сборища неформальных организаций. Это было любимое место для проведения массовых махачей. Почти каждое утро патрули милиции собирали по парку искалеченные тела, напичканные алкоголем и наркотой, встречались и трупы. Ночью менты в «Зеленке» не показывались. Сектанты не зря выбрали для встречи это место. Достаточно было выставить на двух дорогах возле парка пять человек с мобилками, чтобы за пятнадцать минут до появления знать о непрошеных гостях. Множество путей отхода давали возможность избежать ареста.
— Заряжай все обоймы боевыми, Даня. Бери ножи, кастеты и все, что можно, — Шувалов сосредоточенно рылся в мешке с оружием. — Одевайся по-походному. Я тебя повезу в один лесок, вот там бы нам винтовочка пригодилась, а лучше автомат Калашникова с гранатами.
Шувалов остановил «Субару» за два квартала от центрального входа. Солнце уже опустилось в море, но видимость была отличная — полная луна мягко освещала мертвым светом город, делая тени живыми. Они летали, шли, ползли по улицам, каждая направляясь по своим теневым делам.
— Хорошая ночь, — абсолютно серьезно сказал Шувалов, — Солнце глаза не слепит, свежо, людей на улицах нет. Аж дышится легче. — Матвей полной грудью вдохнул ночной воздух с привкусом моря.
— Не любишь людей? — спросил Данил.
— А за что их любить? — удивился Матвей.
— За то, что они люди и ты человек.
— Я не напрашивался рождаться человеком или кем-нибудь еще. Так что я не обязан никого любить.
При входе в парк их встретила одинокая фигура в черном: «Пароль?». Данил ответил. Матвей отвернулся в сторону, пряча улыбку. Фигура, пригласительным жестом указала на асфальтированную дорожку, залитую лунным светом. Служба уже началась — вдалеке слышались заунывные песнопения, усиленные мощными колонками. Черные фигуры подтягивались к месту действия со всех сторон. Данил заметно нервничал.
— Не дергайся, — шепнул ему на ухо Матвей, — это они с виду страшные. Одного завалишь — остальные разбегутся. Галимые понтовики, а не сатанисты.
Люди, приближаясь к театру, накидывали на себя черные балахоны. Шувалов с Данилом уселись на обломок бетонной колоны чуть в стороне от амфитеатра. На сцене проходил немой спектакль: черные тени душили, били, глумились, издевались друг над другом, из колонок заунывно выли мужские и женские голоса. Напарники прочесывали взглядами толпу. На сцене сменились декорации — худой высокий человек в мантии с серебряным знаком на груди поднял руки к полной луне. Вой из колонок стал тише. Без вступительной речи, громким, хорошо поставленным тенором, с чувством внутренней силы в голосе, человек начал вещать:
— И уничтожил Господь, Бог наш, озеро огненное и серное, логово адово, и уничтожил Он смерть и ад и вверенные им души обратил вспять. Вновь ожили мертвяки земли и стали они на ноги свои и возопили голосом полного раскаяния к Богу живущему во веки веков: помилуй нас Боже смерть и ад перенесшие. И Он дал каждому из них одежду белую, сотканную из света, чистоты и истины и они возрадовались, и Он дал им испить нектар от плодов бессмертия и вечного жития.
И видел сие я, пророк и посланник Его Божественной милости!
Данил толкнул Шувалова в бок.
— Вон, Профессор, — прошептал он и руками повернул голову Матвея в нужную сторону.
— Я хочу тихо отвести его подальше отсюда, — шепотом ответил Матвей, — держись в стороне, прикрывай спину. — Шувалов начал медленно пробираться через толпу.
— Если не Бог говорил через меня, то кто же? — надрывался проповедник, — И если бес говорил через меня, то о чем же? Неужели сатана на сатану восстал? Неужели разделился Бог сам в себе или дьявол восстал на дьявола? Тогда что было бы, о несмысленные люди? Не знаете ли вы, что Господь есть любовь и милосердие, а вы желаете проклятия и зла и пагубы как для дьявола, так и для себя. Не знаете вы тайну Господа Бога и Отца, разве Он не помилует свое дитя, хоть и падшее ныне? Не силен ли Господь спасти Дьявола, и не покается ли Сатана? И то скажу вам не своею мудростью, но духом Бога, что не я открыл все это, но Господь открыл мне…
— Как не стыдно, Григорий Васильевич? — прошептал Матвей в ухо Профессору и вдавил ему ствол пистолета в позвоночник. — Дернитесь — прострелю хребет.
Все тело Профессора напряглось.
— Успокойтесь, — мягким тоном продолжил Шувалов. — Это я вам писал сообщения. И я действительно хочу вам помочь. Театр окружен. Вячеслав вас убьет. Ему нужен только Камень.
— И что вы предлагаете? — не оборачиваясь, прошептал Профессор.
— Я вас выведу отсюда и расскажу всю правду о вашем сыне и жене.
— Взамен на Камень?
— Когда выслушаете меня, вы отдадите мне его сами, — уверенно сказал Матвей.
— Хорошо. Я согласен.
— Бог сжалится над Дьяволом, — уже кричал проповедник, — и воинством его, и помилует их, и оправдает их. И даст им Господь, Бог наш, новые тела и новые рождения, чтобы они могли познать путь истины. Таким образом, спасется Сатана!
Театр взорвался воем сотен глоток. К темному небу поднялись руки в черных рукавах. Матвей вывел Профессора из толпы, и они пошли через лес к морю.
— Что вы собираетесь делать с Камнем? — спросил Профессор.
— Я передам его лично в руки Петру в присутствии Никифора.
— Хорошо. Что с Кириллом?
— С ним все в порядке.
— Он выбрался оттуда? — не поверил Григорий Васильевич.
— Да. — Матвей заставил Профессора присесть и тихо позвал Данила. — Вы поверите мне, если ваша ведунья меня проверит?
— У меня есть способ получше, — ответил Профессор, — приезжайте завтра в десять утра к телебашне возле кладбища.
— Желательно это сделать сейчас, — с напором сказал Шувалов. — За вами охотятся твари, и Вячеслав вас ищет отдельно от меня.
— Я знаю, — в голосе Профессора послышалась горечь. — Вы меня вовремя предупредили насчет ведьмочки, еле ушел. Но сейчас никак не получится. Приезжайте завтра. Кто этот молодой человек? — спросил Профессор, кивая в сторону подошедшего Данила.
— Это сын Никифора, — ответил Матвей.
— Приезжайте завтра, — сказал Профессор и скрылся в темноте.
— Зачем ты его отпустил? — спокойно спросил Данил, присаживаясь напротив Матвея.
— Камня у него нет. Отпустил, чтобы он мне доверял и отдал Камень сам. У него же биотело. Ему терпеть пытки или сдохнуть, что нам поссать сходить, — Шувалов закурил. — Не говори никому, а то мне голову оторвут. Нам же нужен Камень, а не старик.
— Будь спокоен. Не скажу.
Матвей отвез Данила на базу, а сам поехал домой — ему хотелось побыть одному и все обдумать. Он зашел в наливайку, выпил стакан водки, купил пельменей, пива и, пошатываясь от усталости, медленно пошел домой. На лестничной клетке не горел свет, что случалось очень часто. Матвей, чертыхаясь, с третьей попытки попал ключом в замочную скважину, прошел в темную прихожую и почувствовал дуло пистолета, упершееся ему в затылок. Загорелся свет. Матвей, в отражении настенного зеркала увидел уродливое, изрезанное шрамами лицо. Белые зубы торчали над развороченной верхней губой. «Ну и Гуинплен», — сказал Голос. Наколка-оберег Матвея не реагировала.
— Почему я тебя не почувствовал? — спросил Матвей.
— Потому, что я тоже ведьмак, — прошепелявил урод. — Положи сумку на пол.
