Это был второй круг ада, в который он вступил после исторических событий зимой двухлетней давности. Телефон он выключил от страха перед желанием позвонить и продолжить выяснение обстоятельств. Спланировал дела на следующую неделю, чтобы отвлечься от новых реалий, зная, что эти штучки не работают, все-таки подготовился к бою, победы в котором ему не достанется никогда.
Опять, как в прошлый раз, телефон немым укором торчал в кармане и соблазнял новыми звонками, в которых можно было еще и еще раз разжигать пламя ненависти и злобы, добивать близкого человека жестокими словами, правды в этих словах не было, только боль нежеланная, хотелось позвонить, утешить, узнать, что да как, но рука не поднималась. С.С. ждал ответных действий, слов, слез, утешения, возврата в состояние наличия прежнего трепета и равновесия. Держался он целые сутки, находил себе дела, на телефон смотрел, боялся пропущенных вызовов, их не было, сам не звонил, постоянно крутил в своей мельнице-голове последние слова. «Не любит?» Вот, е.т.м., хорошее дело, а кто право дал, кто разрешил рвать сердце, кто вправе решать твою судьбу своими мерзкими ощущениями? Не имеешь права, сука драная! Злоба душила, но внутренне он понимал, что решение ее не блажь, не желание обидеть, а выстраданная боль, усталость и желание успокоить себя, жить без надрыва, без болезни душевной, спасти себя наконец от внутреннего раздрая, тянущегося уже так долго. Отношения двух людей имеют свою логику, они должны чем-то завершиться – браком или разрывом. Срок любви, как и всякому процессу, есть. Если нет хорошего финала, как в Голливуде, будет плохой – как в жизни. Цивилизованно заканчиваются отношения в плохом кино и в ток-шоу, а в реальной жизни все грязнее и материалистичнее. Хорошо, если просто дракой, слезами и временной ненавистью. А если дурной сценарий, суицид, кухонный нож или скалкой по голове? Ненависть и отчаяние, пока больше ничего в С.С. не было, хотелось убить и забыть. Страстно хотелось узнать, как она – что чувствует, жалеет ли об утраченном, мучается, желает ли все вернуть, покаяться, попросить униженно, все отыграть назад? Назад! Не выйдет, сука! Сдохнешь в тоске, поймешь, тварь, чего лишилась, ответишь за свою гнусность! Может, тебе еще шубу подарить за примирение? Хуй тебе в морду! Других ищи лохов! Разводи их! Тут больше не обломится, харе! Злость проходила, С.С. понимал, что его жестокие сценарии – это только боль и реакция на потерю; какие шубы, в них ли дело, за покой и радость меховой фабрики не жалко. Телефон молчал, С.С. сам крепился, не звонил, пьеса еще не сыграна, и в каком она акте играется, он не знал. Терпения хватило на два дня, позвонил на третий день, решительно и нервно придумал крепкий повод – отдать мифический долг. Водитель поехал, отдал, С.С. сидел в ресторане, сжавшись в комок, и ждал реакции на пробитый им первым заговор молчания. Спросил у водителя, как это было, как выглядит, ничего особенного не узнал, позвонил опять, якобы проверить исполнение своего задания. Говорил с Машей холодно, отрывисто, пытался прочитать в родном голосе отношение к себе. Проанализировать ничего не удалось, сеанс был кратким и, кроме напряжения и раздражения, ничего не принес. Злобы и ненависти в нем уже не было, он стал думать, что пересиливать себя не надо – зачем возводить барьеры там, где не надо, к чему эти условия необщения, когда жизнь превращается в ад, к черту борьбу самолюбий, ведь родной человек страдает, сам страдаешь, к чему эти детские игры в обиды, когда точно знаешь, что причины для этого есть, человек не железный, не каменный, и предел упругости кончается, устает даже металл, но позвонить и вернуть все назад все равно не получается, самолюбие, е.т.м. Вот так сдохнешь и станешь жертвой бодания с собственным «я», ради чего, для чего – неизвестно. Эти дневные ковыряния в себе только все усугубили. Проиграв опять значительные деньги и не получив ни развлечения, ни радости от игры, С.С. ехал домой, разобранный на запчасти. Настроение ниже нуля, давление зашкаливает, в голове сумятица и, как метроном, стучит одна тема. За пять минут до подъезда дома приходит ясная и четкая схема, которая все ставит на свои места. Какого хера нужно ждать? Надо звонить, говорить и не дрочить на пустом месте! Звонок, ответили сразу, разговор пошел по нормальному руслу, то да се, дела, какие ощущения, трудно ли в новом качестве, то есть без меня, как здоровье. В ответ тоже вопросительные интонации, но осторожно, не переходящие в сферу личного, разговор двух игроков в шахматной партии, где правил нет и результат известен заранее. Оба партнера боятся вступить на скользкий лед соблазна первому сдать позиции, обнажить свой интерес по отношению к другому, раскрыться и поддаться чувству. С.С. первый дал старт, и слова, сметая друг друга, потекли горячей рекой, растапливая лед двухдневного молчания, обрушил на голову бедного маленького человека все свои проблемы и горечь, эгоистично перекладывал их на другого человека и тем самым освобождал себя от этого груза. Легче ему не стало, а Маше стало еще тяжелее, она тоже жила эти два дня скрипя зубами и загружала себя ненужными делами, только чтобы не сорваться и не звонить, не увеличивать боль. Конечно, ей хотелось пожалеть своего мужчину, но сил уже не было, усталость не проходила, его было слишком много со всеми его проблемами, хотелось укрыться на время, перебиться, отодвинуться. Она не совсем искренна была, когда говорила, что не любит, но что с ней случилось, она понимала не до конца, разобраться с собой она не желала, плакать по этим поводам было уже невыносимо, она плакала не в момент обиды, а после, через несколько дней, уже не помня, по какому поводу, но это не уменьшало боль, этого уже не хотелось, покоя хотелось и поменять что-то в своей жизни – найти новую работу, сделать ремонт, освободиться от пут зависимости даже от любимого человека, который уже не оправдывает душевные инвестиции. Можно было, конечно, прикинуться, соврать, сделать вид, что хорошо, но актрисой Маша была плохой, сыграть заинтересованность и участие органично было нельзя, да и партнер был не из сельского клуба, не обманешь этого мудака притворством. Но решение надо искать. Маша его нашла, взяла путевку и поехала в Черногорию на две недели. С утра С.С. каждый час звонил Маше, разговаривали они тепло, рассказывая друг другу о своих ощущениях в дни молчания. Маша сидела в аэропорту уже три часа, чартер ее откладывали, она сидела в ресторане и бухала, С.С. звонил не переставая и все говорил с ней, постоянно наставляя ее не выступать, она перенервничала все эти дни, постоянно влипала в какие-то истории, поругалась с соседками за столом, послала их, они вызвали милицию, ее чуть не забрали, потом уже в невменяемом состоянии во время таможни она наехала на сотрудника, шарившего по ее телу в поисках взрывчатки, она оттолкнула его, обвинив в сексуальном домогательстве, чуть-чуть не забрали еще раз. На увещевания С.С. она ответила: не волнуйся, все под контролем. В конце концов, пройдя все контроли, она еще приняла на грудь и опоздала на рейс после шестичасового ожидания. Скандал с представителями турфирмы и авиакомпанией ничего не дал, людей с билетами оказалось больше, чем мест, и те, кто был ближе, попали в самолет, а некоторые независимые и пьющие в кафе, где есть водка и можно курить, остались за бортом. С.С. успокаивал Машу, что это херня, через неделю будет следующий рейс, можно полететь в другое место и т. д. Маша готова была сражаться с деятелями туризма до крови, телефон ее сдох за целый день разговоров, и с восьми часов вечера абонент был недоступен, дома она не появилась, не перезвонила, и С.С. понял: что-то случилось, и начал искать ее во всех местах. Все службы безопасности аэропорта, банка, местного УВД докладывали ему ежечасно, она нигде не появилась и не звонила. С.С. был абсолютно раздавлен и не знал, что и думать. Всю ночь и все утро С.С. был в напряжении, рисовал страшные картины ужасов, происшедших с Машей, утро и день следующего дня он играл в автоматы, дома сидеть было невозможно, каждый звонок стрелял в мозг страхом, и в полдень раздался родной голос невыспавшейся Маши, которая сказала, что заснула насмерть и не смогла позвонить. С.С. не смог ругать ее за бессонную ночь, обрадовался, что она жива, и они поговорили очень тепло, как раньше, с уходами в прошлые радости, с той неизбывной теплотой и радостью, которая стала уходить невиданным ручейком из чудного озера прошлой любви. С.С. был нежен, сочувствовал Маше. Раньше бы за это внимание, которого так не хватало, она бы ноги ему целовала, но сейчас уже не грело. Усталость, усталость, и больше ничего. Нужно было что-то решать с прерванным отпуском, и С.С. нашел вариант перелета через Москву, чтобы увидеть Машу хотя бы пару часов. Встреча состоялась в маленьком ресторане по дороге в аэропорт. С.С. волновался, с утра он выглядел нехорошо, болел зуб. Пришла Маша, простуженная, с кругами под глазами, они посидели тихо, без всплесков. С.С. заводил разговоры про свои ночные волнения и поиски, Маша извинялась и останавливала его, С.С. проклинал себя, спрашивал ее, любит ли она его, она злилась откровенно и не скрывая, что тема закрыта, хватит этих мудовых рыданий. Дырка в зубе вместе с дыркой в голове от переживаний холодом отзывалась в сердце С.С. Хотелось услышать долгожданные слова, но вымаливать их не было сил, да и гордость не позволяла. С.С. попросил Машу при прощании обнять его покрепче, Маша выполнила его просьбу как-то не очень охотно, как-то неловко, боком, не как раньше, когда она прижималась к нему всем телом. Он спросил ее: что так? Маша ответила: живот болит. Попрощались вроде тепло, но осадок дискомфорта и унижения не проходил, она отстранялась от него, он чувствовал это кожей, нервами, всем сердцем, он понимал, что это процесс ухода, наступает разъединение. Он понимал это, но смириться с этим никак не хотел, сам давал себе слово, что поможет ей отъехать на безопасное расстояние, отойти, спрятаться в свою раковину, но не мог, не хотел, не верил, что его лишают привычных радостей и устойчивости, по большому счету его смущало только то, что не он бросает, а его бросают, и в этом была, по сути, головная боль, а остальное – «тщета и ловля ветра», как написано в Книге. До встречи С.С. не находил себе места, Маша не звонила, телефон был недоступен, началось опять помешательство и упреки. Вот тварь бесчувственная! Не понимает, что ли? Люди волнуются! Звонил С.С. не переставая, проверил ее номер – все в порядке. Клял ее всеми словами, готовился ответить резко и пригвоздить безжалостно, все кипело внутри, уроки для этой дуры не идут впрок, отзвонил всем, кому можно, не отвлекало. Ровно в восемь звонок, мирный, усталый голос, только прилетели. «Как – только?» – закричал С.С. «Так лету семь часов плюс дорога, вот и все восемь! Ты же не слушаешь никогда до конца», – отвечала Маша. Ух! Слава богу! Жива и здорова, стало тепло, поговорили. С.С. утешился, лег спать, но мысли были только о своем, то есть о ней, и никакой жестокий анализ недостатков – своих и чужих – не давал возможности отбросить от себя эти хлопоты и зажить полной жизнью зрелого мужчины, едущего с ярмарки, живущего достойно, уверенно, без терзаний маразматического свойства. В голову пришла картинка, которая немного прояснила состояние, где он цепляется за отношения, которые затухают, как свечи на ветру, привиделся стол, на котором стоит тарелка с огромными яблоками осенней антоновки, он, голодный и молодой, влетает в дом, хватает огромное яблоко и кусает его наполовину, весь рот в соку, прожевать трудно, но вскоре весь рот полыхает кислотой и радостью, а теперь не укусишь, протезы хрупкие, надо аккуратно, потихоньку, вот так и с Машей: хочется откусить сразу и много, а получается совсем по- другому, поэтому раньше съел яблоко – и забыл, а теперь смотришь, смотришь, а съесть не можешь; надкусить легонько с краю можешь, а сгрызть никак.
Дорогая пропажа
С.С. в тревожном ощущении проснулся, ночью что-то абсолютно внешнее забеспокоило его, неотвязно стучало в голове еще неясно оформленное беспокойство, повод для которого открылся только к вечеру, – звонок от неизвестного абонента металлическим голосом сообщил, что пропала Маша, не вернулась с пляжа и ее вещи нашли на скале. Сестра ее, с которой она в тот день раздельно провела день, дернулась в пять утра, когда поняла, что она не загуляла, не бухнула лишнего, а просто с ней что-то случилось. На ресепшн ее вызвал консьерж, там же был полицейский, сестре показали ее вещи, она узнала их и стала плакать, не зная, что и думать. Полицейский с помощью переводчика из бывших русских тупо спрашивал, что и когда они делали с утра, и прочую муру. Вещи нашли на горном склоне, а человека не было. Никто из отдыхающих не заметил ничего ненормального, не слышал криков в воде и на суше, не видел девушку по описанию. Никаких зацепок, никаких крючков. Сестра Маши просмотрела ее телефонную книгу и позвонила С.С., которого лично не знала, но слышала о нем из смутных отрывков его с Машей телефонных разговоров. Она позвонила ему только лишь потому, что ей показалось, что он может что-то прояснить о ней. Домой Маше сестра звонить не стала, боясь напугать родителей. С.С. принял эту новость о пропаже почти спокойно, он был готов к экстриму еще ночью и не понимал, как действовать в этой ситуации: вылететь он не мог, искать в другой стране по телефону – дело долгое. Случилось спонтанное действие, в результате которого Маша исчезла без вещей, без денег, без какой-то связи, и куда – было совершенно непонятно. С.С. спросил сестру, как они расстались утром, какие были Машины планы, и задал другие, менее значащие вопросы. Сестра сбивчиво рассказала С.С., что она поехала на экскурсию на развалины древнего городища, Маша отказалась, сказала, что будет загорать, настроение ее было нормальным, она была спокойна и ничего такого не планировала. В услышанном рассказе С.С. ничего тревожного не услышал, отсутствие Маши он никак объяснить не мог, девушка она была здравомыслящая и даже пьяная не могла сделать ничего непредсказуемого. Видимо, здесь были какие-то внешние спонтанные причины. Целый день С.С. был на взводе, изредка звонил сестре, она ничего нового не знала, только плакала. Прошла ночь. С.С. не спал, курил и мучительно искал мотивы пропажи любимой девушки, и сердце сжималось от боли и отчаяния. На следующее утро позвонила сестра и сказала, что полицейские опять вызывали ее и показывали фотографии разных мужчин
