Буря Жнеца

поверхность оставалась незапятнанной до полудня; потом заждавшиеся поборники выйдут сражаться друг с другом или собираться группами – те, что могут объясниться на одном языке – и пережевывать странные, мрачные обстоятельства. А пока Таралек Виид прислонился к стене у входа и наблюдал за Икарием – тот медленно шел вдоль внешней стены, проводя кончиками пальцев по выцветшему пыльному камню, по потускневшим фризам.

На них – бледные изображения героев империи. Упившиеся славой короли ныне изрублены и поцарапаны мечами равнодушных иноземцев, сражающихся между собой в предвкушении попытки убийства нынешнего владыки престола, Императора.

Следы одной пары ног шли вдоль всей стены; тень высокого, оливковокожего воина почти исчезла. Он помедлил, подняв голову к стае незнакомых птиц, пронесшихся через синий прямоугольник неба; затем двинулся дальше и дошел до угла, в котором массивная решетка ворот преграждала выход на улицу. Фигуры охранников были едва видны сквозь сплетение толстых ржавых прутьев. Икарий встал, оглядывая ворота. Он стоял неподвижно, и солнце сделало его блеклым – словно воин только что выступил из фриза, столь же тусклый и изношенный, как и прочие древние герои.

Но нет, не герой. Ни в чьих глазах. Никогда. Просто оружие. Однако… он живет, дышит… когда кто-то дышит, он уже не оружие. Горячая кровь в жилах, изящество движений, клубок мыслей и чувств в черепе, пылающая в очах сознательность. Безымянные слишком долго склонялись перед порогом каменных врат. Поклоняться дому, твердой почве, гулким комнатам – почему не живым, дышащим, тем, что могли бы жить в доме? Почему не бессмертным строителям? Храм становится святым местом не ради себя самого, но ради бога, которого в нем почитают. Но Безымянные видят всё не так. Поклонение, ставшее вершиной крайности… но столь же примитивное по сути, как приношение даров стертым, политым кровью камням… «о, я не гожусь для них, ибо такие мысли промораживают до мозга души.

Гралиец, истерзанный и израненный предательствами. Теми, что поджидают в тени любого человека – ибо каждый из нас и дом, и жилец. Камень и земля. Кровь и плоть. Я буду слоняться по старым комнатам, шагать привычными коридорами пока, однажды, не заверну за угол и не встречу самого себя как незнакомца, и чем же он покажется? – разумеется, отражением самых злодейских черт моей натуры.

Вот тогда блеснут ножи и начнется битва за жизнь, год за годом, подвиг за подвигом. Храбрость и подлая измена, трусость и блестящая злоба.

Чужак оттеснен, шаг за шагом. Наконец-то я снова не узнаю себя – какой здравомыслящий человек пожелает признать собственный позор? Кто способен извлечь удовольствие, ощущая зло, получить удовлетворение от горьких плодов? Нет, мы будем держаться за свою ложь – не я ли каждое утро провозглашаю клятвы мести? Не я ли шепчу проклятия всем, кто не похож на меня?

И я решаюсь судить Безымянных, выставляющих одно зло против другого? Но каково мое место в ужасной схеме?»

Он уставился на Икария, недвижно, как статуя, стоявшего лицом к воротам, нечеткого за потоками знойного воздуха. «Мой чужак. Но кто из нас – зло?»

Таралек подозревал, что его предшественник Маппо давно оставил за спиной всякую борьбу. Он скорее согласится изменить Безымянным, нежели этому воину перед воротами. Дурной выбор? Гралиец больше не был уверен.

Бормоча под нос проклятия, он оторвался от стены и пересек двор, рассекая волны зноя, чтоб встать рядом с Джагом. – Если ты оставишь здесь оружие, – сказал он, – то сможешь свободно гулять по городу.

– И свободно изменять намерения? – слегка улыбнувшись, отозвался Икарий.

– Это мало что изменит – разве что нас немедленно казнят.

– Это было бы милосердно.

– Икарий, я не верю твоим словам. Ты пытаешься посмеяться надо мной?

– Возможно, Таралек Виид. Что же до города, – Джаг покачал головой, – я еще не готов.

– Император может вызвать в любой миг…

– Не вызовет. Время есть.

Граль скривил губы: – Почему ты так уверен?

– Потому что, Таралек Виид, – сказал Икарий медленно и спокойно, отворачиваясь к стене, – он боится.

Гралиец молча смотрел ему в спину. «Боится? Тебя? Что он знает? Семь Святых, кому известна история этой страны? Ее легенды? Они предупреждают об Икарии и том, что он несет с собой?»

Икарий исчез в тени дверного проезда. Таралек последовал – десять ударов сердца прозвучали быстро – не для того, чтобы не разлучаться с суровым спутником, но в поисках кого-то, способного дать ответы. Его уже осаждали полчища вопросов.

***

Варат Таун, прежний помощник Атрипреды Яни Товис, скорчился в углу пустой комнаты. Единственной его реакцией на приход Яни Товис стала дрожь. Он сжался еще сильней и не поднял головы. Этот мужчина – и только он один – вывел Таралека Виида и Икария через садки – тоннель, открытый при помощи неведомой магии через все миры, которые пересекала их экспедиция. Атрипреда сама видела разверстую рану, которая была выходным порталом; сама слышала визгливый вой, звук, проникший в грудную клетку и схвативший сердце словно когтями; не веря своим глазам, следила за ковыляющими фигурками – двое, ведущие третьего под руки…

Больше никто не выжил. Ни Эдур, ни летерийцы.

Рассудок Варата уже тогда был поврежден. Он бормотал, неспособный к внятным объяснениям, кричал, едва кто-то подходил близко; он не мог или не хотел оторвать выпученных глаз от бесчувственного тела Икария.

Тогда Таралек прохрипел несколько слов. «Мертвы. Все. Первый Трон разрушен, все защитники убиты – Икарий не пропустил никого. Даже сам он тяжело ранен. Он… он достоин вашего Императора».

Но гралиец говорил так с самого начала. Истина в том, что никто ничего не знает. Что же произошло в подземной гробнице, где находился Первый Трон?

Но ужасные откровения еще не кончились. Трон Тени также уничтожен. Яни Товис помнила ярость и трепет на лицах Тисте Эдур, когда те разобрали произнесенные с грубым акцентом слова Виида.

Нужна вторая экспедиция. Хотя бы это ясно. Нужно убедиться в истинности его заявлений.

Врата захлопнулись сразу после прохождения троих выживших. Исцеление раны было почти таким же быстрым и яростным, как и ее открытие. Какофония воплей – словно собрались проклятые души – вырвалась из портала в последний миг, оставив свидетелям тягостное впечатление, что остальные бежали, но не успели выйти…

По свежему следу этих впечатлений пришли вести о неудачах эдурских ведунов – сразу на множестве кораблей – пытавшихся проложить новые тропы через садки. Травма, причиненная закрывшейся раной, каким-то образом запечатала все возможные пути к Трону Тени, как и к трону Т’лан Имассов. Навечно? Никто не знал. Даже выход из контакта стоил ведунам сильнейшей боли. Жар, рассказали они: словно сама плоть сущего стала буйным огнем.

По правде говоря, Яни Товис всё это мало интересует. Она потеряла солдат… а особенно удручает ее состояние заместителя, Варата Тауна.