посольствами.
От Каира до Капы
Россия не проводила в Африке колониальную политику, не претендовала на захват там территорий. Однако вполне понятные интересы великой морской державы вызывали необходимость географического изучения так называемого Черного континента, составления уточненных карт.
Эта миссия возлагалась, как правило, на морских офицеров вроде капитан-лейтенанта Матвея Коковцова, который обстоятельно исследовал в конце 1770-х годов североафриканское побережье, собрал большой и практически полезный материал и опубликовал по результатам своих путешествий две книги с чертежами (картами): одну («Описание Архипелага и Варварийского берега…») о Тунисе и вторую «Достоверные известия о Алжире».
В целях конспирации, чтобы его не приняли за резидента русской разведки, которым он отчасти был, Коковцов выдавал себя то за купеческого поверенного, то за французского туриста.
К третьей четверти XVIII века относится запутанная история основания в Восточной Африке, на острове Мадагаскар, русского поселения-порта с немецким названием Луисбург. Группа колонистов включала 12 человек, ведущую роль среди которых играл авантюрист и аферист венгерского происхождения Мориц Бениовский, быстро освоилась на облюбованном им уголке мальгашской земли и начала довольно бойко торговать с Капской колонией (юг Африки), Индией, странами Европы и Южной Америки.
Бениовский вскоре был провозглашен «великим королем». Он сам пустил слух, что является внуком последнего владыки Мадагаскара, сыном его дочери, будто бы коварно похищенной французами.
Коптская церковь Св. Марии (Аль-Муалляка)
Возможно, кто-то из аборигенов острова поверил в эту чушь, но самозваный король внезапно исчез, оставив своих «подданных» на произвол судьбы. Имена двух из них известны: Иван Уфстюжанинов (Устюжанинов?) и Алексей Чулочников. Как звали остальных – двух матросов и семерых подсобных рабочих, сведений нет. Уфстюжанинов и Чулочников, очевидно, были правой и левой рукой Бениовского и с его исчезновением заняли положение лидеров среди поселенцев.
Как сложилась судьба этих двух колонистов, историки выяснили. Оба благополучно вернулись в Россию. Что касается остальных, то о них ничего не известно. Возможно, они доживали свой век на Мадагаскаре.
Сохранился документ, из которого следует, что в 80-х годах XVIII века русские мореплаватели достигали островов Маврикий, Мадагаскар и мыса Доброй Надежды со стороны Камчатки. Именно этим путем оказались на Мадагаскаре Бениовский с товарищами.
В конце XVIII столетия в России в порядке вещей была практика стажировки русских моряков на кораблях британского флота. Так еще до своих самостоятельных кругосветных путешествий в Африке и Индии в числе других морских офицеров побывали в 1797 году И.Ф. Крузенштерн и Ю.Ф. Лисянский.
Без удержу и меры
Заграничный период жизни великого русского ученого Михаила Ломоносова связан главным образом с Марбургом. В университет этого старинного немецкого города двадцатипятилетний химик и кандидат медицины из России прибыл в марте 1736 года для обучения горному делу и металлургии. Он слушал лекции по механике, гидростатике, аэрометрии, гидравлике профессора Христиана Вольфа и курс по теоретической химии профессора Ю.Г. Дуйзинга, сочетал изучение естественных наук с литературными занятиями.
Христиан Вольф обладал широким взглядом на вещи и, став наставником русского стажера, приобщил его к универсальному подходу к науке. Впоследствии Ломоносов с благодарностью отзывался о своем немецком учителе и как теоретик и практик совмещал в ученых трудах философию, логику, математику, физику, то есть придерживался именно того комплексного метода исследования, который перенял у Вольфа.
Большое впечатление на молодого человека произвело и то, что профессор, отступая от установленных правил, читал лекции не на латыни, а на немецком языке. Позднее преподавание на родном языке станет принципиально важным нововведением, на котором настаивал Ломоносов при создании Московского университета. Как его основатель он взял за образец модель организации и содержания учебного процесса в Марбурге.
Первые три года своей заграничной стажировки Ломоносов много и плодотворно работал: подготовил две диссертации, одну по физике, другую по химии, проводил лабораторные опыты, прочитал массу нужных книг. Причем наряду с латынью и немецким освоил французский и итальянский. Он счел также необходимым брать уроки рисования, танцев и фехтования. Было у него и еще увлечение – составление библиотеки художественной литературы, чтобы познакомиться с мировой классикой в оригинале.
М. В. Ломоносов
Однако образ кабинетного ученого, который за рубежом только и делал, что не покладая рук с утра до ночи занимался лишь наукой и самообразованием, мало подходит Ломоносову. Он не щадил себя в труде, но и отдыхал и расслаблялся без удержу и меры. Ему пришлась по нраву разгульная жизнь немецких студентов, привыкших, чтобы «мозги не отсохли» от переизбытка полученных знаний, кутить и веселиться. И Ломоносов не только от них не отставал, но и, войдя во вкус, изрядно превосходил. Картам, пирушкам, бесшабашным попойкам он предавался с истинно русским пьяным буйством и размахом. Ведь в Германии он оказался с довольно тугим кошельком. Ему сразу выдали денежное содержание вперед на целый год: 300 рублей золотом. Для выходца из бедной крестьянской семьи это была неслыханно большая сумма. Вынужденный в России отказывать себе во всем и экономить каждый грош, в Марбурге Ломоносов, полный молодых, горячих сил, как бы берет реванш и тратит деньги, не считая. В результате они вскоре заканчиваются, но кутежи продолжаются, потому что в университетских городах Германии студентам издавна предоставляется кредит, чем и воспользовался Ломоносов.
Но вот пришло время, когда у него сложилось настолько плачевное положение, что ему по решению руководства университета, согласованному с Императорской академией наук в Петербурге, пришлось покинуть Марбург. Даже расположенный к Ломоносову Вольф находит, что дальнейшее пребывание в Марбурге его русского подопечного не пойдет ему впрок, ибо он больше не должен быть предоставлен сам себе и иметь ту свободу, которой студента университета по устоявшейся традиции никак нельзя лишить.
В знак протеста
В старейшем горнозаводском центре Саксонии Фрейберге стажировка Ломоносова протекала совсем иначе, чем в Марбургском университете. Вместо прежней вольной жизни началась череда дней, подчиненных строгому распорядку. Теперь наставником русского практиканта стал горный советник Й.Ф. Генкель – хороший специалист, но человек крайне педантичный, поборник жесткой дисциплины. Тех, кто был направлен к нему с целью повышения квалификации, он держал под неослабевающим контролем и требовал от них соблюдения раз и навсегда установленных правил и режима работы.
Занятия по минералогии и металлургии, которые проводил Генкель, сводились в основном к непосредственному погружению в производственный процесс и строились как объяснения в ходе посещения рудников и металлургических заводов. Деятельного Ломоносова, давно стремившегося перейти от теории к практике, это как нельзя более устраивало. Однако он не мог отказаться от самостоятельных размышлений над теоретическими проблемами и от собственной исследовательской работы. Генкель же такую инициативу не только не поощрял и не приветствовал, но и решительно пресекал, считая, что «посторонние умствования» и побочные эксперименты мешают выполнению главной задачи – постижению профессии и отвлекают от усвоения сложных технологических моментов. После отеческих наставлений и доброжелательности Вольфа мелочная опека, бесконечные замечания и придирки Генкеля, его вмешательство во все, что делает или собирается делать Ломоносов, не могли не раздражать молодого ученого. К тому же советник, следуя предписанию из Петербурга, ограничил потребности русских практикантов в деньгах на так называемые карманные расходы и разные мелочи смехотворной суммой – 1 таллер в месяц.
В знак протеста против вторжения в его личную жизнь и фактического лишения права на независимость Ломоносов после бурной ссоры резко разрывает отношения с Генкелем и самовольно покидает Фрейберг, где провел около года.
Рукопись Ломоносова
