Икарий.
– Я не прошу твоего соизволения, Джаг.
– Тем не менее ты его получаешь. Карса Орлонг, добро пожаловать к Руладу.
Карса сверкнул глазами на Икария; тот, хотя был не таким высоким, сумел встретить взгляд Тоблакая, не задирая головы.
И тут случилось что-то странное. Семар Дев увидела: глаза Карсы чуть расширились. Он внимательно уставился на Икария. – Да, – сказал он недовольно. – Теперь я вижу.
– Рад слышать, – отозвался Икарий.
– Что ты видишь? – спросила Семар.
Таралек Виид позади нее застонал, закашлялся, перекатился на бок. Его начало рвать.
Карса отпустил руку Джага и сделал шаг назад. – Ты держишь слово?
Икарий слегка поклонился: – Как может быть иначе?
– Верно. Икарий, я свидетельствую.
Джаг поклонился еще раз.
– Руки прочь от меча!
Крик заставил всех повернуться. Шестеро стражников – летерийцев подходили к обнаженным оружием.
Карса фыркнул: – Детишки, я возвращаюсь во двор. Прочь с дороги.
Они расступились, словно тростники перед носом ладьи. Тоблакай двинулся к казармам, стража пошла следом, пытаясь не отстать от широко шагавшего великана.
Семар Дев пялилась вслед; неожиданно для себя она громко взвизгнула – и тут же прикрыла рот руками.
– Ты этим напомнила мне Старшего Оценщика, – с улыбкой сказал Икарий. Его взор скользнул мимо. – О да, вот и он. Словно мой личный стервятник. Ведьма, если я позову его жестом – как думаешь, подойдет?
Семар покачала головой. Ее все еще захлестывала волна облегчения; от пережитого ужаса руки дрожали. – Нет, он предпочитает поклоняться на расстоянии.
– Поклоняться? Этот человек заблуждается. Семар Дев, ты просветишь его?
– Как скажешь. Икарий, это не поможет. Видишь ли, его народ помнит тебя.
– Да неужели? – Глаза Икария сузились. Старший Оценщик заметил обращенное на него внимание бога и начал кланяться.
– Может быть, – заметил Икарий, – мне все-таки стоит поговорить с ним.
– Он убежит.
– Тогда во дворе казарм…
– Там ты сумеешь загнать его в угол?
Джаг рассмеялся: – Это будет доказательством моего всемогущества.
Возбуждение Сиррюна Канара было подобно кипящему котлу, с которого вот-вот соскочит крышка; однако он сдерживал себя на всем долгом пути к криптам Пятого Крыла. Воздух там весьма сырой, плесень на ходу проникает в подошвы сапог, холод запускает щупальца в сердцевину костей.
Таково будет место жительства Томада и Уруфи в ближайшие два месяца. Сиррюн не мог радоваться сильнее. В свете фонарей, которые несли стражники, он различал – с превеликим удовлетворением – характерное выражение на лицах Эдур. Оно свойственно всем пленникам: отупение, неверие, шок и страх мелькали, сменяя друг друга, пока все не вытеснило тупое нежелание признавать реальность.
Сегодня ночью он сможет ублажить себя в постели; вот этот момент стал как бы прелюдией к желанию. Он уснет успокоенным, он будет доволен миром. Своим миром.
Они прошли всю длину нижнего коридора. Сиррюн жестами приказал посадить Томада в левую камеру, а Уруфь в противоположную. Женщина Эдур бросила последний взгляд на супруга, повернулась и пошла за тремя стражниками. За ними двинулся и Сиррюн.
– Я знаю, что ты более опасна, – сказал он, когда стражник наклонился, прилаживая браслет кандалов на ее лодыжку. – Пока мы здесь, тут есть и тени.
– Твою участь решат другие, – бросила она.
Он немного помолчал. – Посетителей не будет.
– Да.
– Шок прошел?
Женщина поглядела на него с явным презрением.
– В таком месте, – продолжал он, – приходит отчаяние.
– Уйди, мерзавец.
Сиррюн ухмыльнулся: – Снимите плащ. Почему один Томад должен страдать от холода?
Она оттолкнула стражника и сама расстегнула фибулу.
– Вы были достаточно глупы, чтобы забыть про Дар Эдур, – сказал он. – Теперь получайте, – он повел рукой, показывая на крошечную камеру, влажный потолок, потоки воды на стенах, – дар Летера. Надеюсь, получите наслаждение.
Не дождавшись ответа, Сиррюн отвернулся. – Идемте, – сказал он стражникам, – оставим их тьме.
Едва затихли последние отзвуки шагов, Пернатая Ведьма вылезла из служившей ей убежищем каморки. В ее личный мир прибыли гости. Незваные. Это ее коридоры; неровные плиты под ногами, скользкие стены, которых можно коснуться руками, волглый воздух, запах гнили, сама темнота – все это принадлежит ей.
Томад и Уруфь Сенгары. Уруфь, некогда владевшая Пернатой Ведьмой. Да, в этом видится справедливость. Пернатая Ведьма – летерийка… кто сможет отныне усомниться, что серый прилив сменился отливом?
Она прокралась в коридор – мокасины бесшумно ступали по скользкому полу – и замерла в нерешительности. Хочется ли ей поглядеть на них? Высмеять жалкое падение? Искушение было сильным; но нет, лучше остаться незримой, неведомой им.
Ага, они переговариваются. Она подошла подслушать.
… ненадолго, – сказал Томад. – Это вернее всего иного освободит нам руки. Жена, Ханнан Мосаг свяжется с женщинами, будет выкован союз…
– Не будь так уверен, – отвечала Уруфь. – Мы не забыли истину о безграничности амбиций Короля-Ведуна. Во всем виноват…
– Не надо об этом. Выбора нет.
– Возможно. Но неизбежны уступки, это сложно, ибо мы не верим ему. О, слово он даст, не сомневаюсь. Как ты сказал, выбора нет. Но какова цена слову Мосага? Его душа
