остановились. Я еще ничего не понимала. Раздался негромкий сухой щелчок, голова старика дернулась и исчезла в волнах ржаных колосьев.
- За что? Он же русский, старенький! - рванулась я, привыкшая оказывать помощь.
Старший лейтенант вышел на дорогу суровый. Пряча пистолет, громко сказал:
- Именем закона моей Родины - Советского Союза - предатель расстрелян!
- Предатель? Как не похож!
- Внешность обманчива, русские бывают разные, запомните это!
Двинулись дальше. Меня била дрожь, первый раз я увидела расстрел. Да и весь этот день был какой-то нереальный. Хотелось пить, есть, некогда было перекрутить портянки. Смерть в бою - это обычно. А вот такая смерть страшна. Искоса поглядывала на группу деревенских. Предатели? Весь народ встал на защиту Родины. Кто в армии, кто в партизанах, кто на заводах и фабриках. Погибают в боях героями, умирают от голода в тылу. А эти несколько человек, такие разные, старые и молодые, почему они пошли против своих, русских? Разговаривать нельзя, да и некогда. Идем быстрым шагом, сзади усиливается грохот войны. Немного отстаю, начала хромать, натерла ноги.
- Снимите сапоги! Легче будет. А то отстанете, ждать нельзя! - командует старший лейтенант.
Гудит земля, пыль, жара. Сняла сапоги, перекинула через плечо, полегчало. Только с непривычки каждый камешек, каждую соломинку чувствую босыми ногами.
Вечереет. Отдыхаем прямо у дороги, выставили часовых. Свалилась, как убитая, в теплую и пушистую пыль. Чуть рассвело, командир показал мне дорогу в часть, и мои попутчики пошли дальше. Иду одна в нарастающем гуле войны. Догоняю пожилого врача, разговорились. Он - Мамлиури, ищет свой госпиталь. Решили пробираться вместе.
Глава IV.
Острогожский кошмар
Где же мой родной госпиталь 2926?
Жаркий июнь. Пути войны привели в город Острогожск, где нас соединили с госпиталем 2654. Развернулись в двух зданиях - техникума и школы, во дворе - госпитальный продовольственный склад.
Фашисты подступили к городу, стараясь взять его в клещи. В сводках Информбюро сообщаются нерадостные вести. «Наши части после тяжелых боев, перед натиском хорошо вооруженных врагов отступили, оставляя родные места...» Фашисты бомбят и обстреливают город. Черная пыль и гарь от пожаров висят над ним, в небе и на земле несмолкаемый гром войны. А ночью по дорогам отступают войска, движутся колонны машин. По обочинам уходят люди в тыл, спасая свою жизнь, несут детей, гонят скотину. Хромают легкораненые. Центральная дорога разветвляется, потоки людские тоже расходятся - текут в разные стороны, а над ними днем и ночью с воем носится смерть.
Поток раненых захлестнул госпиталь. Не обращая внимания на бомбы, обстрелы, свист пуль и осколков, старшая сестра приемно-сортировочного отделения Екатерина Швыдка и Лида Мацепура - очень сильная, тренированная в работе сестра - не знали отдыха. Они успевали сортировать, разводить и разносить раненых. Машины все подходят, подвозят тяжелых, а легкораненые идут сплошной рекой, и жители с окраин города, больные и раненые, просят помощи.
В операционной врачи Надежда Васильевна Ошкадерова, погибшая в Польше в 1944 году, Мария Николаевна Телегина, Надежда Константиновна Кувшинова, Валентина Александровна Смирнова выбились из сил. Режут, вынимают осколки, штопают живые тела. Старшая операционная сестра Анастасия Побокина и Фира Косарева обеспечивают стерильным материалом, Настя Кривенышева, сделав повязки, устраивают раненых в палаты, откуда их берут на эвакуацию. В перевязочной полно, врачи Варвара Николаевна Неронова, В.А.Смирнова, Наталья Константиновна Беляева, Н.М.Кувшинова, М.И.Кичигина сутками обрабатывают и отправляют в тыл.
В армию Клава Заковоротная была призвана в июле 1941 года и направлена на станцию Народная в Воронежской области, где формировался эвакогоспиталь 2654. Работала старшей сестрой третьего отделения, которое располагалось в одноэтажном здании с голландскими печами. Зима 1941-42 годов была очень холодной, обмундирование нам не выдали, и мы работали в том, в чем приехали. «В самом начале холодов у меня порвались туфли, и я бегала по территории госпиталя, между корпусами, в тряпичных босоножках, по снегу, лежавшему выше колен. Форму нам выдали только в конце зимы, а весной 1942 года наш госпиталь передислоцировали сначала на станцию Жердевка, а затем в Острогожск. В Острогожске, после слияния двух госпиталей, 2654 и 2926, вновь образованному госпиталю дали номер 2926. Несколько человек, в том числе и я, были откомандированы в штаб армии. Но в день, когда мы должны были уехать, комиссар Деркачев отправил меня в соседний госпиталь для сдачи крови тяжелораненому. К моему возвращению уже все откомандированные уехали, а меня отпустили отдыхать на три дня.
Первого августа 1942 года Клава Заковоротная вышла на работу в челюстно-лицевое отделение в день, а второго дежурила в ночь. Наше отделение располагалось в одноэтажном саманном здании, в котором находились также аптека, штаб, большой клуб, была и операционная. Рано утром фашистская авиация начала разрушать город. Первые бомбы посыпались в районе нашего общежития. С началом бомбежки начальник госпиталя Аубрехт и комиссар Деркачев сели в машину и уехали, оставив нас без командования. Все врачи и медсестры оставались на местах. Стали поступать раненые не только с передовой, но и пострадавшие местные жители. В операционной шла безостановочная работа. Штаб спешно выдавал документы раненым, которые сами могли передвигаться. Транспорта для их отправки у нас не было.
Вскоре бомбы посыпались в наше здание. Попали в операционную, затем в штаб, аптеку и аптечный склад, в палаты с ранеными. Немецкие эскадрильи, непрерывно сменяя друг друга, методично били по
