даже Ельцин пару раз у корта махал своей ракеткой кое-как. Один лишь Черчилль был далек от спорта (конечно, если не считать коньяк). А взять меня, к примеру? Посмотри же, как хорошо идут мои дела: с утра дзюдо, потом стрельба и лыжи, виндсерфинг и прыжки через козла.
Мой юный друг, поверь, мне очень жалко смотреть, как ты уткнулся в свой дисплей. Ведь у тебя, я помню, есть зеркалка — сходи пофоткать муравьев и тлей. 'Нинтендо Ви' и 'Сони Стейшен' — к черту. За ними ты проводишь день и ночь. Пора придумать что-то типа спорта. И в этом я готов тебе помочь.
Вот книга, здесь спортивных игр списки по алфавиту все приведены. Какой из видов спорта самый близкий? Обрадуй наших жителей страны! Пора определиться, хватит медлить. Любимый спорт сейчас хороший тон. Смотри: 'Академическая гребля'. 'Атлетика'. И следом — 'Бадминтон'…
Да отложи мобильник, ради бога! На паузу нажми, ведь не горит! Имей хоть уважения немного — здесь человек с тобою говорит! Ты без пяти минут премьер-министр, а не какой-то офисный планктон! Давай уже определяйся быстро! Ага, кивнул. Ну, значит, бадминтон. Пойди и людям расскажи про планы. Поведай им про новые пути. Щипай гусей, страна, вяжи воланы! Стругай ракетки! Сеточки плети!
14. Прощай, 'Фобос-грунт'!
Не жалею, не зову, не плачу, сердце позабыло прежний бунт. Тает в небе, пламенем охвачен, межпланетный модуль 'Фобос-грунт'. На орбите, солнцем опаленный, он глядит, прищурясь, свысока, как ржавеют золотые клены, купола церквей и облака. Промелькнут осенней гулкой ранью под иллюминатором его города, наполненные сранью, хутора, где нету ничего, промелькнут болота, плоскогорья, трактора, лежащие вверх дном, частные коттеджи на приморье и Байкал, наполненный говном.
Запестрит в ландшафте цвет мышиный воинских частей, колоний, зон, промелькнут мигалками машины, где играет 'Радио Шансон', промелькнут товарные вагоны, пустыри, посевы анаши, мудаки в наколках и погонах, чурки, бизнесмены, алкаши, поплывет внизу благоговейный и такой родной калейдоскоп: школьники с бутылками портвейна, задранными вверх, как телескоп. Видит модуль, сверху пролетая, милый край березовый, родной — рынки с дребеденью из Китая и текстиль турецкий привозной. Промелькнет Кавказ и чукчи в чумах, Волга и сибирские края, быдло в тренировочных костюмах, бабы с чемоданами тряпья, Байконур, нахмуренные лица промелькнут на несколько секунд… Так страна березового ситца провожает модуль 'Фобос-грунт'.
В телескопы наблюдает НАСА твой полет в космическую тишь — после наших запусков ГЛОНАССа их уже ничем не удивишь. Дух бродяжий! Ты летишь над миром! Ты покинул свой родимый дом — без бумажки, выданной ОВИРом, без отметки в паспорте своем. Пролетишь фанерой над Парижем, вытянув антенки и штыри. Тихо серебрятся пассатижи, сборщиком забытые внутри. Ты летишь, отчаянно питая где-то в схемах у себя внутри батарейкой, сделанной в Китае, лампочку, отлитую в НИИ. Безусловно, все мы в мире тленны, но особо тленен этот лак, эти провода и эти клеммы, связанные скотчем кое-как. Пара чьих-то брошенных окурков, спичек отсыревший коробок, мелкая заезженная шкурка — та, которой начищали бок…
Отстрели последнюю ракету. Отдели последнюю ступень. Главное — страну покинуть эту, а на Марс лететь, конечно, лень. Ни к чему тебе далекий Фобос, ни к чему тебе багряный Марс, под тобой теперь огромный глобус — приземляйся, только не у нас. Здесь в краях у нас такая мода, так слегка устали на пути, что любой не слишком глупый модуль норовит сорваться и уйти. Я теперь скупее стал в прогнозах, я провалы чую за версту. Хочется пойти обнять березы, с горечью сморкаясь в бересту. Не жалею, не зову, не плачу, сердце тронул холодок потерь. С модулем не может быть иначе, если так во всем у нас теперь. Что творится на другой планете, на ее космической оси, мы прочтем бесплатно в интернете где-нибудь на сайте Би-би-си.
Среди буйных нанотехнологий, среди всех космических задач расцвели кудряво микроблоги и каналы телепередач. Полетят никчемные химеры, словно с белых яблонь пестицид. Ах, какие были полимеры! Как мы их просрали, просто стыд. 'Фобос-грунт', лети, ты нам не нужен, мы привыкли верить в чудеса. Даже если мы ложимся в лужу — нам она как божия роса. Заржавеешь, модуль, долетишь ли — все равно мы первые во всем: первыми когда-то в космос вышли, первыми из космоса уйдем.
15. Ода о вреде собак
За границей, в дальних буераках, между куршевельских лыжных трасс, Путина облаяла собака парой емких нехороших фраз. В скромной шапке, в куртке темно-синей мастерски на лыжах ехал он. Под ногами серебрился иней. Свежестью дышал альпийский склон. Поднималось солнце, было рано. Путин вниз катился не спеша. За спиною ехала охрана, с непривычки тяжело дыша. И когда свернула круто трасса и пришлось слегка замедлить бег, вдруг собака грязного окраса из сугроба прыгнула на снег. Пронеслась по снежному карьеру, морду неприятную задрав. 'Гав!' — произнесла в лицо премьеру и сказала в спину: 'Гав-гав-гав!'
Не издал премьер в ответ ни звука, двигаясь на лыжах, как и шел. Лишь в душе подумал: 'Вот же сука', точно распознав собачий пол. Разминая плечи перед дракой, исполняясь праведного зла, бросилась охрана за собакой, но догнать собаку не смогла. Финиш трассы стал заметно ближе. Ловко повернув на вираже, Путин финишировал на лыжах, но без прежней радости уже. Лыжников тащил по склону бугель. Снова мир спокоен был и тих. Наблюдал картину сверху 'Гугль' оком верных спутников своих. Образуя пешую колонну, не сумевши отомстить врагу, шла охрана хмурая по склону — по уши изваляна в снегу. В гору шли в молчании обратно с чувством недовольства и вины. Инцидент был крайне неприятным для такой влиятельной страны.
Что бы с государством ни случилось, как бы враг ни скалился, дерзя, — если силой взять не получилось, слабость показать никак нельзя. Всем врагам, трусливым и матерым, выучить пора бы с давних пор: есть у нас оружие, которым мы даем решительный отпор! Как вас ни кусают ваши блохи, как у вас ни чешется спина, мы — страна, с которой шутки плохи! Очень мы серьезная страна! С нами говорить в подобном тоне — подписать себе же приговор. Тот, кто интересы наши тронет, огребет решительный отпор!
И почти без ведома премьера в кабинетах с дивной быстротой были сформулированы меры, чтобы отомстить собаке той. В объективы журналистов глядя, покурив на завтрак не табак, главный врач Онищенко Геннадий выдал тезис о вреде собак. Ярким вдохновением охвачен, он прочел доклад на сто листов. Рассказал о бешенстве собачьем. Рассказал про блох и про глистов. Сообщил, статистику листая, как страдает от собак страна. Что бездомных псов большая стая может изнасиловать слона. И негодованием пылая, он в воспоминания залез и признался честно, что от лая у детей бывает энурез.
И на территории российской с легкой, так сказать, его руки запретили конуры и миски, косточки, подстилки, поводки. Запретили мех и шерсть собачью — шапки, полушубки и штаны. И сказали: как-нибудь иначе чукчи нарты запрягать должны. Ну а тем же вечером в столице с визгом, лаем и большим трудом три ветеринарные больницы были опечатаны судом. Планомерно исполнялись меры, развивались мысли вглубь и вширь: были все йоркширские терьеры самолетом высланы в Йоркшир. А Генштаб России по запарке дал
