жизнь. С особенно сильным страхом она вспоминала одну сцену, когда он напустился на нее за какую?то сущую мелочь — он вообще был непредсказуем в своем поведении. Переживая эту сцену, она целиком погрузилась во вновь испытываемый ею страх, и
закричала: «Папа, не пугай меня больше!» Этот крик дал волю еще одному чувству: «Папа, разреши мне бояться». Отец так издевательски высмеивал все чувства больной, что она начала бояться выказывать даже страх. Эти воспоминания вызвали к жизни новые чувства. Больная кричала, что всегда боялась его глаз, а его взгляд терроризировал ее на протяжении всего детства. Немного позже больная растерялась, испытывая одновременно два противоположных чувства. Первое было: «Не прикасайся ко мне, папа!», второе: «Возьми меня на руки, прикоснись ко мне, чтобы я не чувствовала себя одинокой в этой пугающей черноте». Эти глубинные чувства всплыли во время скоротечного обсуждения воспоминаний об отце. Как только больная смогла выкрикнуть свой страх перед отцом, пришло и осознанное понимание, возник поток мыслей. «Теперь я все вижу. Я всегда боялась, но этот страх казался мне слишком неуловимым и неоправданным. Однажды я увидела в ванной на стене большого черного паука.
Незначительное событие позволило больной канализировать скрытый страх и сконцентрировать его на чем?то осязаемом и конкретном. Первичная терапия направила страх к его истинному источнику: «Я боюсь тебя, папа».
Когда начинается натиск на системы психологической защиты пациентов, находящихся в первичном состоянии, они испытывают смутную тревогу. Когда я запретил одному капитану ВМС ругаться во время лечения, он посчитал это посягательством на его высокое положение и значимость. Он приблизился к осознанию того факта, что он — в данном случае — не более чем маленький обиженный мальчик. Он не знал в точности, чего именно он боится, он просто ощущал страх (беззащитность), когда не мог произносить ругательства. Невротическая тревожность — это страх оказаться беззащитным перед первичной болью и обидой. Невротическое поведение служит прикрытием боли. Но в действительности отвергнута, изуродована и унижена была собственная личность и ее восприятие; поэтому нет ничего удивительного, что человек испытывает
страх, когда это чувство становится близким к осознанию. Человек, о котором я говорю, происходил из военно–морской офицерской династии. Его отец и братья тоже были военными моряками. Для того, чтобы стать полноценным членом этой семьи, надо быть жестким, независимым и не проявлять эмоций. Для пациента было невыносимо думать, что он «маменькин сынок», который хочет, чтобы папочка подержал его на ручках. Это похороненное в глубинах подсознания желание вызывало страшное напряжение. Когда защита ослабла, напряжение превратилось в тревогу.
Напротив, другой больной очень боялся быть агрессивным. Суть страха заключалась в следующем: «Я перестану быть истинным джентльменов в глазах мамы, если стану злиться». Поэтому, стоило этому больному разозлиться, как его начинало трясти от необъяснимого страха.
Страх — это средство выживания. Страх не только позволяет нам отскакивать от падающих на нас предметов, он позволяет маленькому ребенку выжить, так как не дает ему ощутить те катастрофические чувства, которые заставили бы его отказаться от жизни.
Страх — это то, что способствует формированию невроза, защищающего нас от полной катастрофы. Люди, у которых по какой?то причине проходит невроз, очень часто становятся боязливыми или тревожными. Когда мы запрещаем пациентам лицедействовать, разыгрывая невротическую драму, им становится хуже.
Точно также как каждый невротик должен испытывать гнев по поводу того, что его не любят, также он необходимо должен испытывать внутренний страх. Некоторые больные отрицают страх, другие проецируют его в фобии, а некоторые справляются со страхом с помощью антифобии. Страх сигнализирует о том, что приближается чувство первичной боли. Одно из доказательств тому — появление страха в те моменты, когда при приближении первичной боли ослабляется система психологической защиты.
Невротический страх — это страх потери лжи, в которой постоянно живет невротик. Любая попытка разрушить ложь порождает страх, так как ложь всегда содержит в себе крупицу на
дежды. Если девочка на потребу отцу старается стать мальчиком, если она изо всех сил пытается выигрывать в спортивных состязаниях, но терпит неудачу, то она начинает испытывать страх, так как к ее сознанию очень близко подходит чувство ее реального, истинного «я». Когда мальчик притворяется, что он мамин джентльмен, он испытывает тревогу всякий раз, когда мать порицает его за грубый мальчишеский язык и невоспитанность. Один пациент так описывал это ощущение: «Меня всегда преследовал страх, что если я буду вести тот образ жизни, какой мне нравится, если я буду говорить то, что у меня на уме и если я буду поступать так, как считаю нужным, то мои родители просто не захотят иметь со мной ничего общего. Таким образом, мне приходилось делать то, что они от меня ожидали. Для меня прекращение потакания тому образу жизни, какой они вели (то есть, потакания их лжи) означало бы отвержение и полная отчужденность с их стороны. Такая перспектива представлялась мне по- истине ужасной.
Самый сильный страх больной, проходящий курс первичной терапии, испытывает, когда вся его невротическая игра подходит к концу. Наша цель — пробудить его страх, чтобы подтолкнуть больного к его реальным чувствам. Он просто боится стать реальным; именно поэтому он стал невротиком.
Очень важно понять и выявить взаимоотношения страха и боли. Для того, чтобы не испытывать боли, невротик воздвигает на ее пути защитный вал. Если же человек является самим собой, то он не может испытывать первичную боль, и поэтому не испытывает подсознательной потребности в тревожности. Функция страха — будь он реальным или нет — заключается в том, чтобы защитить нас от боли. Единственный способ победить страх — это прочувствовать боль и обиду. Страх остается, пока не прочувствована боль.
Антифобия
Антифобия — это прыжок в самую гущу того, что вызывает самый сильный страх. Например, если человек боится высоты, то его антифобия — это занятия парашютным спортом, кото
рым данный больной займется только для того, чтобы доказать себе, что он не боится высоты.
Антифобическая активность может быть компульсивной и длительной, потому что человек старается отрицать свой реальный страх чисто символическими поступками.
Любое действие, которое противодействует реальному чувству страха можно считать антифобией. В этом отношении, хорошим примером является секс. Многие мужчины боятся секса, но компульсивно стремятся к совокуплениям с женщинами, боясь перестать быть «настоящими мужчинами». Это особенно касается мужчин со скрытыми гомосексуальными наклонностями. Для того, чтобы доказать себе и миру, что этих наклонностей не существует, они пытаются затащить в постель каждую встречную девушку, постоянно говорят с женщинами о сексе, презрительно отзываются о «гомиках» и охотно дерутся с другими мужчинами. Иногда такие люди женятся и имеют много детей — чем больше мальчиков, тем лучше — чтобы доказать свою мужественность.
В большинстве случаев компульсивный секс и разговоры о сексе суть антифобия в действии. Страх можно выразить словами: «Я не делаю этого также много, как некоторые другие». (Следовательно, я вынужден признать, что я не мужик.)
В большинстве случаев невротический гнев тоже есть проявление антифобии. Гнев возникает, как реакция на страх. Мать бьет ребенка, который хотел выйти из машины на ходу, так как материнский страх