Советским Союзом'.
После переизбрания Рейгана на второй срок и прихода к власти Горбачева контакты с целью организации их встречи активизировались, хотя советско-американские отношения оставались весьма сложными.
Несмотря на все противоречия, их личная встреча в Женеве осенью 1985 года прошла все же достаточно успешно и дала важный импульс постепенному возобновлению нового процесса разрядки, который был до этого практически разрушен усилиями Картера и самого Рейгана.
Думаю, что один из ключей к разгадке „феномена Рейгана' и его политических успехов — это недооценка его личности политическими противниками и некоторыми политологами. Он как президент был более сложной фигурой, чем это казалось на первый взгляд.
Да, Рейган слабовато разбирался (и не любил это делать) в сложных деталях наших отношений, особенно в подробностях переговоров об ограничении ядерных вооружений. Да, его идеологический фанатизм подчас мешал ему реально оценивать положение вещей и толкал его на путь вредной конфронтационной практики и риторики. Да, ему часто везло, как, пожалуй, никому из современных президентов. Многое сходило ему с рук, что послужило основанием назвать его в средствах массовой информации „тефлоновым президентом'.
Однако у Рейгана были определенный природный инстинкт, чутье и оптимизм, любовь к большим захватывающим воображение идеям (например, СОИ), умение создавать имидж, который импонировал миллионам американцев. В немалой степени этому способствовал уверенный, оптимистический стиль его поведения (который порой проистекал не от конкретных знаний, а от личных убеждений и особенностей его характера). Он умело манипулировал общественным мнением, образными формулировками и броскими лозунгами, с помощью которых он упрощал сложные вопросы, хотя это и служило нередко основанием обвинить его (подчас справедливо) в примитивизме, нежелании глубоко разобраться в делах.
Фактически его сила заключалась в умении (сознательно или инстинктивно) соединять несовместимое, во внешней простоте подходов, в убежденности в правильности своих взглядов, пусть порой ошибочных или несостоятельных, в его упорной, даже упрямой решимости их осуществить.
Взять, например, отстаивание им позиции „о нулевом варианте' в отношении американских и советских ракет средней дальности в Европе. Несмотря на все споры, его идея, в конечном счете, нашла свое воплощение в соответствующем договоре между СССР и США.
Или вопрос об уничтожении стратегических ядерных ракет. Рейган время от времени публично говорил о своей мечте: мире без таких ракет. Никто, включая его ближайшее окружение, не верил в серьезность этих его высказываний, списывая все это на пропаганду. Конечно, пропагандистский аспект при этом всегда присутствовал. Но как постепенно выяснилось, Рейган действительно был достаточно серьезен в данном вопросе. К немалому удивлению и смятению своих европейских союзников, он заявил в Рейкьявике при встрече с Горбачевым о своей готовности в принципе (при определенных условиях) начать взаимную ликвидацию таких ракет. Лишь его фанатическая убежденность в необходимости программы СОИ и ответное упорство Горбачева в этом вопросе помешали тогда возможной договоренности о крупном сокращении ракетно-ядерных вооружений. Позже об этом все же удалось договориться.
Если внимательно проследить политическую карьеру Рейгана, то можно убедиться, что он в ряде случаев на практике действовал более гибко, чем это можно было ожидать, слушая его риторику, международный опыт давало себе знать. Этим можно объяснить его постепенный поворот в отношениях с СССР, который многим казался просто невероятным.
Я не думаю, конечно, что при этом в общем идеологическом настрое или мировоззрении Рейгана произошли какие-то серьезные сдвиги. Дело, скорее, заключалось в постепенном прагматическом принятии им того реального факта, что в мире, в самих США и СССР, происходят важные перемены и что односторонний курс конфронтации уже не отвечает ни духу времени, ни реализации его собственных планов, которые, в конечном счете, были направлены на то, чтобы занять достойное место в истории США, создав более безопасный мир. Сыграло тут, видимо, свою роль и завершение значительной части программ по перевооружению США, что придавало Рейгану дополнительную уверенность в себе.
Так или иначе, нельзя не отметить тот необычный факт, что за время пребывания одного и того же президента в Белом доме советско-американские отношения прошли через разительные перемены: сначала эти отношения вернулись в наихудшие времена „холодной войны', пережили полный развал разрядки, а затем начали вновь выправляться.
Некоторые американские политики и обозреватели, способные идеализировать политику Рейгана, утверждают, будто именно его жесткий политический курс, сопровождаемый гонкой вооружений, привел к распаду Советского Союза, и в этом, дескать, его главный успех.
С этим я никак не могу согласиться. Вся многовековая история Русского (и советского) государства убедительно показывает, что любая серьезная угроза извне вела, независимо от внутреннего политического строя, к сплочению народа нашей страны для отпора внешней агрессии. Пример Великой Отечественной войны — красноречивое тому доказательство. Я глубоко убежден, что если бы Рейган и в свое второе президентство продолжал упорно проводить „крестовый поход' против СССР, угрожая его безопасности или тем более самому его существованию, то он ничего бы не добился, кроме опасного подталкивания всего мира к краю ядерной катастрофы, что могло вызвать политический взрыв в самих США. Все это, думается, понял и сам Рейган. Больше того, можно прямо сказать, что такой ход событий просто не позволил бы самому Горбачеву начать свои реформы и пропагандировать свое „новое политическое мышление' (он сам это признавал). Кто знает, как развивалась бы тогда мировая история?
Второе президентство Рейгана, характеризовавшееся растущими элементами партнерства с СССР, совпало — исторически удачно с точки зрения улучшения отношений — с появлением нового советского лидера — Горбачева. Четыре личные встречи с ним стали важными вехами менявшегося внешнеполитического курса Рейгана, как и самого Горбачева. Оба руководителя сыграли свою роль в новом повороте в отношениях обеих стран. Рейгана сменил Буш, который способствовал дальнейшему позитивному развитию этого процесса.
Роль Горбачева сказалась не только в повороте советской внешней политики, но и в том, что начались новые важные процессы либерализации и демократизации в нашей стране. Однако затем он проявил беспомощность и политическую близорукость, когда столкнулся с большими практическими задачами и трудностями проведения реформы, особенно в том, что касается нового государственного устройства и экономического переустройства. Он пытался решать это лихорадочными, спонтанными и непродуманными мерами и неумелой импровизацией в масштабе огромной страны. Игра судьбами миллионов людей обернулась трагедией.
При умелом и организованном руководстве реформами, при разумном сохранении всего позитивного и продуманном эволюционном устранении крупных недостатков и ошибок прошлого, реформированный и ориентированный на новый путь развития Советский Союз, думается, не только выстоял бы, но и занял бы достойное место среди демократических стран мира.
Однако хаос, созданный в стране растерявшимся Горбачевым и события августа — декабря 1991 года привели к его банкротству, а главное — к распаду Советского Союза. События эти были чисто внутреннего порядка, и приписывать тут какую-то, чуть ли не решающую роль политике отдельных президентов США было бы не только большим преувеличением, но и просто-искажением истории.
Непростое, но растущее взаимодействие наших двух стран и их лидеров в годы Рейгана — Буша и Горбачева, а затем Буша — Клинтона и Б.Ельцина явилось важной предпосылкой для ответа на фундаментальный вопрос: что же с точки зрения истории характерно для отношений наших стран — разрядка напряженности и сотрудничество или конфронтация? Что им больше присуще? Драматические события в самой России дали окончательный ответ на этот вопрос.
Еще в 1809 году великий американец Томас Джефферсон говорил „об исключительном миролюбии' наших двух народов. История свидетельствует, что наши страны не являются естественными врагами. Обеим пришлось уплатить огромную цену за „холодную войну'. Ее окончание, конечно, является поводом для взаимного удовлетворения, но одновременно и для трезвого переосмысливания причин ее возникновения и долгого существования, для борьбы с ее пережитками.
Мне довелось наблюдать за развитием отношений между нашими двумя странами в течение
