Во Франции плодотворно работали и со взаимной пользой общались с французскими коллегами химики Николай Зинин, Александр Бутлеров, Владимир Лугинин, математики Пафнутий Чебышев и Софья Ковалевская, географ Михаил Венюков, экономисты Виктор Порошин и Людвиг Тенгоборский, политолог и социолог Максим Ковалевский, микробиолог и эпидемиолог Николай Гамалея, историк Сергей Соловьев и его сын Владимир – философ с мировым именем.
Почти тридцать лет (1887–1916) прожил во Франции биолог, один из основоположников эволюционной эмбриологии Илья Мечников. В Париже ему, уже известному ученому, была предоставлена лаборатория самим отцом современной
Парижское кафе. К.А. Коровин. Конец 1890-х
Многолетняя жизнь и работа связывают с Францией географа, геолога и путешественника Петра Чихачева. Он, как и Мечников, был избран действительным членом Парижской академии наук.
Встречаясь с соотечественниками, Чихачев признавался, что в Париже ему легко дышится и вдохновенно работается.
Подобные отзывы русских о французской столице попадаются постоянно, причем эти высказывания вовсе не обязательно принадлежат людям благополучным и устроенным. Многие эмигранты, которым приходилось жить в дешевых пансионах на парижских окраинах, а то и ютиться в ночлежных домах и грязных притонах, не чувствовали себя отбросами общества. Для них не были закрыты двери ни Славянской библиотеки в Париже, основанной по инициативе князя И.С. Гагарина, ни Русской библиотеки, созданной писателем И.С. Тургеневым как читальня для малоимущих и носящей его имя, ни Русской высшей школы общественных наук – свободного учебного заведения, организованного в начале XX века за счет добровольных пожертвований состоятельных людей.
Низы русской эмиграции, то есть люди без титулов, капиталов и званий, были вхожи на собрания, концерты, диспуты в этих центрах культурной и научной жизни, свободно участвовали в чтениях, которые там часто проводились. Словом, русская эмигрантская среда дореволюционной поры была более дружной, открытой для новых лиц и демократичной, чем та, которая появилась в той же Франции после 1917 года.
Имени Марии Башкирцевой
Одна из улиц Ниццы носит имя Марии Башкирцевой.
Какое-то время популярность этой русской женщины во Франции была очень велика. Она ярко и жадно прожила свою короткую жизнь и оставила по себе память и след, которые до сих пор привлекают к ней внимание.
Мария Башкирцева родилась в 1858 году на Украине в дворянской семье. Еще в подростковом возрасте она заболела туберкулезом, и мать привезла ее в Ниццу в надежде, что целебный воздух Лазурного Берега плюс курс лечения вернут дочери здоровье.
С детства Мария увлекалась музыкой и рисованием. У нее были отличные вокальные данные. Но из-за болезни к девятнадцати годам она потеряла голос – чудесное, редкое сопрано и больше петь не могла. Зато как художница проявила себя в полной мере. Окончив экстерном (за два года вместо семи положенных) частную Академию живописи Рудольфа Жулиана в Париже, Башкирцева стала регулярно участвовать в выставках. Ее картины были представлены и на очередном Салоне, куда ежегодно отбирались лучшие произведения изобразительного искусства.
Автопортрет с палитрой. М. Башкирцева. 1880 г.
Ее заметили! О ее картинах лестно отозвались Эмиль Золя и Анатоль Франс. Еще более высоким признанием таланта художницы было приобретение некоторых ее работ Лувром.
Она спешила жить, много работала, страдала от несчастной любви и снова влюблялась… Свои мысли, чувства, мечты, надежды, разочарования Мария откровенно и искренне поверяла дневнику, который вела на французском языке с двенадцати лет и до самой смерти. Впоследствии ее записки будут опубликованы и принесут автору не меньшую известность, чем картины.
Башкирцева сожалела, что ее литературный дар никому не ведом. «Однажды, – пишет она в дневнике, – я проснулась, ощущая потребность, чтобы какой-нибудь знаток оценил по достоинству, как красиво я умею писать». Ей хочется, чтобы мир узнал, насколько она умна и разносторонне талантлива. Может быть, именно с целью показать себя во всем литературном блеске Башкирцева сочинила и отправила анонимное письмо Ги де Мопассану. Он ответил ей. Завязалась переписка. Марии удается заинтересовать и заинтриговать своего адресата, на чем она и останавливается, так и не открывшись ему.
Она не была красавицей, но умела нравиться. Ее шарм и обаяние отмечали все, кто с ней общался. У нее были романы, но не было настоящей любви. И всю свою нерастраченную силу чувств Башкирцева обратила в творчество. Лучшие из ее творений – «Молодая женщина с букетом сирени», серия «Три улыбки», «Митинг» (изображена ватага что-то горячо обсуждающих мальчишек), «Весна». Не ограничиваясь живописью, она успешно пробует себя в ваянии. Ее скульптуры так же притягательно таинственны своей недосказанностью, как и картины.
Когда она уставала, когда болезнь одерживала над ней верх, спасительным местом была Ницца. «Я люблю Ниццу; Ницца – моя родина, – признавалась Башкирцева, – в Ницце я выросла, Ницца дала мне здоровье, свежие краски. Там так хорошо!»
Чахотка оборвала ее жизнь, когда ей было только двадцать пять лет. Но и за столь короткий век, который был ей отмерен, Башкирцева многое успела. Она создала более 150 картин, не считая эскизов, рисунков, акварелей. Основная часть ее наследия, возвращенная после смерти художницы (1884) на родину, была безвозвратно утрачена в годы революции и Второй мировой войны. Те работы, что сохранились, находятся сейчас в музеях Франции, России, Украины, а также в частных коллекциях в разных странах мира.
В своем дневнике она грезила о славе. Ее мечта сбылась. Так мало прожив, она достигла не только истинного мастерства, но и бессмертия.
Заметая следы
Как бы ни была мила Франция сердцу многих русских эмигрантов, это вовсе не означало, что они безоговорочно стали франкофилами и, впадая в эйфорию, идеализировали страну Вольтера и Марата. При всем своем шарме Франция не только очаровывала, но и разочаровывала. Впервые побывавший в Париже летом 1862 года Федор Достоевский быстро разобрался, что ему не по душе, и в письме литературному критику Н.Н. Страхову так передал свои впечатления: «Француз тих, честен, вежлив, но фальшив, и деньги у него – все. Идеала никакого. Не только убеждений, но даже размышлений не спрашивайте. Уровень общего образования низок до крайности…»
Во второй половине XIX века во Франции сошлись два русских мира: эмигрантский и придворный. Последний обосновался на Лазурном Берегу. Вдова Николая I императрица Александра Федоровна пожелала приобрести в Ницце, в бухте Вильфранш, землю для Российского императорского дома. И обошлось она ей, по преданию, всего лишь в нитку жемчуга. Так было положено начало созданию на юге Франции популярного в среде высшей русской аристократии курорта и всей Французской Ривьеры. Ну а рассказы о том, что русские появились в этом райском уголке Франции чуть раньше французов, но позднее, чем римские легионеры, это, конечно, шутка, веселая байка, которую, однако, охотно подхватили местные гиды.
Русская элита (сливки общества, высшая аристократия) жила в Ницце своей жизнью и будто бы не соприкасалась с эмигрантской диаспорой.
Портрет императрицы Александры Федоровны. Н.К. Бондаревский. 1907 г.
Но на самом деле те 400 близких ко двору русских семей, которые обзавелись землей и жильем в Ницце, были связаны с некоторыми из эмигрантов родственными узами или многолетней дружбой. Теперь вдали от России судьба опять свела их вместе, и кто-то из лиц избранного круга так и не решился, а кто-то отважился и счел возможным возобновить прерванные контакты и прежние взаимоотношения.
Однако к началу XX века состав русской политической эмиграции существенно обновляется и меняется за счет членов экстремистских партий и организаций. По сути, если отбросить ложный пафос и риторику,
