на канареек, и на кур, и даже на «девочек Бет», толпой окруживших состоятельного клиента.
Морж был где-то здесь, в будуаре. Баркер перекочевал в сторону туалетного столика, рассчитывая начать поиски оттуда. Опасности для себя он не видел никакой — ни от вздорного «курятника», ни тем более от влюбленных голубков. Ма еще в детстве обучила его таким кунштюкам, что Генри мог выудить даже кость из-под носа у койота, тот бы не почуял. А здесь хоть печку через окно выноси — никто даже бровью не поведет! Красавчик настроился на быструю удачу, но едва лишь потянул на себя верхний ящик, как в коридоре раздался шум, и в комнату влетела немолодая турецкая мадам, судя по удивительной схожести с невестой — хозяйка дома. В глазах у мадам генеральши полыхало праведное возмущение, а в руках у нее… в руках у нее хрустела фольга и алела феска, про которую Красавчик напрочь позабыл и, видимо, оставил на полу возле двери в сераль, когда рядился в чертову плащ-палатку. А Ма ведь предупреждала, идешь на дело — красного не надевай.
Генеральша обвела глазами присутствующих и что-то резко крикнула по-турецки.
—?Вайбе! Адам! Адам бурада! Имдат! — заклокотал «курятник». — Адам! Вай!
Красавчик обомлел от того, с какой скоростью женщины выхватили откуда-то платки, покрывала и накидки и обернулись ими в несколько слоев. Особенно спешили закрыться и спрятать свои «прелести» старухи, и чем древнее была старуха, тем ловчее она куталась и тем громче вопила: «Имдат! Помогите! Имдат! Здесь мужчина!»
—?Вот так попал… — успел посетовать про себя Красавчик, вспомнить, что такую ситуацию Соломон назвал бы «полным цугундером», и начать потихоньку (как будто он мог иначе) перемещаться за ширму. Шажок, другой, третий. Спасительная ширма была рядом. Но тут Красавчик случайно бросил взгляд на невесту. И остановился, будто вкопанный. Благодаря Бет и ее девочкам, он многое знал о женских слезах, обмороках и мигренях, но до этой секунды даже предположить не мог, что девица без пудры и белил способна достичь цветом такой бескомпромиссной белизны. Глаза у девчонки от ужаса стали в пол-лица, руками она бессмысленно вышивала по столу, пытаясь нащупать вуалетку, но если так трястись, то не только вуаль, стол не нащупаешь. Красавчик вздохнул. Было ему отчего-то жаль горе-невесту, вот-вот ее милого дружка обнаружат, и кранты ему, и ей тоже кранты… если… если только… О, черт! Если только вместо мил-дружка первым не обнаружат кого-то другого! Черт! Черт! Черт!
Красавчик Баркер был человеком хладнокровным и жестоким. Вне всякого сомнения! Но порой ненавидел себя за приязнь к синематографу, романтическим историям и патетическим выходкам. И вообще… Черт! Черт! Черт!
Достаточно было легкого толчка плечом, чтобы ширма с грохотом обрушилась на пол.
Генри Джи Баркер выбрался из-под поваленной ширмы и похромал к дверям, безжалостно пиная пуфики и опрокидывая кофейные столики тростью. «Эй! Красотка Пегги! Трам-парам-пам-памс… Прыгай в дилижанс. Умчу тебя во Фриско», — напевал он не лишенным приятности голосом и скабрезно подмигивал онемевшим от такого бесстыдства старухам.
Где тот Фриско? Красавчик не одолел и половины пути до двери, как молчание сменилось воплем, как десятки женских пальцев стянули с него кухаркин чаршаф (все же это была дурацкая идея, как ни крути) и принялись раздирать его на тысячу «красавчиков». Как-то один метис-кабокло из Бразилии рассказывал ужасы про тамошних пираний. Но лишь сейчас Генри понял, что пираньи — пустяки по сравнению с тем, что ему придется вытерпеть, прежде чем он, разодранный в лоскутки, испустит дух! И главное — ради чего? Ради хэппи-энда, которому все одно не бывать?
Генри Джи Баркер почти уже смирился со своей незавидной участью, но тут хищная бабья стая схлынула, и сквозь полуобморочную пелену Красавчик узрел спасение в лице доктора Потихоньку и седовласого военного в парадном генеральском мундире. Усы у военного красиво загибались вверх. Нос был тонким, с горбинкой. «Надо же, — успел восхититься Красавчик, — действительно похож». Сразу за хозяином в двери ввалилась дюжина разъяренных молодых турок под предводительством жениха. Через секунду Красавчика бесцеремонно выволокли из сераля, протащили по галерее, небрежно уронили возле высокого зеркала, предварительно отобрав кольт с ножом, и там обступили хмурой молчаливой стеной. Одетые кто во фрак, кто в парадный мундир, наодеколоненные турки расположились вокруг Красавчика так, словно намеревались не кастрировать «грязного сластолюбца», а позировать модному фотографу. Да-а, вляпывался он в переделки и похуже этой, но вряд ли живописнее.
—?Что ты тут делаешь, дорогой? Заблудился? — нарочито суровый голос доктора Потихоньку подарил Красавчику хоть и призрачную, но все же надежду на лучшее.
—?Ну… Это… Гарем же! Такое дело! Охота было взглянуть глазком!
Когда стрелять не из чего, драться бессмысленно, а спорить глупо; когда силой и численностью противник превосходит тебя минимум в двенадцать раз; когда ты скрючился от боли на полу и вряд ли сможешь чихнуть, не поймав пулю в лоб, остается одно — притворяться дурачком и давить на жалость. Случись на месте Красавчика кто другой, к примеру, Гуталин или О Хара, вряд ли бы они выбрали такое позорное амплуа. Скорее всего, бились бы до последнего вздоха, размазывая напомаженных щеголей по стенкам. А потом бы их нашпигованных свинцом, голых и без документов нашли бы в сточной канаве равнодушные стамбульские жандармы. Рыжий О’Хара или даже Гуталин были, во всех смыслах, людьми гордыми и джентльменами до мозга костей. Может, именно поэтому оба они давно стали ланчем для кладбищенских червей. А Генри Баркер все еще был жив, относительно бодр и в состоянии шевелить мозгами.
Красавчик протяжно застонал, схватившись за бок. Взгляд его, мутный и печальный, взмыл сперва вверх, к потолочной лепнине, а потом доверчиво уткнулся в багровое от возмущения лицо доктора Потихоньку. Так котята тычутся носами в ладони хозяев.
—?Так это, док. Я ж разве знал, что оно у вас так сурово… Так если б я знал… Прости. Слышь, кажется, отбили мне печенку… И дыра кровит.
—?Погодите, — попросив взглядом разрешения у хозяина дома, доктор нагнулся над Баркером. Быстро и довольно-таки невежливо прощупал рану, после чего что-то шепнул паше на ухо. Тот нехотя кивнул в ответ.
—?Встать можешь? Тогда вставай. Ступай домой потихоньку. И благодари аллаха, что Тевфик-паша — человек просвещенный, современный, как и все наши уважаемые гости, поэтому никто сегодня не зарежет тебя, как собаку. Иди домой. Ты мой пациент, ты в Стамбуле гость — тебя не тронут. Завтра не тронут, послезавтра тоже не тронут. Но если через неделю ты все еще будешь здесь, то случится неприятность, дорогой.
Турки вполголоса переговаривались, недобро поглядывая на Красавчика, но, очевидно, убивать его передумали. Это Красавчика устраивало, хотя потраченных усилий было неимоверно жаль. Теперь вряд ли выйдет так легко проникнуть в дом к генералу, и вряд ли получится сделать это в ближайшие несколько месяцев. А все его дурацкая жалость!
Красавчик собрался было уже убираться вон, не солоно хлебавши, как вдруг в зеркале появилось отражение атласных туфелек лилового цвета. Хозяйка туфелек — маленькая ханым, протиснулась между офицерами и встала прямо перед отцом, отгородив Красавчика от всех худенькой своей спиной. Такой мелодраматичный поворот сюжета оказался как нельзя кстати. Оставалось лишь разбавить эпизод уместной репликой, а лучше — тяжким стоном, что Генри не преминул изобразить.
—?Не беспокойтесь, сэр. Я не позволю вам никуда ехать в таком состоянии, — бросила Зехра через плечо Красавчику и повернулась к мужчинам. — Человек ошибся, но ошибся по незнанию — из-за разницы в наших культурах, а вовсе не из-за дурных намерений. Странно, что многие здесь не способны такой простой вещи понять. Эрхан-бей… Я умоляю вас как ваша будущая супруга. Альпер-бей, я прошу вас почтительно как ваша будущая дочь. Отец, я настаиваю… Сегодня — моя помолвка, мой большой день. Будь великодушен, прикажи разместить нашего гостя до утра в гостевой мансарде.
Прислушиваясь к звонкому голоску невесты, исподтишка разглядывая в зеркале безразличную гримасу жениха, встревоженное лицо доктора Потихоньку и полный отеческой нежности взгляд генерала, Баркер совершенно определенно решил как-нибудь при случае поблагодарить аллаха.