Воскресенье и суббота пролетели как в раю. И пора уж на работу да в родимую семью. Но обратный рейс отложен, и, похоже, навсегда. Кот не сыт — он ссыт в прихожей. В кухне капает вода, унитаз бурчит в уборной, не горит на кухне свет: в понедельник и во вторник никого в квартире нет.
В разных городах и странах все, кому не повезло, ждут в тоске на чемоданах, глядя в черное табло. На работу все забили, нету денег на звонок: деньги кончились в мобиле и кредитка тоже — йок. Сам начальник вон из кожи лезет, брызгая слюной. Только что он сделать может в зале вылета Ханой? Все толкутся, беспокоясь, как в ведерке караси. Дайте нам автобус, поезд! Дайте денег на такси! В поездах забиты полки. Поезд в общем-то не плох, только дорого, и долго, и сидишь в купе как лох. А лохов-то миллионы — в каждом аэропорту. Где же столько взять вагонов вместо боингов и Ту?
Муж, набравшись вдруг отваги, кается по SMS: он с любовницею в Праге, и у них отложен рейс… И в ответ ему два слова: «Поздравляю. Молодец». Вот картина для Брюлова под названием «Пипец»! Это ж гребаный и жуткий и невыразимый стыд! Данте курит самокрутки, и Шекспир в помойке спит!
Всмятку графики и планы, жизнь остановилась вся. В мире действуют вулканы, человека не спрося! Показав былую удаль и покинув свой астрал, вдруг Эй-яфь-ят-лай-о-кудль атмосферу нам засрал!
График рвется сплошь и рядом! Все пропало! Все горит! Олигархам в Лондон надо! Блогерам — на остров Крит! Бизнесменам — по работе! Проституткам — на курорт! А вулкан пространство портит, и взлететь не может борт! Самолеты не летают, над землей зависла тень. Визы тают, тают, тают — как пломбир в горячий день. Те пилоты, кто отважен, приземлились, как могли: крылья биты, стекла в саже — как на МКАДе «Жигули».
Ишь, проснулся! Он в ударе! А Европа вся — в золе! Выдал, сцуко, больше гари, чем все трубы на Земле! Ладно, пепел! В атмосферу мегатоннами пошли клубы газа, хлора, серы — круче всех промзон Земли! Это ж химия какая и канцероген какой! Человек сидит, икая, — потрясенный, никакой.
Мы-то бьемся за природу, а она нам — хрен в лицо! Мы в машинках год от года выхлоп меряем «Це- О». Мы на митинг ходим строем, голосуем за Байкал. Мы на трубах фильтры строим. А вулкан-то хер поклал! Мы боролись, драли попы, прогибались, как могли, мы все лампы и лаптопы выключали в «Час земли»! Мы всю жизнь стыдим науку, ставим счетчики на ТЭЦ. А вулкан проснулся, сцуко, деловой такой — пипец! Мы качали по ютубам репортажи про бельков, мы отказывали шубам из погубленных зверьков, а безумцы экстра-класса ради всех зверей Земли прекратили кушать мясо и на сою перешли. А уж как дрались за сою! Мы же все — и бомж, и чмо — шли на митинг ровным строем против подлых Гэ-Мэ-О! Экология все крепла, набирала голоса! И чего? Чтоб слоем пепла все засыпать в полчаса?
Это ж надо быть уродом, чтоб загадить мир дотла! А в Исландии природа тоже, так сказать, была! Там такие звери жили — папы, мамы, малыши! Там бакланы гнезда вили и шумели камыши! Это ж был волшебный остров — жить да жить, цвести ему! А теперь остался остов — в черной саже и в дыму. Что там остров! Вся Европа — и в дыму и взаперти! Ждет читатель рифму «жопа»? А другой и не найти!
Мы ж цари и боги вроде, иже си на небеси. Это ж мы вредим природе — так нас лечит Би-би-си. Мы не вши, не тараканы! Мы не плесень! Мы не мох! Запретим чадить вулкану Эй-яфь-ятль… да шоб ты сдох! Мы составим манифесты и петиции в ООН! Наших подписей протеста скоро будет миллион! Мы наделаем плакатов, лозунгов «Позор, вулкан!». Мы потребуем откатов у правительств разных стран! Мы пройдем чеканным строем по Садовому кольцу! Голодовку мы устроим — в знак протеста подлецу! По статье осудим гада! Чтобы знал! Боялся чтоб! В общем, что-то делать надо. Блогеры, выводим в топ!
9. Ода российскому флоту
Это было на юге, на заливе Аденском, где бомжует в кораллах разноцветный минтай. Русский танкер гражданский плыл в потоке вселенском, перегруженный нефтью для продажи в Китай. Ходовые моторы капучинили воду. Выхлопные надстройки извергали озон. И динамик на мачте благородил природу, исполняя российский современный шансон. Колосились на солнце полосатые майки, экипаж среди палуб совершал променад. И бросали приветы дружелюбные чайки на отмытый до блеска заводской ламинат. Море мялось волнами, как меха у гармошки, копошились под килем килобайты плотвы. И под пальцами кока создавалась окрошка из российского кваса и суданской ботвы.
Вдруг исчезло блаженство и растаяла нега, и попрятались в иле стайки маленьких шпрот. И удушливый запах сомалийского негра появился в пространстве, заменив кислород. На дощатом баркасе, расчехлив пулеметы, приготовив опасный бронебойный патрон, с нецензурною бранью в адрес русского флота, подплывал сомалийский воровской гегемон. Затрещали затворы, заскрипели канаты, над спокойным заливом потянуло войной. Так российское судно захватили пираты, чтобы требовать выкуп по привычке дурной. Неопрятные, злые, и тупые, как ложка, разбрелись по каютам, у бортов залегли. И руками как звери стали кушать окрошку, будто в жизни не ели ничего в Сомали.
Но недолго резвилась темнокожая раса, сотворив беззаконье и устроив пальбу: ощутив диарею от российского кваса, заметались по судну, проклиная судьбу. А тем временем с видом неземного укора, разрезая пространство, как ножовка картон, из седого тумана вышел крейсер «Аврора», что как раз недалече совершал моцион. И с таким зарядил угрожающим видом в колоссальную пушку мегатонный тротил, словно ею намедни утопил Атлантиду и Венецию следом ни за что опустил.
Побледнели пираты, став предательски серы. Побросали патроны и на пол залегли. И связали пиратов господа офицеры, объяснив, что Россия — это не Сомали. В многоместной каюте без удобств и окошка повезут их по морю в те края, где Москва. И кормить всю дорогу будут только окрошкой, и учить просыпаться по команде «раз-два».
Стрекот аэропланов, звуки автомобилей, и огромные джипы — городской экипаж. Будет счастье пиратам, что их всех не убили, а напротив, свозили, в кругосветный вояж. И в Басманном суде, в зале слушаний прямо, где мундиры конвоя золотит эполет, пожилая судья — престарелая дама — с интонацией МХАТа даст четырнадцать лет. А затем подо Ржевом, в безымянном болоте, в исправительной зоне, в мастерских трудовых, старшина по бараку их научит работе, и за годы обучит русской грамоте их.
Но никто не забыт и ничто не забыто, и вернутся пираты, словно в хлев короли: исполинами духа и культурной элитой, и прослойкой эстетов посреди Сомали. Это будет у моря, где ажурная лента, где резвятся омары, где кораллы вокруг: прекратятся разбои, и почти без акцента зазвучат Розенбаум, Шуфутинский и Круг.
На газетных страницах, в шумном обществе дамском, я мечтою заветной поделился в письме: век бы так у России — ананасы в шампанском, ананасы в шампанском, пидарасы — в тюрьме.
