Наконец издатель завершает разговор и бросается ко мне.
– Завтра мы возвращаемся в Москву, – заявляет он. – Нам нужно быть там к пяти вечера.
– Мы же собирались остаться здесь еще на пару дней. Я даже не успел посмотреть город. К тому же в Москву лететь девять часов. Как вы рассчитываете оказаться там к пяти?
– Вы забыли о семичасовой разнице. Когда здесь полдень, в Москве два ночи, так что времени у нас полно. Я отменю ресторан и попрошу накрыть ужин прямо здесь. Нам предстоит еще кое-что уладить.
– Но что за спешка? Мой самолет в Германию...
Издатель перебивает:
– Президент Владимир Путин прочел в газетах о вашем путешествии и хочет встретиться с вами.
ДУША ТУРЦИИ
– А как же я? – спрашивает растерянная Хиляль. В ее глазах мольба.
– Это было ваше решение, ехать с нами, – говорит редакторша, – так что можете возвращаться назад когда и как вам угодно. Нас это не касается.
Человек с телефоном исчез, издатели разошлись, Яо отправился в свою комнату. В официозном мраморном холле остались только мы с Хиляль.
Все произошло слишком быстро, и я никак не могу оправиться от потрясения. Я даже вообразить не мог, что президент Путин знает о моем путешествии. Хиляль не может поверить, что наша общая история оборвется так резко и внезапно, и у нее больше не будет возможности говорить мне о своей любви, убедить меня, что все пережитое в прошлой жизни должно навсегда связать нас в этой, хоть я и женат. Ведь то, что мне довелось увидеть, произошло лишь благодаря ей.
– ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ТАК СО МНОЙ ПОСТУПИТЬ! НЕ МОЖЕШЬ БРОСИТЬ МЕНЯ ЗДЕСЬ! ТЫ УЖЕ УБИЛ МЕНЯ ОДНАЖДЫ, ПОТОМУ ЧТО ТЕБЕ НЕ ХВАТИЛО СМЕЛОСТИ СКАЗАТЬ «НЕТ», И ТЕПЕРЬ СНОВА МЕНЯ УБИВАЕШЬ!
Она порывисто разворачивается и бежит прочь. Мне становится страшно. Хиляль на все способна. Надо попросить издателя заказать ей билет. Главное не допустить до беды, а то не будет ни Путина, ни царства, ни мира, вообще ничего не будет. Нельзя, чтобы мой путь закончился ее смертью. Когда я врываюсь в комнату Хиляль на третьем этаже, она уже открывает окно.
– Стой! Если прыгнешь с такой высоты, ты не умрешь, а навсегда останешься калекой!
Хиляль не слушает. Мне нужно взять себя в руки. Надо вести себя так же твердо, как вела себя она, когда в гостинице на Байкале запретила мне оборачиваться. В моей голове роятся тысячи предположений одно невероятнее другого, но я решаю выбрать самый простой путь.
– Послушай, я люблю тебя. Я бы никогда не бросил тебя здесь одну.
Она знает, что я лгу, но слова любви заставляют ее остановиться.
– Твоя любовь ко мне подобна реке, а я люблю тебя, как женщина любит мужчину.
Хиляль не хочет умирать. Иначе она не стала бы отвечать. Но что бы она ни говорила, в ее голосе слышится другое: «Ты часть меня, главная часть, и меня хотят ее лишить. Я никогда не буду такой, как прежде». Это не так, но объяснять сейчас что-либо бесполезно.
– Я люблю тебя как мужчина любит женщину, всегда любил и буду любить пока существует мир. Время никуда не уходит, помнишь? Если хочешь, я снова могу это повторить.
Девушка оборачивается ко мне.
– Вранье. Жизнь это сон, а смерть – пробуждение. Пока мы живы, время идет. Я музыкант и постоянно имею дело со временем, когда читаю нотные знаки. Если бы времени не было, не было бы и музыки.
Вот сейчас она говорит очень правильные вещи. И я люблю ее. Не как женщину, но люблю.
– Музыка – это отнюдь не ноты. Это бесконечная вибрация между звуком и тишиной, – возражаю я.
– Да что ты знаешь о музыке? И даже если ты прав, теперь-то какая разница? Мы оба пленники прошлого. Я полюбила тебя в прошлой жизни и обречена любить вечно! У меня нет ни сердца, ни тела, ни души! Я вся состою из любви. Тебе кажется, что я есть, но это обман зрения. На самом деле ты видишь любовь в чистом виде, любовь, которой не дано осуществиться в этом мире.
Хиляль принимается расхаживать по комнате. Что ж, бросаться из окна она передумала. Звуку ее шагов вторит тиканье часов, лучшее доказательство существования времени. Время существует, и сейчас оно против нас. Был бы здесь Яо, славный человек, всегда готовый прийти на помощь ближнему, какие бы черные ветры одиночества ни дули в его собственной душе, – он сумел бы ее утешить.
– Убирайся к своей жене! К женщине, которая обещала быть с тобой в радости и горести. Она такая понимающая, терпеливая, великодушная, а я – полная противоположность: я злая, приставучая, способная на все!
– Какое ты имеешь право говорить о моей жене?
Я вновь теряю контроль над собой и ситуацией.
– Я имею право говорить о чем угодно! Кто ты такой, чтобы мне указывать!
Спокойно. Надо продолжать беседовать, пока она не успокоится. Скверно, что у меня совсем нет опыта подобных переговоров. Ладно, попробуем зайти с другой стороны:
– Никто не может тебе указывать, и это здорово. У тебя хватило смелости рискнуть карьерой, отправиться на поиски приключений. Чем не повод для гордости? Помнишь, что я говорил на корабле? В один прекрасный день кто-нибудь зажжет для тебя священный огонь. А когда ты играешь на скрипке, твоей рукой водят ангелы. Доверься Богу. Со временем горечь и гнев рассеются, твой путь выведет тебя к счастью, и все будет хорошо. Сейчас ты страдаешь, и поэтому тебе кажется, что я лгу, но это не так.
Слишком поздно.
Я совершил роковую ошибку, ляпнул страшную бестактность, смысл которой можно выразить двумя словами: «Пора взрослеть». Ни одна женщина не примет такой совет с благодарностью.
Хиляль хватает тяжелую металлическую лампу, вырывает провод из розетки и швыряет ее в меня. Я успеваю отвернуться, но девушка бросается на меня с кулаками. Я пытаюсь схватить ее за руки, но она успевает расквасить мне переносицу.
Теперь мы оба в моей крови.
Хиляль замирает, пораженная резкой переменой тона. Кровь удалось остановить, я беру ее за руку и тяну за собой.
– Пошли!
Времени на объяснения нет. Я сбегаю по ступенькам, увлекая за собой Хиляль, скорее напуганную, чем рассерженную. Сердце мое бешено стучит. Мы выбегаем на улицу. У подъезда ждет машина, в которой я должен был ехать на ужин.
– На вокзал!
Водитель смотрит на меня, ничего не понимая. Я открываю дверцу, запихиваю Хиляль в автомобиль, усаживаюсь сам.
– Скажи ему, чтобы ехал на вокзал!
Девушка повторяет мои слова по-русски, и водитель трогает с места.
– Скажи, чтобы ехал на предельной скорости. Я все улажу. Нам нельзя опоздать!
Шофер с явным удовольствием подчиняется. Мы бешено мчимся, шины визжат на каждом повороте, другие машины шарахаются в стороны, приметив официальную символику на наших бортах. К моему удивлению, прежде чем гнать, водитель включает сирену и пристраивает на крыше мигалку. Мои пальцы впиваются в ладонь Хиляль.
