конкурирующих валют. Термин 'параллельная валюта' принадлежит немецкому ученому Г.Гроте (XIX в.) и обозначает одновременное обращение валют без твердого обменного курса между ними… В истории было множество случаев параллельного обращения золотых и серебряных монет без закрепленного курса. Так что предложение Хайека нельзя назвать чем-то небывалым И во все времена в туристских регионах не было редкостью параллельное хождение различных национальных валют.
Хайек набрасывает схему запуска и обращения частной валюты. Банк-эмитент объявляет о выпуске своих банкнот, например 'бабок', и о готовности открыть у себя текущие счета в 'бабках'. Банк обязуется по первому требованию держателя 'бабок' обменять их по курсу, скажем, 2 долл. или 3 марки ФРГ за 'бабку'. Но этот курс — не. твердый, а минимальный. Меньше не будет, говорит банк, но больше — не исключено. Это значит, что банк обязуется регулировать ценность своих 'бабок', чтобы держать постоянной их покупательную способность. Банк дает понять публике, что в его интересах такое регулирование, иначе его банкноты никто не захочет принимать. Более того, банк устанавливает точный товарный эквивалент своей валюты. Например, за 1 'бабку' всегда можно будет купить 0,3 куб. м древесины, 1 кг нефти и 4 кг картошки. Это полезно, чтобы публика знала, что банк не собирается извлекать выгоду из возможного обесценения доллара или марки.
В условиях, когда рубль будет продолжать падать, если наш банк действительно сумеет выполнять свои обязательства (а для этого более всего нужно желание), спрос на 'бабки' будет расти. Тогда непременно появятся подражатели, предлагающие публике свои 'пети', 'кати', 'томки' и т. п. на аналогичных условиях.
Возникнет конкуренция частных валют. Денежная эмиссия — это очень выгодный бизнес благодаря возможности кредитных операций банка в своей валюте. Уже по одной этой причине банк будет заинтересован в поддержании стабильности своей 'бабки' (чтобы ценность возвращаемых ссуд не уменьшалась). Внешним регулятором обращения всех этих 'бабок' и 'томок' будет конкуренция между ними. Ведь публика всегда может выбирать наиболее стабильную валюту. Что касается розничной торговли, то она будет ориентироваться на ту валюту, в которой выплачивается зарплата, а это зависит от того, с каким из конкурирующих банков имеют дело руководители предприятий. За поведением эмиссионных банков будет пристально следить пресса, а источником информации о ценности их валют будет валютная биржа. Появятся ежедневные бюллетени курсов валют:
1 “бабка” = 0,97 “томки” = 1,12 “пети” = 2,03 “кати” и т. д.
Хайек подробно и всесторонне исследует свою схему, выявляя вероятные проблемы и ловушки и предлагая способы справиться с этими вещами. Довольно детально он описывает средства, какими банк может регулировать стабильность ценности своей валюты.
В чистом виде история не дает примера того, как бывает при свободном выборе валют. Однако некоторые свидетельства все же имеются. 'Вспомним о миллиардах неучтенных долларовых банкнот, имеющихся в частных руках по всему миру', — говорит Хайек.
Предложенная схема вынуждает Хайека обратиться к теории денег. Он заново выясняет, что такое деньги, их ценность и ее стабильность, внося ряд уточнений в принятые определения.
В своей первой работе (1929) Хайек писал: 'С практической точки зрения одна из худших вещей, которые могут с нами случиться, — это если публика снова перестанет верить в элементарные положения количественной теории денег'. С победой кейнсианства произошло именно так. И только через 40 лет, в 1968–1969 гг., 'публика' пожалела о количественной теории[85].
Но теперь Хайек констатирует ущербность количественной теории. Основной ее показатель — количество денег в обращении (М) — теряет экономический смысл при наличии множества конкурирующих валют. Так как каждая из них имеет свою ценность, складывать их количества нельзя. Оказывается, количественная теория молчаливо предполагает, что в стране существует лишь один вид денег. Без такого предположения она теряет смысл.
В поливалютной системе нет такой величины, как данный спрос на деньги. Есть различный спрос на различные виды валют. На валюту, теряющую свою стабильность, спрос будет падать. На растущую в ценности валюту спрос будет расти. На стабильную валюту спрос будет равен предложению. Касаясь такого показателя количественной теории, как запас наличных денег, Хайек говорит: 'В условиях свободного рынка валют люди будут готовы продавать и покупать за любую валюту, но они не будут готовы держать любую валюту'. Точно так же исчезает и другой 'кит ' количественной теории — единая величина скорости обращения (V).
Выдвинув поливалютную схему, Хайек фактически получил в свое распоряжение новый угол зрения на существующие денежные теории. С этой точки зрения стали видны недостатки как кейнсианства, так и монетаризма, которые Хайек не упускает отметить. Мы обойдем эти моменты, ограничившись его указанием на то, что кейнсианская теория и монетаризм равно неприменимы для ситуации, когда в стране обращается несколько конкурирующих валют.
Еще в 'Дороге к рабству' Хайек указал, что в стремлении обеспечить рабочим 'справедливую зарплату' государство добилось лишь того, что резким колебаниям стали подвержены не заработки, а производство и занятость. Теперь Хайек прямо и просто говорит, что главный источник безработицы — это не инфляция и не дефляция, а профсоюзы. Но главное внимание он уделяет роли государства. Хайек напоминает о том, что по традиции циклические колебания приписываются несовершенству строя свободного предпринимательства и частной собственности. Но сейчас даже некоторые из сторонников современной научной ортодоксии начинают признавать, что главный виновник экономической нестабильности — это государство.
Как все это понимать? Кейнсианцы написали на своем знамени лозунг о неизбежности государственного вмешательства. Они исходили из того, что предоставленная самой себе система не обладает некоторыми регуляторами, какие ей приписывала прежняя доктрина laissez faire. Мысль Хайека состоит в том, что система никогда не была предоставлена самой себе. В XIX в. были сняты те ограничения на свободу торговли и перемещения ресурсов, против которых выступал Адам Смит. Однако в руках государства остались налоги и пошлины, т. е. фискальная политика, что является неизбежным злом. В руках государства осталась также монополия на денежную эмиссию и контроль над валютой, т. е. денежная политика, — зло, которое отнюдь не является неизбежным. По-видимому, не случайно Адам Смит, перечисляя функции государства в режиме естественной свободы (см. главу 14), не упомянул о монополии на эмиссию денег.
Хайек вскрывает исходную ошибку кейнсианства, полагавшего, что до той поры свободный рынок не подвергался государственному регулированию. А социалисты и другие радикалы основой своей пропаганды сделали утверждение о том, что циклические повторения спадов и массовой безработицы являются следствием органического дефекта капитализма. Уже монетаристы доказали (см. главу 30), что все это суть результаты действий государства, включая Великую депрессию, вызванную дурным денежным управлением.
Хайек признается, что еще в 1960 г. он сам был сторонником контроля государства над денежной политикой. Но это было следствие, говорит он, молчаливого допущения, что в каждой стране должна быть одна-единственная — национальная — валюта. Лишь позднее он пришел к идее конкуренции частных валют и к убеждению, что такая система может дать лучшие деньги, чем в состоянии это сделать монополия государства. Здесь речь идет о свободно принимаемых деньгах, а не о навязанных человеку извне. Излишне повторять, что свой вывод Хайек глубоко и всесторонне обосновывает на языке современной экономической науки.
Цель государственных финансов и цель создания удовлетворительной валюты — это не одно и то же, указывает Хайек. Обе цели часто даже противоречат друг другу. Роковая ошибка — отдавать обе задачи в руки одного и того же органа. На практике это способствует неконтролируемому росту государственных расходов и вызывает нестабильность рынка. “Если мы хотим сохранить функционирующую рыночную экономику (и с нею — индивидуальную свободу), — говорит Хайек, — ничто не может быть более настоятельным, чем расторжение неправедного брака между денежной и фискальной политикой, долго таившегося в подполье, но формально освященного после победы 'кейнсианской' экономики”.
Центральный эмиссионный банк страны всегда подвержен если не политическому контролю, то