фронта, Смит сооружает себе прочный теоретический фундамент. Из пяти книг 'Богатства народов' три первые отведены теории, четвертая — полемике и пятая — доходам, расходам и функциям государства в режиме естественной свободы. Самая большая книга — пятая, чуть меньше — четвертая, затем (по мере убывания) идут первая, вторая и третья.
Вот ход рассуждений Смита.
Богатство народа создается трудом и усилиями всей страны. Когда производится больше, чем тратится (разность есть чистый продукт), тогда государство богатеет. Чтобы выяснить условия, при которых это происходит, нужно сперва разобраться в некоторых вещах.
Чистый продукт создается только производительным трудом — тут Смит согласен с физиократами. Но какой труд является производительным? В создании богатства участвует также капитал. Что это такое? Какие его виды бывают? Как его лучше всего употреблять?
Далее: что такое чистый продукт общества? Из чего он складывается? Ведь это и есть национальный доход, не так ли? Он слагается из доходов отдельных людей, но какие именно категории населения участвуют в этом? Откуда берутся эти доходы, из каких источников? При каких условиях они растут, а при каких — уменьшаются? Какова действительная роль земли?
Наконец, доходы ведь измеряются в ценах, а цены — в деньгах. Что такое цена? Как она образуется? От чего зависит изменение цен? Что это за измерительный инструмент — деньги? Входят ли они в сумму национального богатства? Всегда ли этот инструмент показывает то, чего от него хотят? Больше денег, меньше денег в стране — насколько это важно? На что это влияет, на что — нет?
И каковы все-таки природа и причины богатства народов?
Вот несколько из множества вопросов, которыми задается Адам Смит. Уже по этому перечню можно увидеть, насколько трактат Смита отличается от всего, что мы видели прежде. Он всеобъемлющ, он охватывает все стороны экономической жизни народов и все проблемы экономической мысли, какие были известны до него.
И, решая эти проблемы одну за другой, Адам Смит постепенно, но неуклонно выстраивает единое здание экономической науки, которая (как теперь становится ясным) прежде существовала в виде разрозненных деталей. Давайте совершим экскурсию по грандиозному сооружению Смита — конечно, только ознакомительную. Ведь 'Богатство народов' — как петербургский Эрмитаж: если начнешь вникать, за целый день пройдешь лишь небольшую часть. Хочешь пройти по всему зданию за раз — двигайся быстро и старайся не заворачивать в закоулки, как бы этого ни хотелось. Итак…
'Богатый человек' — что это значит? Наверное, то, что он может пользоваться в большом количестве предметами необходимости, удобства и удовольствия. Так и народ отдельной страны (в европейских языках — нация): он тем богаче, чем больше всевозможных предметов потребления приходится в расчете на одного жителя. Все такие вещи добываются или трудом данного народа, или через обмен продуктов этого труда на продукты труда других народов.
Труд нации дает тем больше продуктов, чем выше производительность одного рабочего часа или дня, т. е. чем больше производится в единицу времени. Но важен не только размер всей совокупности продуктов труда — гораздо важнее, сколько их приходится на одного жителя. А это зависит еще от одной причины, а именно: в какой пропорции народ делится на две группы — на тех, кто занят производительным трудом, и тех, кто им не занят.
Какая из двух причин важнее? У диких народов трудились все, кроме инвалидов, дряхлых стариков и грудных младенцев, но 'богатство' этих народов известно. В современных обществах имеются многочисленные категории лиц, которые не занимаются производительным трудом (и не должны им заниматься), — пенсионеры, дети, армия и флот, чиновники и т. д.
Отсюда видно, что производительность общественного труда более важна, чем число непроизводительных жителей. От каких же условий она зависит?
Мы уже отмечали выше (см. главу 7), что во все времена до эпохи Смита всякий труд был ручным. Это обстоятельство было решающим в вопросе о том, почему все так боялись конкуренции и стремились к монополиям и привилегиям, — почти не было возможностей снижать издержки производства, чтобы выдержать конкуренцию. Однако Смит обратил внимание на то, что такая возможность имеется почти всюду. Это разделение труда.
И вот перед нами одно из знаменитых мест книги: описание булавочной мастерской. Один рабочий тянет проволоку, другой разрубает ее на кусочки, третий затачивает кончик и т. д. Каждый занят лишь одной простой операцией — вплоть до последнего, который только укладывает булавки в пакетики. Если бы каждый из них делал все операции, он за рабочий день не сделал бы больше 20 булавок, а вдесятером они делали в день, сколько бы вы думали? 48 000! То есть на каждого — по 4800 штук. Производительность их труда в 240 раз выше, чем у одиночки.
Но дело не в подобной мастерской, это лишь иллюстрация. Все общество работает, как такая мастерская. Никто не делает сам все, что нужно для его собственного потребления. Притом часто и отдельные продукты делаются не одним работником. Сукно, например, делают скотоводы, стригали шерсти, прядильщики, ткачи, валяльщики, красильщики. Да и сами ткачи специализируются по различным видам и сортам материй.
В общих чертах все это было замечено уже давно. Что нового здесь дал Смит? Во-первых, увидел универсальный характер разделения труда — от простых операций до профессий (а затем до классов и еще дальше — до деления всей страны на город и село). Во-вторых, показал, что разделение труда может иметь различные степени, и чем больше степеней, тем труд производительнее. В-третьих, связал разделение труда со снижением издержек. Говоря современным языком, Смит открыл такое явление, как технический прогресс. Машинам он придает меньше значения (потому, видимо, что в его время механизация труда делала лишь первые шаги). Но он замечает, что именно разделение труда открывает простор для изобретения машин — ведь механизировать можно лишь простые операции.
Есть еще и 'в-четвертых'. Тут мы задержимся подольше. Как и Тюрго (в это же время, но в Париже), Смит возвращается к идеям Аристотеля о том, что обмен возможен лишь тогда, когда люди заняты неодинаковыми делами. И тут у Смита тоже возникает понятие ценность.
К этой проблеме Смит подходит совсем не так, как все другие. Прежде всего он замечает, что слово 'ценность' может иметь два различных значения: (1) полезность предмета ('ценность в потреблении') и (2) возможность приобрести другие предметы в обмен на данный ('ценность в обмене', или меновая ценность). Расхождение с трактовкой Тюрго лишь обозначилось, но затем оно становится принципиальным.
У Тюрго формирование цены рассматривается на примере двух изолированных товаровладельцев, попавших на пустой остров. У каждого из них нет выбора: нет возможности ни найти другого партнера, ни самому изготовить отсутствующий у него предмет. Но в жизни все не так! Можно поторговаться и с одним, и с другим; можно, на худой конец, и самому владельцу маиса пойти да нарубить себе дров, а дровосек может и маис посеять на своем огороде, если покупать его слишком дорого.
Смит берет за основу именно то обстоятельство, что каждый изолированный обмен совершается двумя партнерами в нормальной общественной среде, когда есть рынок товаров и одного, и другого вида. Этот подход Смита ведет его мысль по новому пути. Почему люди обмениваются своими продуктами? Потому что имеет место общественное разделение труда. Каждый специализируется в какой-то одной профессии. А почему не иначе?
Почему кузнец еще и не держит стадо овец, а земледелец не делает сам нужные ему изделия из металла — плуги, бороны, обручи, гвозди, штыри, скобы, пилы, топоры и пр.? Не потому ли, что заниматься чем-то одним выгоднее, чем сразу всем на свете? Ведь земледельцу нужны изделия не только из железа, но также из дерева, камня, стекла, тканей, кожи, глины… Так в чем же выражается выгода от специализации труда?
Первобытное сельское хозяйство давало скудные урожаи, которых если и хватало земледельцам, то только до ближайшей весны. В нашу эпоху урожаи таковы, что у земледельца остаются излишки для
