– Превосходно. От кого?
– От анонима.
– Весьма интригует. Это часть загадки – или боязнь, что я решу головоломку, едва взглянув? И как прикажешь отвечать на такой вопрос? Где она?
– Должны были доставить в вашу контору, господин.
– Хорошо. Пусть человек внизу орет до полудня. Потом снова отведите его вниз.
Танал поклонился уходящему с балкона Каросу. Выждал сотню ударов сердца и тоже ушел.
Вскоре он спустился на самый нижний уровень древней темницы, по спиральным лестницам, по коридорам, мимо камер, что не использовались сотни лет. Недавнее наводнение затопило и этот уровень, и тот, что сверху; воду успели откачать, но остался слой густого ила. В воздухе воняло затхлой влагой. Танал Ятванар захватил лампу и сейчас спускался по наклонному переходу, пока не оказался у камеры, некогда служившей для допросов. Загадочные, покрытые ржой механизмы валялись на плитах пола, крепились на стенах; в середине на толстых цепях висела рама размерами с кровать.
Напротив входа была ниша, заполненная разнообразными кандалами и цепями – все они могли быть при помощи храповика втянуты в стену. Рама висела наклонно, так что привязанная к ней женщина смотрела в нишу. Именно ее Танал должен освободить.
Женщина не спала. Заметив свет, она отвернула лицо.
Танал поставил лампу на заваленный орудиями пытки стол. – Пора есть, – произнес он.
Узница промолчала.
Ее голос был хриплым, каркающим: – Надеюсь, коротышка, однажды ты ей задохнешься.
Танал улыбнулся: – Вряд ли.
– Ого, я так тебе ненавистна?
Он поглядел на нее и улыбнулся: – Джанат Анар, старший лектор в Академии Имперского Обучения. Увы, ты мало что поняла в путях империи. Хотя могут возразить, что теперь, здесь, ты научилась многому.
Женщина изучала его. Взгляд казался странно суровым на разбитом лице. – Со времен Первой Империи до сих дней, коротышка, бывало немало наглых тираний. То, что нынешние поработители из Тисте Эдур, мало что значит. Настоящее порабощение исходит от вас. Летерийцы против летерийцев. Более того…
– Более того, – передразнил ее тон Танал, – Патриоты покажутся даром милосердия по сравнению с нравами Эдур. Лучше мы, чем они. Мы не хватаем всех без разбора; мы не караем за невежество; мы не требуем выкупа.
– Дар? Ты так действительно думаешь? – ответила Джанат, не отрывая от него взора. – Эдур ничего нам не уступят. Их вожак неистребим, так что их господство абсолютно.
– Высокородный Эдур посещает нас почти каждый день…
– Чтобы держать вас в рамках. Тебя, Танал Ятванар, не твоих пленников. Тебя и безумца Кароса Инвиктада. – Она склонила голову к плечу. – Интересно, почему организации вроде вашей неизбежно наполняются жалкими отбросами общества? Слабоумными извращенцами и психами. Разумеется, жестокими словно дети. Уверена, о твоем жалком детстве можно было бы рассказать немало ужасного. Сейчас в твоих руках власть и о, как ты заставляешь нас страдать!
Танал поднес ей еду и фляжку с водой.
– Ради Странника, – пробормотала она, – хотя бы руку отвяжи, и я поем сама.
Он встал рядом. – Нет, мне нравится вот так. Ты чувствуешь стыд, ведь тебя кормят как ребенка?
– Чего тебе нужно? – спросила Джанат, когда он откупорил флягу.
Поднеся горло сосуда к потрескавшимся губам, он напоил женщину. – Я вроде не говорил, что мне чего-то нужно.
Она дернула головой, закашлялась; вода брызнула на грудь. – Я призналась во всем, – сказала она вскоре. – У тебя есть мои записи, мои изменнические лекции о личной ответственности и необходимости сострадания…
– Да, твой моральный релятивизм.
– Я отрицаю понятие релятивизма, коротышка – но ты ведь не потрудился прочитать лекции. Элементы культуры не оправдывают и не поощряют самоочевидные несправедливость и неравенство. «Статус кво» – не святыня, не алтарь, который нужно украшать потоками крови. Традиция и привычка – не аргумент…
– Во имя Белого Ворона! Женщина, ты воистину лектор. Без сознания ты была лучше.
– Тогда забей меня до бесчувствия.
– Увы, не могу. Приказано тебя освободить.
Ее глаза сузились. Затем женщина улыбнулась: – Как беззаботна я была…
– Почему это?
– Я почти поддалась. Соблазн надежды. Если ты должен освободить меня, зачем было вообще сюда притаскивать? Нет, я стала твоей личной жертвой, а ты – моим личным кошмаром. В конце связывающие нас цепи будут одинаковыми.
– Психология человеческого рассудка, – ответил Танал, вталкивая смоченный жиром хлеб ей в рот. – Особенно твоего. Итак, ты читаешь мою жизнь так же легко, как свиток. Это должно меня устрашать?
Женщина прожевала и с трудом глотнула. – У меня есть более опасное оружие, коротышка.
– И какое же?
– Я скользнула в твою голову. Я вижу твоими глазами. Плыву потоками твоего разума. Я стою там, гляжу на грязное существо, прикованное к ложу насилия. Постепенно начинаю понимать тебя. Это интимнее любовного соития, коротышка, ибо у тебя не остается тайн. Да, если ты уже подумал: я прямо сейчас этим занята. Слушаю свои слова, как ты, чувствую стянувшую твою грудь тяжесть, ощущаю, как под кожей крадется озноб, хотя снаружи ты вспотел. Внезапный страх, когда ты осознал величину собственной уязвимости…
Он ударил ее. Достаточно сильно, чтобы голова врезалась в раму. Кровь потекла изо рта. Женщина закашлялась, сплюнула. Дыхание стало неровным, хриплым. – Продолжим обед позже, – сказал он, пытаясь удалить из голоса все эмоции. – Надеюсь, в предстоящие дни и недели ты вдоволь накричишься. Поверь, Джанат, тебя не услышит никто.
Она издала странный клекочущий звук.
Танал не сразу понял, что это смех.
– Впечатляющая бравада, – сказал он как можно искреннее. – Может быть, я и впрямь тебя освобожу. Пока не решил. Искушение… ну ты понимаешь.
Женщина кивнула.
– Наглая сука.
