не прошли бесследно для истории экономической мысли. Жан Батист Сэй (так звали юношу) выдвинул экономический закон, носящий его имя. Закон, который потом многие поколения ученых, сколько ни бились, не могли ни доказать, ни опровергнуть…
…Примерно в те же годы один лондонский финансист выбрался на курорт, чтобы немного отдохнуть от биржевой круговерти. Хотя ему едва стукнуло двадцать семь лет, он уже был миллионером. Притом десять лет назад у него не было ни пенса, и все свое состояние он нажил на биржевых спекуляциях. В курортном городе Бат, где молодой джентльмен с женой укреплялись водами и купаниями, к нему присоединился один из его завзятых друзей из домашнего кружка, где они спорили об экономических проблемах. 'Взгляни-ка, Давид, что я нашел в здешней библиотеке! Тебе непременно нужно это прочесть. Обязательно!' Книга была внушительных размеров. Ну что ж, отпуск — самое подходящее время, чтобы немного почитать.
Молодой миллионер открыл книгу и… не отрывался от нее, пока не дочитал до конца. Затем он открыл ее сначала и стал читать заново. Но уже с карандашом. Кое-что вызывало протест, об этом нужно подумать хорошенько.
Книга называлась 'Богатство народов', сочинение Адама Смита. Молодого джентльмена звали Давид Рикардо, а его друга — Джеймс Милль (у него через несколько лет родится сын Джон Стюарт).
Рикардо решает изменить свой образ жизни. Денег нажито достаточно, а биржа обойдется без него. Он покупает большой земельный участок и становится рантье. Теперь у него есть время, чтобы заняться наукой всерьез. И он не теряет времени. Как государство богатеет, это Смит выяснил раз и навсегда. Но ведь распределяться это богатство может по-разному. От чего зависит распределение? Есть и другие вопросы…
…И опять в эти же годы — сколько совпадений! — другойанглийский дом. За завтраком сидят пожилой джентльмен — сэр Дэниэл, лендлорд, и его младший сын, двадцатилетний Томас Роберт. Так как по английским законам все поместье унаследует старший сын (сейчас он в отъезде), Томас готовится стать священником. Но разговор за столом совсем не о духовных делах.
Предмет спора (ибо за столом идет хоть и учтивый, но спор) — трактат современного публициста У.Годвина 'О политической справедливости', точнее, одна из глав трактата — 'О скупости и расточительности'. Два поколения за столом разошлись во мнениях. Старшее защищает идеи Годвина, младшее их оспаривает.
Годвин считает, что все общественные беды возникают из несовершенного устройства человеческих учреждений. В обществах создается столько богатства, что его могло бы хватить всем. Но распределяется оно несправедливо: одним достается все, другим — ничего. Если бы удалось наладить равномерное распределение, все бы жили в умеренном достатке. Никто бы не напрягался сверх меры, вместо страстей воцарился бы разум, и человечество достигло бы мира и счастья.
Томас решительно не согласен. Люди так быстро размножаются, что пищи на всех не хватит. Когда трудно добывать средства существования, рост населения еще как-то сдерживается. Но если всем обеспечить достаток, размножение пойдет такими темпами, что скоро вместо благополучия настанет всеобщая бедность. Так они и спорили частенько, пока Томас Роберт Мальтус не написал свой знаменитый 'Опыт о народонаселении', наделавший много шуму в обществе…
Интересно было бы изобразить еще много лиц и характеров, стоявших за именами, которые вошли в историю экономической мысли. Однако для первого знакомства можно, как говорится, подвести черту и считать, что получено общее представление о том, какую мысль мы называем экономической.
Мы видим, что экономическая мысль сосредоточена в пределах одного круга проблем. Как наладить благополучную жизнь людей? Как создать богатство для страны и материальный достаток для отдельного человека? Как лучше распорядиться тем, что имеется? Как сделать, чтобы его было побольше? Как избежать ошибочных действий? И тому подобное.
По сути дела, все сводится к двум основным вопросам:
1. Как создается богатство?
2. Как справедливо разделить богатство?
Если немного подумать, станет ясно, что вокруг первого вопроса крутятся все размышления о производстве и торговле, о благе частной собственности, о пользе или вреде таможенных тарифов, о золоте и серебре, о деньгах и ценах, о банках, о затратах и доходах и т. д.
А размышления об общем владении и равном потреблении, о долге благотворительности, о 'справедливой цене' и 'справедливой зарплате', о наилучших системах налогов, об источниках нищеты и т. п. — о чем еще все они говорят, если не о проблемах второго вопроса?
Для получения ответов на эти вопросы людям приходилось прежде выяснять многое другое. Например, первый вопрос сразу порождает множество других: что такое богатство? из каких источников оно берется?
Второй вопрос тоже наталкивается на встречный вопрос: что такое справедливость в распределении богатства?
В различные эпохи люди понимали эти вещи совершенно по-разному. Более того, умные люди чувствовали, что ответ на один из двух этих вопросов влияет и на второй. Иначе говоря, оба вопроса не независимы — они взаимосвязаны.
Но наука — это такой способ размышлять, когда из спутанного клубка проблем мы стараемся выделять отдельные вопросы, чтобы иметь возможность рассмотреть каждый из них со всех сторон. И только после такого всестороннего рассмотрения мы начинаем прослеживать, как, какими ниточками этот вопрос связан с другими. Так поступим мы и в этой книге.
Винни-Пух считал бы себя богатым, имея много-много горшочков с медом…
Проникнув в пещеру сорока разбойников, Али Баба увидел несметные богатства: прекрасные золотые и серебряные вазы и кубки, великолепное оружие, украшенное золотом и драгоценными камнями, красивые меха, чудесных коней, множество изысканных украшений — изделий ювелиров (бусы, ожерелья, диадемы, кольца, серьги, подвески.), горы драгоценных камней и золотых монет…
Что же такое богатство? Много-много вещей — дорогих, красивых, ценных, полезных?
Но всякие ли вещи можно считать богатством, даже владея ими?
Знаменитые капитаны XVII–XVIII вв., такие, как Абель Тасман, Фернандо Магеллан, Джеймс Кук, Жан Лаперуз и другие, могли в обмен за нитку стеклянных бус получить у жителей островов Тихого океана полную лодку рыбы, за один железный топор — целую свинью. Как видим, у разных людей с различным образом жизни и различной культурой могут быть очень разные представления о ценных вещах.
Когда испанцы начали плавать к берегам недавно открытой Америки, первый их вопрос к туземцам был: есть ли в этих местах золото?
А когда посланцы французского короля прибыли к наследнику Чингисхана, тот спросил их: много ли скота у их государя?
Хотя золото и скот — вещи, совершенно несхожие, вопрос испанских моряков означал то же самое, что и вопрос монгольского хана: достаточно ли богата эта страна, чтобы ее стоило завоевывать?
Итак, у различных людей и народов понимание богатства зависит от того, что у них ценится более всего. У скотоводов-кочевников богатство измерялось поголовьем стад. У русских помещиков — числом крепостных крестьян, потому что их доход зависел от числа работников. У английских лордов богатство зависело от площади земельных владений, потому что крестьяне платили им арендную плату с единицы земли (акра). У иных горожан XIX–XX вв. мерилом богатства служили число и размеры доходных домов. У купцов разных стран и времен — размеры торговых оборотов.
В целом можно заметить, что во все времена богатство связывалось в глазах людей или с предметами (скот, дома, утварь, украшения…), или с деньгами (золото, серебро…).
Все считают, что тот человек богат, у кого этих денег или вещей много. Но что значит — много?
В средние века английской королеве подавали на завтрак кусок сала и кружку пива. Как назвать такую трапезу — роскошной или скудной? Сравним: завтрак крестьянина состоял из миски овсяной каши, сваренной на воде. И не все могли эту кашу заправить салом. А кто-то даже подобный завтрак мог позволить себе не каждый день. Это считалось признаком бедности, но еще не признаком нищеты.
Лет 200–300 назад у среднего английского ремесленника были холщовая рубаха, кожаная обувь,
