организм до последней стадии, после которой можно будет снять кулек и посмеяться. Буквально через полминуты эта стадия наступает. Мул снимает кулек на несколько секунд позже и смеется вместе со мной.
— Мультик видел? — спрашиваю я.
— Да… сказку… там-пам-пам-пам-пам-тара-ра-ра…
— Прикольно… — улыбаюсь я.
— А тебя вставило? — в свою очередь спрашивает Мул.
Это не просто дань вежливости, Мул действительно хочет знать, приходнуло ли меня и как силен приход. Если меня не вставило, кайф у Мула будет наполовину поломан.
Но я смеюсь и киваю головой, после чего Мул удовлетворенно улыбается и вновь ныряет в пакет. Я следую его примеру — кайф от клея сильный, но очень кратковременный, словно горящая бумага. Если не подкормить, то огонь погаснет. А мне бы этого не хотелось.
После третьего захода клей в кульках надо растирать. Что мы и делаем почти одновременно, давая выход свежим парам токсина. Давая новый приход.
Мы молчим, лишь изредка смеемся своим видениям. До тех пор, пока весь тюбик не израсходован, а кульки не истерты в дыры. Тогда Мул смотрит на меня и говорит:
— Почему мы раньше этого не делали?
Я пожимаю плечами:
— Потому что мы уже вышли из этого возраста. Клей, кульки, всё это, конечно, прикольно, но это для малолеток.
— Сто пудов. — соглашается со мной Мул. — Для малолеток. Но ведь хорошо?
— Хорошо. Только план лучше.
— А кокаин еще лучше. Но капусты на него нет. Слышь, Веня, а давай на мой день рождения Мажора раскрутим на кокс. Хочется коксом закинуться.
— Базару нет, давай. — говорю я.
Кайф уже улетучился. Чем плоха токсикомания, так это коротким кайфом. Зато отходняков нет.
Мы опять молчим. Мул наверняка думает о дне рождения с кокаином вместе. Я думаю о работе. Точнее, об ее отсутствии. Через пару дней от штуки останутся одни воспоминания, а на склад мне появляться резону нет, Игорек меня в землю уроет. Свобода — вещь хорошая, но жрать иногда тоже надо. Настроение постепенно портится. Всплывает образ Мажора — Вадика Коротаева, сына какой-то шишки из налоговой инспекции. Ему не надо работать, учеба его в основном проходит в пиццерии рядом с университетом, где он числится студентом юрфака. В «Пицце Италиано» он и его сокурсники сидят целыми днями, прожирая и пропивая родительские денежки… черт! Жрать хочется.
Я достаю телефон и звоню Мажору.
— Алё! Вадик?
— Да! — слышен бодрый голос Мажора.
— Ты в пиццерии?
— Да.
— Бухаешь?
— Да.
— Красавец.
— Да.
— Что «да»?! О друзьях не хочешь подумать? Хоть бы предложил гамбургер какой-нибудь…
— Братан, без проблем. Гамбургеров нет, но «макси-неаполитано» жди…
Когда Мажор пьяный, ему цены нет. Ради друзей готов на всё. В разумных пределах, конечно. Пару раз он мне присылал на работу пиццу, когда с деньгами тяжело было. Правда, не «макси», но все-таки присылал.
— Погоди. — перебиваю его я. — Во-первых, я не на работе.
— А где? — удивляется Мажор.
— В «офисе». Адрес работы можешь забыть, я там больше не работаю.
— Хорошо, жди в «офисе»… — начинает Мажор и я ещё раз его перебиваю.
— Я не один. Мы с Мулом.
Мулу Мажор с удовольствием прислал бы пиццу с мышьяком или спагетти под цианидом. Да и за две «макси-пиццы» ему платить уже не хочется. Но…
Как там… Взялся за гуж — полезай в кузов?
…Назвался груздем — не говори, что не дюж?
— Без проблем, братуха. — говорит Мажор уже без прежнего энтузиазма. — Какой там адрес?
Уже и адрес не помнит. Жадный.
— Академическая, двадцать пять. Пришлешь?
— Да. А вы что, поправляетесь?
— Да так, по мелочи.
Говорить Мажору, что сейчас мы с Мулом нюхали клей как четырнадцатилетние сопляки, не хочется.
— Ждите. — Мажор отсоединяется и я, медленно закрывая флип трубки, думаю, что Мажор наверняка сейчас отключит телефон. Потому что я могу позвонить еще раз и попросить к пицце пива или еще чего- нибудь. Но я не попрошу.
— Ну что? — спрашивает Мул.
— Сказал, что пришлет две «макси».
— А пива?
Мул, Мул… ты тоже не прав. Не надо наглеть…
— Пиво я куплю. Ты дождись пиццу, а я в ларек схожу. — говорю я, вставая с места.
— Слышь, Веня, может… к барыге зайдешь?
Я смотрю на часы. Без пяти двенадцать. Барыга живет рядом, как раз минут пять идти. Киваю головой и выхожу из «офиса». По тенистой улице дохожу до перекрестка и останавливаюсь. Направо пойдешь — пиво возьмешь, налево пойдешь — к барыге попадешь. Я словно Буриданов осел, не могу выбрать, куда сначала идти. С одной стороны глоток холодного пива, с другой — традиционный общий напас с такими же, как я, покупателями, пришедшими к двенадцати часам за планом. И лишь когда я понимаю, что именно ближе к сердцу в прямом и переносном смысле, я поворачиваю налево.
Барыга живет в четырнадцатиэтажке, стоящей возле парка. Перед подъездом разбит небольшой скверик с лавочками, клумбами и другими атрибутами сытой и ухоженой жизни. Когда я захожу в этот скверик, то картина, которую я вижу, повергает меня в изумление: без малого человек тридцать парней и девчонок расселись по лавочкам и беспрестанно смотрят то на часы, то на въезд в сквер. Здесь не только планокуры, здесь и потребители внутривенного, непрерывно чешущие свои шеи и щеки — Мул говорит, что это из-за кодеина. Здесь и те, кто употребляет таблетки, они не сидят, а ходят туда-сюда с перекошеными рожами — мескалин все-таки сильнее всего разрушает нервную систему. Нет, здесь и раньше собирались толпы человек по десять, но сейчас…
Судя по всему барыга существенно расширил свой ассортимент.
Интересно, а они не думают, что кто-нибудь из соседей, какая-нибудь стервозная старушка, выглянет в окно, поразмышляет и наберет на своем допотопном телефоне две цифры, а через пять минут в сквере появятся новые участники представления — люди в погонах.
Хотя вряд ли. Говорят, что Афоня — так зовут барыгу — с ментами вась-вась. Благодаря ему прошли те времена, когда тяжело было с дурью и приходилось обзванивать знакомых, прося их «помочь взять». Афоня продает дурь всем — даже чужакам.
