слишком неотчетливо, слишком зыбко, слишком призрачно, чтобы быть настоящим!
Он нервно забарабанил пальцами по столу. Потом схватил остальные фотографии и быстро их просмотрел.
Я взял со стола снимок, оброненный Теунисом, и принялся его разглядывать, стараясь вникнуть в каждую деталь и ощущая при этом какую-то странную неловкость и неуверенность. Верхушки растений торчали в разные стороны; трава в отдельных местах была беспорядочно спутана. Дерево выглядело очень расплывчатым, как бы затянутым пеленой, но я хорошо различал мощные сучья и полусогнутые стебли цветов, что, казалось, вот-вот должны были обломиться, однако каким-то образом все же держались. И еще множество теней, расположенных веером.
Между тем это были очень подозрительные тени — либо слишком короткие, либо слишком длинные в сравнении с объектами, от которых они падали, отчего мне и стало не по себе. Но ведь в тот день я ничего этого не заметил… Странный пейзаж! В нем было что-то до боли знакомое и в то же время столь же далекое и непостижимое, как звезды за пределами галактики.
Теунис первым нарушил молчание:
— Ты, кажется, говорил, что в своем бредовом сне видел три солнца?
Я кивнул, не понимая, к чему он клонит. Потом вдруг меня осенило, и когда я снова взглянул на фото, пальцы мои слегка дрожали. Мой сон! Ну конечно!
— На других снимках то же самое, — сказал Теунис. — Та же неопределенность, тот же намек. Пожалуй, я бы разобрался, в чем тут дело, увидел бы все в истинном свете, но только здесь все слишком… Впрочем, если я погляжу на них подольше, я, конечно, разберусь.
Какое-то время мы сидели, не произнося ни слова. Внезапно ко мне пришла идея, подсказанная странным, необъяснимым желанием снова попасть к тому самому дереву.
— Давай сходим туда вместе. Это займет у нас полдня.
— Будет лучше, если ты останешься здесь, — задумчиво промолвил Теунис. — Сомневаюсь, что тебе удастся отыскать это место.
— Вздор, — сказал я. — Ведь у нас есть фотографии…
— А на этих фотографиях есть какие-нибудь известные тебе ориентиры?
Слова Теуниса заставили меня вздрогнуть. Внимательно проглядев остальные снимки, я вынужден был признать, что никаких ориентиров на них нет.
Теунис еле слышно бормотал и делал одну затяжку за другой:
— Совершенно обычная — или почти обычная — фотография ландшафта, который явно не от мира сего. А чтобы с такой высоты были видны горы — это просто абсурд! Впрочем, погоди-ка!
Он вскочил со стула и бросился вон из комнаты. Я слышал, как он, громко чертыхаясь, возится в нашей временной библиотеке. Не прошло и минуты, как он появился в дверях со старинным фолиантом в кожаном переплете под мышкой. Теунис бережно раскрыл его и стал вглядываться в причудливый шрифт.
— Что это за книга? — поинтересовался я.
— Это староанглийский перевод «Хроник Натха», составленных Рудольфом Иерглером, германским мистиком и алхимиком. Часть своих сведений он позаимствовал у Гермеса Трисмегиста, древнеегипетского чародея. Тут есть один абзац, который может представить для нас определенный интерес, поскольку из него следует, что во всей этой истории намного больше сверхъестественного, нежели ты предполагаешь. Слушай:
«Шел год Черного Козла, когда в Натх явилась тень, которой нет места на Земле и облик которой неуловим для взора смертного. И она питалась душами человеков; и тех, кого она глодала, преследовали соблазнительные и ослепительные видения, пока ужас и вечная ночь не настигали их. И они не видели того, что так гложет их, ибо тень принимала ложные обличья, известные людям только из снов, и казалось, что лишь в Стране Трех Солнц можно получить освобождение. Но сказано жрецами Старой Книги, что тот, кто увидит тень в ее подлинном обличье, а увидев, останется в живых, — тот сможет избежать ее чар и вернуть ее в ту черную бездну, откуда она происходит. Совершить же это можно не иначе, как прибегнув к священной Гемме, что хранится в храме Ка-Нефера, Верховного Жреца. И когда та исчезла вместе с Фрином, тем самым, что бросил вызов ужасу и бесследно сгинул, великий стон стоял в Натхе. Но Тень, насытившись, оставила землю и не проголодается до тех пор, пока вновь не свершится цикл и не настанет год Черного Козла».
Теунис замолчал. Услышанное окончательно сбило меня с толку, и я сидел, широко раскрыв глаза. Наконец он снова заговорил:
— Ну, Сингл, теперь, я думаю, ты понимаешь, как тут все завязано. Нам нет необходимости погружаться в эти мифы глубже, чем того требует данный случай, однако я должен заметить, что, согласно древним поверьям, именно сейчас идет так называемый год Черного Козла — год, когда чудовищные ужасы из Потусторонней Бездны якобы насылаются на землю, принося неисчислимые бедствия. Нам не дано знать, как именно они себя проявят, но есть все основания полагать, что в деле будут замешаны всякого рода видения и галлюцинации. Скверно, что ты впутался в эту историю. Она может плохо кончиться, и я умоляю тебя быть настороже. Но прежде всего я хочу воспользоваться советом старины Иерглера и попытаться увидеть это явление в его истинном обличье. К счастью, упомянутая им старинная гемма была-таки найдена, и мне известно, где она хранится. Мы должны испытать ее действие хотя бы на фотографиях. Эта гемма представляет собой нечто вроде линзы или призмы — правда, с ее помощью нельзя фотографировать. Человек с повышенной восприимчивостью, поглядев сквозь нее, пожалуй, смог бы зарисовать увиденное. Правда, эта процедура довольно рискованная — наблюдатель может повредиться в рассудке, ибо облик тени принадлежит к иному миру и вряд ли приятен на вид. Но опасность возрастет стократ, если мы вообще не попытаемся что-либо предпринять. И все же, Сингл, если тебе дороги жизнь и рассудок, держись подальше от этого холма — и от объекта, который ты принимаешь за дерево.
Я чувствовал себя сбитым с толку еще более, нежели прежде.
— Но как могут живые существа Извне существовать среди нас? — воскликнул я. — И откуда нам знать, что они действительно существуют?
— Ты рассуждаешь с точки зрения обитателя нашей крошечной планеты, — возразил Теунис. — Но ты же не станешь утверждать, что известный нам мир является мерилом Вселенной. Перед самым нашим носом мелькают объекты, которые нам и не снились. Современная наука резко расширила границы познания и доказала, что мистики были не так уж далеки от истины…
Неожиданно я понял, что больше не могу глядеть на фотографию; мне захотелось сжечь ее. Меня обуял космический ужас; он гнал меня прочь от этого чудовищного снимка, ибо я смертельно боялся, что смогу узнать какой-нибудь из изображенных на нем объектов.
Я взглянул на Теуниса. Он склонился над старинной книгой с очень странным выражением на лице. Потом выпрямился.
— Давай отложим это дело на завтра. Я устал строить догадки, устал удивляться. Я возьму на время гемму из музея и сделаю все, что в моих силах.
— Как хочешь, — ответил я. — Тебе нужно будет ехать в Кройдон?
Он кивнул.
— В таком случае мы отправимся вместе, — решительно заявил я.
III
Я не вижу никакой необходимости в подробном изложении событий последующих двух недель. Для меня они заключались в непрекращающейся борьбе между безумным желанием вернуться к загадочному древу иллюзий и свободы и не менее безумным страхом перед этим непостижимым феноменом и всем, что с ним связано. То, что возвращение мое так и не состоялось, произошло не столько из-за моего нежелания, сколько по чистой случайности. Между тем я знал, что Теунис проявляет исключительную активность в
