мы действительно готовы в настоящее время к серьезным переговорам с целью достижения мирного урегулирования. Об этом я прошу передать в Москву. Я очень надеюсь, что Советское правительство самым внимательным и срочным образом рассмотрит высказанные мною соображения, закончил президент.
В связи с высказанным мною сожалением, что упомянутые им меры не предусматривают полного прекращения бомбардировок ДРВ, Джонсон начал горячиться, утверждая, что не может бросить на произвол судьбы американские гарнизоны и пункты, расположенные в Южном Вьетнаме, особенно около демилитаризованной зоны, где уже действует около 5 северовьетнамских дивизий. Гибель же американских войск привела бы к бурной реакции внутри США, и тогда было бы трудно сохранить сдержанность в применении всей военной мощи США во Вьетнаме. Он, как президент, не хочет подобного развития событий и вынужден — ввиду чисто военных обстоятельств — идти на сохранение определенного минимума бомбардировок к северу от демилитаризованной зоны. „Другого выбора у меня просто нет', — устало сказал он.
Прощаясь, президент передал мне текст своего предстоящего выступления по телевидению.
После беседы с президентом я зашел к У.Ростоу, у которого пробыл около часа. Когда я уходил от него, то неожиданно столкнулся в коридоре с Джонсоном.
Остановившись, он, помедлив, сказал, что хотел бы совсем доверительно сообщить мне еще о следующем: в конце планируемого им телевизионного выступления по Вьетнаму он имеет в виду объявить о своем намерении не баллотироваться больше на пост президента США. Он надеется, что такой шаг с его стороны послужит, определенному умиротворению страстей вокруг вьетнамского вопроса в ходе избирательной кампании, да и поможет более успешному урегулированию всего вьетнамского конфликта. Вообще я покажу, сказал он, что я совсем не одержим жаждой власти, как многие думают. Я хочу посвятить оставшееся время внепартийному служению стране. Вы первый иностранец, кто узнает о таком моем решении. Впрочем, и из американцев пока знают об этом лишь 4–5 человек, включая мою жену.
Говорил обо всем этом Джонсон, как это было видно, с плохо скрываемым волнением и даже с трудом. Выглядел он неважно. Было ясно, что это решение — почти за год до окончания его президентства — сильно ослабляло его дальнейшие возможности влиять на события внутри и вне страны в этот оставшийся достаточно долгий еще срок его пребывания в Белом доме. Видимо, сильный психологический стресс — когда его упорное стремление продолжать войну во Вьетнаме объяснялось многими только желанием „спасти лицо' и добиться переизбрания на пост президента, не считаясь с потерями, — сделал свое дело: он решил показать всем, что готов пожертвовать вторым сроком президентства, чтобы только внести некоторое успокоение в общественное мнение страны и с этих позиций попытаться найти „почетные условия' урегулирования конфликта. Да и возможность победы на выборах для него становилась все более сомнительной. В конце концов, вьетнамская война оказалась для него лично ловушкой. Объявляя о нежелании вновь баллотироваться, Джонсон, по существу, пытался избавиться от длительного нервного напряжения, которое, судя по всему, стало для него просто невыносимым.
Во всяком случае, он выглядел в тот момент как человек, снявший с себя, наконец, тяжелый психологический груз. История делалась на моих глазах.
Свое драматическое заявление он сделал в 9 часов вечера 31 марта, выступая по национальному телевидению из своего кабинета в Белом доме. Тут же находились члены его семьи (но они были вне телевизионной камеры).
Первая часть его выступления по Вьетнаму не содержала для многочисленной аудитории американцев ничего нового. Лишь несколько людей в Белом доме, да и я, оказавшийся невольным свидетелем личной драмы президента, ждали последних слов его выступления. На какое-то мгновение он остановился, как бы собирая всю свою волю, а затем сказал: „Я не буду добиваться и не приму выдвижения меня моей партией на пост президента еще на один срок'.
Это была действительно сенсация. Война во Вьетнаме оказалась для президента Джонсона роковой.
Надо сказать, что семья самого Джонсона оказалась лично сопричастной к этой войне. Как раз накануне выступления президента его дочь Линда проводила во Вьетнам своего мужа, капитана американской армии. В порыве отчаяния, как вспоминал в своих мемуарах Джонсон, она, молодая женщина, спрашивала отца, зачем ее муж должен был ехать куда-то далеко и воевать и даже мог быть убитым, защищая народ, который даже не хотел этой защиты.
В своем телевизионном выступлении Джонсон не смог сказать чего-либо убедительного в оправдание своего внешнеполитического курса. Больше того, выступая на следующий день в Чикаго перед Национальной ассоциацией работников вещания, Джонсон раздраженно обвинил ее членов во всех неудачах США во Вьетнаме. Именно они, заявил президент, настроили против него всю страну. Такое выступление, разумеется, не добавляло ему лавров.
Для меня решение президента, было, конечно, полной неожиданностью. Так же оно было 'воспринято и в Москве. Этот шаг расстроил планы советского руководства на новую встречу с Джонсоном.
Через несколько дней Гарриман сообщил мне об официальном согласии правительства ДРВ начать переговоры с США. Северовьетнамцы, судя по всему, решили прощупать позиции администрации после решения Джонсона не баллотироваться.
Американскую делегацию возглавил Гарриман, его заместителем был Сайрус Вэнс. Однако начавшиеся вскоре переговоры в Париже сразу же приняли затяжной характер.
Когда Москва поинтересовалась у Ханоя положением дел, то там ответили, что невозможно вести продуктивные переговоры с США в условиях, когда они продолжают бомбить ДРВ. Северовьетнамское руководство дало понять, что их позиция могла бы быть гибче, если бы бомбардировки были прекращены. Ханой вновь ввел в заблуждение Москву, которая уже зарекалась не брать на себя неблагодарную роль посредника.
5 июня мне было поручено передать послание Косыгина Джонсону. „Я и мои коллеги считаем — и у нас есть для этого основания, — что полное прекращение США бомбардировок и других военных акций в отношении ДРВ могло бы способствовать перелому в обстановке, который открыл бы перспективы мирного урегулирования, в том числе на переговорах в Париже, где пока нет прогресса'.
Это послание вызвало активную дискуссию на совещании у Джонсона. В результате был составлен ответ Джонсона Косыгину. Суть его сводилась к следующему: правительство США не считает возможным полностью прекратить бомбардировки. Гарриман доверительно сообщил, что голоса на совещании разделились следующим образом: Клиффорд, Вэнс и Гарриман — за положительный ответ Косыгину. Раск, У.Ростоу, У.Банди — против.
Такой ответ Вашингтона еще более охладил посреднический пыл Москвы. Переговоры в Париже продолжались без всякого успеха.
Но в советско-американских отношениях произошел некоторый сдвиг. 22 апреля в госдепартаменте состоялась церемония подписания соглашения о спасении космонавтов. Сотрудничество в космосе развивалось успешнее, чем сотрудничество на земле.
Как Хэмфри охотился на кабана в СССР
Во время приема дипкорпуса в Белом доме 23 апреля Хэмфри доверительно сообщил мне, что „решил попытать счастья' в борьбе за пост президента и что вскоре объявит об этом. Он сказал далее, что всегда считал советско-американские отношения важнейшим фактором, влияющим на судьбы войны и мира, и что он стремится в силу своих возможностей улучшить эти отношения. „Я буду и дальше руководствоваться этим, о чем Вы можете сообщить в Москву своему правительству'.
Через несколько дней советское руководство передало ему через меня негласные пожелания успехов в борьбе за пост президента. В Москве считали, что он, пожалуй, был бы лучшим президентом в этот момент для советско-американских отношений.
Во время беседы Хэмфри с удовольствием и юмором вспомнил свою поездку в СССР и охоту там. В разговоре с нашим министром обороны Гречко он упомянул, что любит охотиться. Гречко, который сам был
