле, исключая достройку деталей, произведенную нашим сознанием. Так, оказалось, что борт корабля настоящий, а на палубе стоят два фанерных куба — грубая имитация капитанского мостика и кают. Пираты — голографическое изображение — были словно восковые и передвигались вдвое медленнее, чем мне тогда казалось. Вместо пушек лежали толстые металлические трубы, время от времени извергающие клубы пара.
Совещание пиратов во главе с капитаном Клайдом происходило во вполне современной комнате, лишь чуть-чуть тронутой голограммами. А улица города и площадь его были весьма удачно наложены на коридор Дома, который вел в дирекцию.
И среди этих примитивных декораций нелепо бегали, падали, сражались с невидимым противником фигуры зрителей в модных костюмах. Выглядели они карикатурно. Несколько раз я видел на экране себя: дергаясь, как марионетка, я прыгал по палубе, и лицо у меня было глупо-восторженное. Август смотрел на экран бесстрастно. Но потом мы прокрутили ленту, снятую мной, я увидел точно такого же Коннара и немного успокоился.
Обе ленты в основном совпадали. Различия начинались к концу. Коннар не был в осажденном городе, он высадился с десантом и находился в отряде, который карабкался по тропе к площади, — я видел их сверху.
Мой показ завершался комнатой настройки в телецентре, где мертвый Кузнецов смотрел вверх остановившимися глазами.
Зажгли свет.
После паузы Август сказал:
— Мы, конечно, постараемся идентифицировать каждого зрителя, попробуем установить их присутствие в районе телецентра. Но это вряд ли что-нибудь даст.
Участвовало более двухсот человек.
— А лента Кузнецова? — спросил Коннар.
— На нем не было ленты.
— Зондаж мозга?
— Сплошные помехи, — ответил Август. — Чернота. Смерть наступила внезапно. Он ни о чем не думал.
В комнате стало тихо. Жужжал невыключенный проектор. Август потрогал себя за массивную щеку, словно болел зуб.
— Кто такие Великие Моголы, теперь представляете?
— Да, — сказали мы с Коннаром.
— Специалисты, — кивок в сторону доктора, — полагают, что одно из имен в том или ином сочетании может быть словом. Вводит Моголов Павел, Коннар — наблюдатель.
— Можно еще раз посмотреть середину второй пленки? — неожиданно попросил доктор. — Там есть одно любопытное место — когда вы выходите…
Я погнал ленту, фигуры на экране заметались как сумасшедшие. На совещании я притормозил. В объектив попали надменное, брезгливо сморщенное лицо капитана Клайда, парики над картой, Анна, уронившая голову на руки. Все двигались замедленно, словно в воде. Август увидел, как Коннар подмигнул мне, и недовольно кашлянул.
Потом изображение запрыгало — я вышел в коридор.
Там стояли два пирата. Один протягивал другому золотой браслет.
— Стоп! — сказал доктор. Изображение застыло. Он ткнул пальцем: — Синэргетический блокатор нервных волокон АСА-5 многоразового использования, проще говоря — болеизлучатель.
— Крупно! — гаркнул Август.
Я повернул ручку. Браслет заполнил экран. Сомнений не оставалось.
— Время?
Я посмотрел на цифровку:
— Двадцать один одиннадцать.
— Значит, через четыре минуты после убийства, сказал Август. — Дай лица. Вот они, фантомы!
Оба лица были усатые, в париках. Совершенно незнакомые. Мне что-то в них не понравилось.
— Ну и глаз у вас, доктор, — уважительно сказал Коннар.
— Вот этот, левый, убил Кузнецова, — сказал Август. — А почему маскарад, это ведь не голограмма?
Я понял, что мне не нравится, и сказал зло:
— Мы их не определим. Это люди, одетые под голограмму. Они в биомасках.
— Свет! — черным голосом приказал Август.
Глава седьмая
Зал походил на оранжерею. По стенам тянулся вверх узорчатый плющ. Его прорезали огненные стрелы бегоний. В длинных аквариумах в зеленой густой воде висели толстые пучеглазые рыбы, подергивали шлейфами плавников.
— Очень рад, что вы нашли время, — сказал директор. — Мы, знаете ли, всякий раз отмечаем премьеру небольшим торжеством. Элга, поухаживай за гостем.
Элга налила мне в узкий бокал чего-то лимонно-желтого, плотным слоем всплыла коричневая лопающаяся пена. Я пригубил. Это был приправленный специями манговый сок со слабыми признаками алкоголя. Такой же напиток стоял и перед остальными, только режиссер, опустив голову, рассматривал прозрачную жидкость в своем стакане.
Даже на полу росла трава. Я нагнулся. Трава была настоящая. Заодно я оглядел зал. Коннар сидел через столик от меня; как воробей, вертел головой, смуглыми пальцами чертил воздух. Три симпатичные