до 9 — 10 млн. человек (Д. Даллин, Р. Конквест, Н. Авторханов,,С. Розфилд, А. Солженицын). Некоторые исследователи (Байков, Лоример, Изон) считают, что информация, доступная на сегодняшний день, лишает любые цифровые подсчеты всякого смысла.
Массовые репрессии — настоящая охота на «врагов народа», — приведшие даже к отторжению миллионов людей от общественного организма, осуществлялись параллельно с утверждением социалистической законности. В самый разгар террора и произвола идея законности оказалась спасительной для простого народа, поскольку помогала ему идентифицировать себя с системой и была удобной для власти, обеспечивая регулярное отправление функций государства. В народном сознании идея законности в некотором смысле дополняла традиционно присутствующую в нем идею «нечистой силы»: беды и неудачи объяснялись кознями врага, предательством. В этом смысле широкие публичные процессы по выявлению врагов, со своими героями (партийные и государственные руководители) и своими демонами (предатели, саботажники, шпионы), являли собой настоящие ритуалы по изгнанию «нечистой силы» и поэтому с большой легкостью усваивались сознанием простого народа, сбитого с толку и лишенного своих корней, теряющего почву под ногами в жестоком и беспрестанно меняющемся мире. Истоки идеи демонизма, «нечистой силы» уходили корнями в целый комплекс религиозных и мифологических верований предков. Эта «деревенская демонология» основывалась на подлинно манихейском. видении мира, по–прежнему составлявшем сердцевину мировоззрения простых людей, которых внезапно оторвали от вековых культурных устоев. Но, как справедливо отметил Моше Левин, идея демонизма, живущая глубоко в подсознании народа, ловко использовалась полуграмотной бюрократической верхушкой в своих целях. Очертания заговора ясно вырисовывались в точке пересечения политических устремлений руководства и культурно–психологических особенностей народа, пребывающего в состоянии тяжелого кризиса нравственных ценностей.
Одновременно и народные массы, и партийно–государственные кадры — все ощущали растущую необходимость в социальной защите, которая могла быть обеспечена только тщательно разработанной системой правопорядка, основанной на законности и конституционности, сколь бы формальный характер они ни носили. Торжество «социалистической законности» подтвердил VIII съезд Советов, приняв 5 декабря 1936 г. новую конституцию — «самую демократичную в мире» (по выражению Сталина). Новый основной закон страны знаменовал собой победу социализма — «начальной стадии коммунизма». Более пяти месяцев на бесконечных собраниях проходило всенародное обсуждение проекта новой конституции, в котором, но данным официальной статистики, приняло участие 55 млн. человек. По сравнению с конституцией 1924 г. изменялась избирательная система, структура центральных представительных органов, административно–территориальное деление страны. Вместо неполного избирательного права, осуществлявшегося непрямым голосованием, вводились всеобщее избирательное право и прямое тайное голосование. Ограничения и неравенство в избирательных правах ликвидировались. Но повсеместно распространенная практика выдвижения единственного кандидата в депутаты, подобранного партийными органами, сводила все нововведения на нет. Формальный характер носили и преобразования в центральных представительных органах. Съезд Советов и Центральный исполнительный комитет заменил Верховный Совет СССР, состоящий из двух палат — Совета Союза и Совета Национальностей, избираемый всем населением каждые четыре года. Число входящих в состав Советского Союза республик увеличилось с семи до одиннадцати: две автономные республики — Казахстан и Киргизия — получили статус союзных, а вместо Закавказской республики были созданы три новые союзные республики — Армянская, Грузинская и Азербайджанская. Очень неожиданными и даже мистифицирующими оказались те статьи новой конституции, в которых шла речь о правах личности и гражданских свободах. В самый разгар творимого в стране беззакония эти статьи торжественно объявляли о введении принципа открытости всех судебных процессов, подтверждали право обвиняемых на защиту, провозглашали свободу печати и собраний, неприкосновенность личности, жилища и переписки.
Конституция закрепляла существование Советского государства уже не как переходной и открытой политической формы, а как некоторой данности, некоего целого, занимающего место в пространстве и времени. В этих изменениях угадывалось стремление реабилитировать идею государства, что в принципе противоречило марксистскому тезису о его отмирании. В 1936 г. этот тезис, ошибочно приписываемый теоретику государства и права Пашуканису и классический характер которого отныне отрицался, был охарактеризован Вышинским как «троцкистский и контрреволюционный». В марте 1939 г. Сталин разъяснил на XVIII съезде партии, что в условиях социализма, победившего в одной, отдельно взятой стране, находящейся под угрозой военного нападения извне, необходимо иметь достаточно сильное государство для защиты его завоеваний.
Такое сильное государство все больше ассоциировалось с государством русским. Все более настойчиво внедрялась в общественное сознание идея тождества марксизма–ленинизма и патриотизма. В 1934 — 1935 гг. была развернута широкая кампания по пересмотру истории, цель которой состояла в узаконивании преемственности сталинского и ленинского учений, а также в переоценке русского прошлого и истории отношений разных народов, входящих в состав Советского Союза. Мощь и огромное значение прежнего русского государства отныне представлялись как позитивные факторы русской и мировой истории в ее движении к революции. Кино и официальная пропаганда воспевали «подлинных героев», объективно способствовавших развитию страны, — Александра Невского (прославленного в 1939 г. фильмом С. Эйзенштейна), Дмитрия Донского, Петра Великого, А. Суворова, М. Кутузова (125–я годовщина Бородинского сражения была торжественно отпразднована в 1937 г.). Отметим, что до начала 30–х гг. официально признавалось, что Российская империя являлась «тюрьмой народов», а марксистская историческая школа М. Покровского осуждала колониальную политику Российского государства. Но в 1937 г. появился «Краткий курс истории СССР», который совершенно по–иному освещал историю отношений России с нерусскими народами. Колонизация не представлялась уже «абсолютным злом», а считалась «относительным благом» благодаря цивилизаторской роли русского государства. Советское государство, объединившее все народы в «добровольной» федерации, рассматривалось как преемник этой великой миссии.
Возрождение русского национализма являлось фактором, ведущим к консолидации значительной части русского общественного мнения. Но это был не единственный элемент в возрождаемой системе традиционных нравственных устоев, оказавшихся спасительными для общества, охваченного социальными бурями, сбитого с толку и крайне возбужденного. Вопреки революционным идеалам всеобщего равенства, вопреки культивировавшемуся ранее духу жертвенности во имя полного всеобщего освобождения приобретала значение и начинала все больше цениться идея личного преуспевания, которая легла в основу новой иерархии должностей и привилегий и способствовала созданию новой элиты. Эта элита, свободная от всяких комплексов, примиряла наконец стремление к материальному благосостоянию и социалистические добродетели. Она, по справедливому замечанию В. Дунхам, усвоила все стереотипы мышления и образ жизни мелких буржуа.
Одним из наиболее важных моментов возрождения прежних нравственных устоев была социальная реабилитация семьи. Теоретик семьи В. Вольфсон заявил в 1936 г., что она не исчезает при социализме, а укрепляется. Вскоре — одновременно с осуждением «левацкой фразеологии», которая, по мнению властей, способствовала сильному увеличению числа абортов (в Москве три аборта на одно рождение в 1934 г.), разводов (48 разводов на 100 браков в 1935 г.), росту детской преступности (особенно в тех семьях, где скрывающийся отец уклонялся от какого?либо участия в воспитании детей), — был принят ряд мер, направленных на укрепление семьи. Постановление от 27 июня 1936 г. запрещало аборты и их пропаганду, увеличивало пособия матерям и усложнило развод (обязательное присутствие обоих супругов, записи в паспорте, строгий контроль за выплатой алиментов). Впредь семья рассматривалась как ячейка советского общества. Такие взгляды получили еще большее развитие в связи с войной.
