Буря Жнеца

– Видела? – Улыба захохотала. – Я так близко к тебе не подхожу, полукровка.

– Она становится смирней, – сказал Каракатица. Корик только хмыкнул.

– Тихо всем, – приказал Скрипач. – Неизвестно, кто еще живет в лесу или пользуется дорогой.

– Мы тут одни, – заявил Бутыл, осторожно садясь и хватаясь за голову. – Скрывать четырнадцать бурчащих и пердящих солдат – дело трудное. Когда выйдем в более населенные места, станет еще труднее.

– Что особенно трудно – это заткнуть рот одному недоделанному магу, – сказал Скрипач. – Все проверить вещички. Хочу, чтобы мы углубились в леса, прежде чем залечь на день.

Последний месяц плавания Охотники за Костями старались спать днем, чтобы изменить привычный цикл. Оказалось, что это весьма тяжело. Но сейчас почти все стали «перевертышами». У них даже кожа побледнела.

Скрипач пробрался ближе к Геслеру. «У всех, кроме золотокожего ублюдка и его волосатого капрала». – Твои готовы?

Геслер кивнул: – Панцирники жалуются, что доспехи заржавели.

– Ну, пока что они не скрипят. – Сержант бросил взгляд на скорчившихся солдат взвода Геслера, а потом на своих. – Почти армия, – произнес он чуть слышно.

– Да, почти вторжение, – согласился Геслер. – Слышал, чтобы кто-то когда- то вторгался так тихо?

Скрипач покачал головой. – Какое-то странное чувство рождается. Судя по докладам разведки, Эдур размазаны тонким слоем. А порабощенных целые легионы. Проклятые летерийцы!

– Знаешь, Скрип, мне прошедший отряд не показался особенно порабощенным.

– Ну, я думаю, мы скоро все поймем. Так или иначе. А пока продолжим ползучее вторжение.

– Момент. – Геслер опустил покрытую шрамами руку на плечо Скрипача. – Скрип, она сожгла гребаные транспорты.

Сержант моргнул.

– Трудно не понять смысл такого поступка, верно?

– О каком смысле ты толкуешь, Геслер? О том, что береговые патрули заметили пламя – или о том, что нам нет пути домой?

– Худ меня побери, я могу разжевать только один кусок за раз. Начнем с первого. Будь я чертова империя, я наводнил бы побережье солдатами раньше, чем солнце зашло. Сколько бы Мокра не использовали взводные маги, нам пришлось бы туго. Рано или поздно.

– До того, как мы начали бы лить кровь, или после того?

– Я не о том времени, когда мы начнем резать проклятых Тисте Эдур. Я о настоящем моменте.

– Когда кто-то наткнется на нас, мы вылезем, сердитые и грязные, и устроим то, что положено по плану.

– И постараемся выжить. Да. А если все летерийцы будут враждебны?

– Мы будем таиться и воровать что потребуется.

– Нужно было высаживаться всей куче, не только морской пехоте. Сомкнуть щиты – и посмотреть, что они могут бросить на нас.

Скрипач потер шею. И вздохнул:- Мы уже знаем, Геслер, что они могут бросить на нас. Но на этот раз с нами нет Быстрого Бена, который взлетит в воздух и устроит ужас в ответ на ужас. Нет, мы намерены вести ночную войну. Засады. Звон ножей в темноте. Ударь и убеги.

– Но не дальше берега.

– Точно. Вот я и гадаю, подожгла она корабли, чтобы показать ИМ, что мы здесь – или чтобы показать НАМ, что о бегстве лучше не думать. А может, и то и то?

Геслер буркнул: – Она сказала «без свидетелей». Это о нас, здесь?

Скрипач пожал плечами и встал: – Возможно, Геслер. Давайте двигаться – птицы уже щебечут так же громко, как мы.

Но, пока они трусили по сырому, гниющему лесу, вопрос Геслера продолжал мучить Скрипача. «Он прав, Адъюнкт? Мы уже нарвались? Вторгаемся в проклятую империю силами двух взводов. Идем одни, без поддержки, жизнь и смерть зависят от усилий единственного взводного мага. А если Бутыла убьют в первой стычке? Тогда нам кранты. Лучше держать Корабба поближе к Бутылу и надеяться, что удача еще ему поддается.

Хорошо хоть ожидание кончилось. Под ногами настоящая земля. Мы шатались словно пьяные, когда выходили на берег. Наверное, должно было выглядеть смешно. В других обстоятельствах. Но если бы напоролись на береговую стражу… Хотя сейчас мы вспомнили, как шагать уверенно. Слава Худу. Ну, если можно «уверенно шагать», спотыкаясь о моховые кочки, проваливаясь в дыры, цепляясь за узловатые корни. Почти как под Черным Псом. Нет, не надо думать так. Гляди вперед, Скрип. Гляди веселей».

Где-то высоко, за ведьмовской паутиной кривых сучьев, светлело небо.

***

– Еще одна жалоба от любого из вас – и я отрежу себе левую титьку.

У окружающих выпучились глаза. Отлично. Ей нравилось видеть, как работает любимый прием.

– Как хорошо, что вы не любите плавать, – пробасил Куб.

Сержант Хеллиан уставилась на здоровенного солдата. «Не люблю чего?» Затем она опустила взгляд, пытаясь сосредоточиться, подсчитать число фляжек с ромом, которые вытащила из объятого диким пламенем трюма. Шесть или десять. Девять. Она обвела рукой размытый полукруг лиц. – Каждый оставляет в мешке свободное местечко. Каждому по одной.

Нервный Увалень сказал: – Сержант, разве нам не велено разыскать Урба и его взвод? Они, должно быть, близко. – Тут капрал заговорил другим голосом: – Он прав. Куб, откуда ты пришел? От воды или сверху обрыва?

– Не помню. Темно было.

– Постой, – крикнула Хеллиан, сделав шаг влево, чтобы сохранить равновесие на качающейся палубе. Нет, на качающейся земле. – Ты не моего взвода, Куб. Проваливай.

– Я бы со всей радостью, – отвечал солдат, покосившись на окружившую их стену густого леса. – Но мне даже фляжки клятого эля не досталось. Сержант, вы совсем обгорели.

Хеллиан выпрямилась. – Постой. Это не обсуждается. Главная часть пайка. Но я скажу вам, что самое плохое. Готова поклясться, что пожар видели. Надеюсь, что тот, кто его устроил, уже стал кучкой пепла. Вот на что я надеюсь. Кто-то его увидел, как пить дать.

– Сержант, все транспорты сожжены, – сказал другой солдат. Борода, широкая грудь – крепок как древесный ствол. «Наверное, так же умен. Как – то бишь его имя?»

– Кто ты?

Солдат потер глаза. – Балгрид.

– Точно. Ну-ка, Балда, попробуй объяснить: как это кто-то ухитрился переплывать от корабля к кораблю и поджигать при этом? Ну? Я что-то не соображу.

– Кто-то идет, – прошипел взводный сапер.

«У него такое дурацкое имя… Имя, которое так трудно запомнить. Напруди? Нет. Навреди? Уже ближе. А, Навроде. Нашего сапера звать Навроде. А имя его дружка