подавляемый во мне так долго телесный Эрос: до каких пор возможно так издеваться?! Его же кровью и силой питаться, о нем же писать — ив тайне для чего? Чтобы преодолеть его, сублимировать в Эрос умозрения- отдалить его на расстояние от себя — и сделать предметом лишь размышления — и тем освободиться от его тревожной и разносящей все и вся нужды! Нет, не выйдет — и он хлынул наверх: «свистать всех наверх!» И вся свита Венеры: желания, шепоты, сладкие слова, видения, запахи — стала в то утро меня донимать — и до веселого безумия меня довела
Когда же потом, весь изошедши и истекши, я отмаривался, — я вновь привыкал к осям пространства, формам вещей: к окну, квадратному, вверх уходящему, дереву за окном, к занавеси и столу и к ней, ходящей тихо туда и сюда по комнате. Мир умер — и вот вновь, умытый, родился после грозы, и я детски в него вникаю, вспоминаю то, что знал (как, по Платону, мы, родившись, через познание вспоминаем то, что наши души знали до рождения — в мире чистых идей)
Агасфер И Антей
И какое мне дело, — думал теперь возвышенно и великодушно, — до той маленькой игры, которую ей, как человеку вовлеченному, приходится вокруг меня вести? — пусть ее! («личность», родное «я» вполне имею в своей Пенелопе; а в этой «я» может быть каким угодно — мне теперь как раз забвение всяких личностей нужно, потребно родовое, нужна Гея, самьё!) — важно, что могу к ней прикаяться, разразиться на землю, а не шнырять по небу неприкаянной агасферной тучей, что не может найти приюта. Да! Кстати, понял эротическую подоснову образа Агасфера[47] он не может умереть, то есть кончить свое соитие, узнать высшую точку — и излиться: обречен на предбанник Эроса, как и Маяковский
Но это же томление кануна — всегда напряженно и изматывающе и в русском духе, особенно в муже; но все же — хоть один раз, и именно один раз (значит — катастрофой и смертью, а не наслаждением) это — свершается. Хотя Агасфер вечно один и кажется воплощением человека как особи и индивидуума, на самом деле он ищет смерти (ночи, женщины, матери), нуждается в ней, значит: частичек, полов. Мука в нем: что он, будучи частичным индивидом, нуждающимся в дополнении своей половиной, — обречен выносить жизнь целостного Человека, независимой особи. Агасфер — это как если бы второй Адам, согрешивший и половой, вынужден был бы играть роль первого Адама
И в связи с этим понимаю и еще одно самочувствие, которое мне было, пока я отмаривался и отдувался. Я чувствовал себя солдатом, служивым, что на побывку к матери прибыл, или матросом, что на берег сошел, а завтра опять в долгий рейс. В более героизированном варианте: чуял себя воином, ведшим долгую битву в облаках и эмпиреях духа, который, уже полузадушенный, свалился, как Антей на Землю, — силы набрать. Но как Антей силу набирает? В воздухе — в чистом духе ему смерть — без корней. Когда же к Земле прикоснется — сразу взвивается. Да это же пламя вспыхивает, это огонь так: низвергнутый, отдаленный — возвращается; а в середине, в нейтральной, бесполярной зоне — иссякает и мрет. А отчего таинство огня, возносящегося к небу, совершается? А очевидно, оттого, что соки матери-земли, как брызги груди, — тоже вверх к небу направлены (и огонь их подхватывает и возносит на своем, присущем ему языке): ведь они супруги — земля и небо
Отец, сын и муж земли
Представим, если бы земля свои силы, соки и воды — все внутрь сгущала бы и стягивала: она бы создала внутри такое тяжелое вещество, которое в конце концов угнело б самое землю — и голову бы ее, и все выпуклости — груди, и долины сверху, с поверхности бы снивелировало — и всю землю превратило бы в сплошную воронку — вниз, в себя уходящую. Нет, Земля — и роженица, а не эгоцентристка лишь: в ней, в ее рельефе (горы и провалы морей) непрерывная тяга к мужу, небу — экстравертность; но и интравертность-преданность к ее прародителю, отцу, что в ее утробе ее зовет. Время от времени Земля освобождается от отца, изрыгая его из утробы в виде сына — сыновей разных: то весна обновляет поверхность (и изнутри силы вверх — в небо уходят), то горообразование какое-нибудь Так что у Земли тоже свой комплекс: в ее нутри — ее родитель. И там же, в утробе, сын зреет. Сына рожает — и создает твердь неба (по Гесиоду: Гея родила Небо Уран — и сделала своим мужем). Итак, Земля между отцом, сыном и мужем — и они для нее одно и то же, ибо все в ней, и все из нее. (Кроме того, Гея и Уран становятся сестрой и братом — ибо единоутробны по отношению к прародителю Хаосу.) Вот почему женщина в любви к мужчине ощущает себя не только женой, но и матерью или дочкой: то она утешает взрослого ребенка, то сама свертывается в кошечку, детку. То же и мужчина: многородильно, полифонично его чувство к женщине
Именно состав и консистенция Земли заставляет нас представлять такими ее отношения: в ней нутро не абсолютно плотно, но есть там и тяжелое вещество, средоточие (откуда центр и сила тяготения); и полости, бездны, провалы, пустоты — Тартар; мглы и мрак — Эреб; и воды — Океан мировой с ее границ и сквозь нее проникает; и огненные — летучие реки по ее нутру струятся. То есть рельеф ее, состав ее внутри и консистенция — те же, что и в корпусе человека. Ненасытная прорва — Тартар — нашего живота, что как бочка данаид, наполнившись, вновь опустошается; Сизифов труд сердца, что вкатывает с усилием вверх реки крови, а они бурно вновь вниз стекают (опять снова здорово кати камень вверх). Харон= наш язык: перевозчик существ и кусков и тел из внешнего мира вовнутрь — через слюни Стикса. Наша утроба, наше нутро и есть Аид, а наши внутренние органы и суть те мифические грешники, что обречены вечно (для них — пока жива утроба) выполнять свою бессмысленную (для них) работу, ибо не видят, не знают ее проявлений и результатов на верхних этажах, где ум, свет, слово, дела, добродетель. Бесы — все скептики и пессимисты, когда судят выше сапога: о смысле всего бытия. Наша утроба — наша кочегарка. Но Земля знает в себе и утробу, знает и небо над собою, к тому и другому причастна. Так что она ведает и тоску и геенну огненную — и радость и просветление. Ее мысль всеобъемлюща. Антей может приникать к лону Земли, чтобы упокоиться, уснуть вечным сном — тогда он втягивается через воронку вниз, внутрь Земли, к их общему прародителю, по венам. Но Антей попадает не на вену, а на артерию — и на этом фонтане жизненных соков, бьющем вверх, он выносится опять в небо. Если бы огонь попадал на поток нефти, всасывающийся внутрь, — и он бы потух, и нутра бы земли не зажег. Но раз он горит и взвивается вверх, значит, он попал на струю, бьющую из земли вверх
Женщина — волна
Но я изменил рту — снова растекся мыслию по древу, по всему телу бытия и Земли; но это оттого, что Эрос растекся по древу моего тела, по моему трупу («труп» по-болгарски, — полено, бревно)
Остановился я на соотношении рот и вода Кстати, вчера, быв на ней, а потом видев женщин на выставке Пикассо, ощутил, что женщина не только вся волниста (3 волны по ней проходят), но и капельна груди — капли, шары — и вдруг доиться стали сочится капель молочная Все существо, все вещество к единому знаменателю (т. е. значению) приводится к семени в нас, к молоку в женщине И вот на выходе из человека — его суть, его свод то одно и единое что сотворяется из множества земель, вод и прочих видов,
