Но кому уподоблю род сей?

Петра: «Ценишь ли ты Меня превыше всего? — а Петр отвечает: «Ты знаешь, что я поклоняюсь Тебе.» И вовсе не удивительно, что Иисус переспрашивает. Ведь по сути Петр отвечает на вопрос, который ему не задавали, а на поставленный вопрос не дает ответа. А, между тем, в символическом смысле замена глаголов в ответе Петра весьма характерна для Церкви. Только на третий раз, в третьем вопросе, когда качество Петровой любви уже продемонстрировано, Иисус заменяет и в своем вопросе agapas на fileis, давая тем самым возможность Петру быть по крайней мере правдивым.

Кроме сего, в последней фразе цитируемого отрывка скрыта мало кем замеченная тайна, настолько важная для нашего нынешнего повествования, что мы обязаны вновь выделить ее: «Истинно, истинно говорю тебе: когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил, куда хотел; а когда состаришься, то прострешь руки твои, и другой препояшет тебя, и поведет, куда не хочешь. » (Ин 21:15-18).

То, куда суждено Петру быть поведенным, не есть крест, а сей «другой» не есть палач, и это следует из всего духа, коим проникнуты послания Петра, например: «Только бы не пострадал кто из вас как убийца, или злодей, или посягающий на чужое, а если как Христианин, то не стыдись, а прославляй Бога за такую участь.» (1 Пет 4:15,16), — то есть Петр не боится физической смерти, и палачу Петр не будет сопротивляться, палач поведет Петра именно туда, куда он хочет — на крест. Иисус же говорит совсем о другом: Петр будет поведен туда, куда не хочет! Для человека, понявшего, что в приведенном отрывке Иоанна речь идет совсем не о кресте, палаче и не о том, «какою [физической] смертью [Петр] прославит Бога» (Ин 21:19), в предсказании Иисуса отчетливо звучат нотки тревоги. А не тот ли это «другой», «иной», о ком сказано: «Не дам славы Моей иному [или другому] и хвалы Моей истуканам.» (Ис 42:8)?!

Остановимся тут и отметим, что нашей христианской этике была бы грош цена в базарный день, если бы, несколькими строками раньше приведя мысль о непозволительности судить Иуду или кого бы то ни было другого, мы тотчас же осудили бы Петра. Решение проблемы и здесь заключается в символическом понимании и Иуды, и Петра, и в необходимости проводить четкую границу как между Иудой и образом предательства, без которого нельзя было ни в коем случае обойтись, так и между Петром и тем, символом чего он является.

Ни для кого не секрет, что Петр, а сие следует из самого его имени, символизирует краеугольный камень Церкви, причем не римско-католической церкви, как считают некоторые, а всей Церкви: «Я говорю тебе: ты — Петр (petros — камень), и на сем камне Я создам Церковь Мою.» (Мф 16:18). Покажите ту христианскую конфессию, которая отказалась бы от связи с Петром!

Было бы недопустимым упрощением и далее говорить лишь о личности Петра, ибо он раскаялся еще на страницах Евангелий, посему мы не только ни в чем не хотим осуждать Симона Ионина, прозванного Камнем (по-гречески Петром, или Кифой по-арамейски), но с полным правом пользуемся как богодухновенными источниками посланиями раскаявшегося Петра. Но в аллегорическом понимании все, что происходило или было предсказано в отношении Петра, уже произошло или предсказано в отношении того, символом чего является Петр — Церкви.

Это означает, что слова упования Иисуса, о неоскудении веры, повеления утвердить, некогда обратившись, братьев, предсказание о троекратном отречении, равно как и предсказание о грядущем препоясании и препровождении в нежелательное место, относятся даже в большей степени к тому, что Петр символизирует собой.

В чем же заключаются сии три отречения? В том ли, что Церковью начисто забыты слова Иисуса: «Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас. Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники?» (Мф 5:44,46,47); «И грешники любящих их любят. И если делаете добро тем, которые вам делают добро, какая вам за то благодарность? ибо и грешники то же делают.» (Лк 6:27,28,32,33); «Благословляйте гонителей ваших, благословляйте, а не проклинайте.» (Рим 12:14)?

И, быть может, другое отречение Церкви состоит в отказе следовать сим словам: «И отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, который на небесах.» (Мф 23:9)? — и это при том, что отцов разного ранга и достоинства католическая и православная церкви имеют едва ли меньше, чем звезд на небе.

И не состоит ли третье отречение Церкви в забвении сего: «молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны...» (Мф 6:7)?

Да нет, пожалуй, — сии, хоть и суть отходы от слова Божия, все же слишком мелки, чтобы быть действительными отречениями, и больше смахивают на простое непослушание неразумного ребенка. В худшем случае они просто свидетельствуют о том, как множится неверность во многом у того, кто неверен в малом. Ибо есть воистину страшные отречения, на зловещем фоне коих то, что мы перечислили, может быть представлено чуть ли не как благодеяния и подвиги. Перейти же к исследованию великих отречений мы сможем лишь напомнив читателю, что все развивается по предначертанному и предсказанному: «Сколько будет слабеть век от старости, столько будет умножаться зло для живущих. Еще дальше удалится истина, и приблизится ложь.» (3 Езд 14:16,17), — «тайна беззакония уже в действии.» (2 Фес 2:7).

Итак, говоря о трех отречениях, мы дерзнем утверждать, что вослед Петру и Церковь трижды отвергла Христа, клянясь и божась: «не знаю Человека Сего, о Котором говорите.» (Мк 14:71). Весьма замечательно, что сих отречений — три, а после знакомства с арифмологией мы не можем ошибиться в понимании того, что эти три отречения касаются сих трех: веры, надежды, любви.

Вера (как уверенность в невидимом) в то, что «Бог в нас пребывает» (1 Ин 4:12), «во всех нас» (Еф 4:6), и Тот, Кто в нас, больше того, кто в мире (ср. 1 Ин 4:4), полностью забыта! Вместо этого Бог в худшем случае поселен в рукотворенных храмах, что весьма и весьма противоречит Писанию (ср. Деян 7:48), а в лучшем — Он водворен на земном небе, откуда Он мечет молнии, — вверху, в космосе, то есть опять же в мире. Приняв сие положение веры, Церковь совершила первое отречение — отречение в вере.

И говоря об этом отречении, именно теперь пора вспомнить вскользь упомянутое нами ранее положение, касающееся соблюдения плотских постов. В свое время мы обращали внимание читателя на обоснование, выдвигаемое традиционным христианством для оправдания таких постов: «Могут ли поститься сыны чертога брачного, когда с ними жених? Но придут дни, когда отнимется у них жених, и тогда будут поститься.» (Мф 9:15; Мк 2:19,20; Лк 5:34,35). Таким образом ими признается их отделение от Христа, а уж разговор о пришествии (и присутствии) Христа в чьей-то плоти воспринимается ими как опаснейшая ересь.

И теперь-то будет самое время вспомнить и другой вскользь упомянутый нами ранее фрагмент, где говорилось о звере, отверзающем «уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить имя Его и жилище Его» (Отк 13:6). Упоминание в Откровении хулы жилища Божия заставляет совершенно нетрадиционно подойти к проблеме тех, кто, поселив Бога вовне человека, автоматически отверг человека в качестве жилища Бога и тем самым недвусмысленно возвел хулу на жилище Его.

Петр отрекся во второй и в третий раз, и если бы он не отрекался в первый, то ему не нужно было бы отрекаться и во второй, иными словами, последующие отречения являются следствиями первой лжи. Подобно этому и причины символического смысла последующих отречений Церкви коренятся в первом.

Следствием первого отречения, по сути своей означающего полную потерю почвы под ногами, является второе отречение - отречение в надежде, понимая ее как надежду спасения. Истинная надежда спасения состоит в том, не ощутят ли Бога, не найдут ли Его в результате поисков, ибо Он недалеко от каждого из нас (ср. Деян 17:27). Но поскольку в ближайших окрестностях Бога не видно, а внутрь себя никто не хочет, да и не видит нужным заглянуть уже в силу первого отречения, то надежда ощутить, найти Бога отвергается — Бог объявляется непознаваемым. Эта тема заслуживает отдельного разбора, и на нее уже не хватит места в нашей первой книге. Так совершается второе отречение. Однако природа, и в том числе надежды спасения, не терпит пустоты, и пустота заполняется, затопляется иной надеждой.

Чтобы понять, какова замена надежды спасения, почитаем хотя бы «Православный катехизис»,