Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2]

— Так, ради Бога, в чем же дело?

— В том, чтобы найти способ проникнуть туда, где он находится.

— Разве это так трудно?

— Поразительно трудно. Не забывай, что не всегда при­ходится иметь дело с наивными сектантами- изуверами из простолюдинов, или же из мещан — купцов российской закваски. Случается нарываться на дьяволов в шелковых одеяниях.

Я, каюсь, хлопал глазами.

— Всю эту ночь я выслеживал их.

— Кого? Этих дьяволов?

— Да. Среди них я заметил необычайное волнение: они, кажется, приготавливаются к кровавому каннибальскому пиру. В поисках я чуть не утонул в этой проклятой Висле... Однако я еле стою на ногах. Я засну два часа, а затем мне придется прибегнуть к героическому средству.

— Ты думаешь обратиться к содействию властей? — Мой друг усмехнулся, отрицательно покачав головой.

— Нет, доктор, это было бы самое нежелательное. К этому прибегнешь ты, если... если со мной случится несчастье.

— Ну, что? — взволнованно спросил граф Сигизмунд Ржевусский Путилина, приехавшего к нему с условленным паролем «Pго Christo morior». — Но, Боже мой, что с вами, ваше превосходительство? Вас не узнать... Вы ли это?

Перед магнатом стоял человек с круглым одутловатым лицом без бакенбард.

— Мои бакенбарды, до времени, спрятаны, граф, — ус­мехнулся Путилин. — Дело, однако, не в них, а в вашем сыне.

— Вы узнали что-нибудь?

— Да, кое-что и очень невеселое. Ваш сын в смер­тельной опасности.

Граф побледнел.

— Но где он? Что с ним?

— В точности я не могу вам этого сказать, да и не­когда. Сейчас вы должны предпринять нечто.

— Я?

— Да. Садитесь и пишите письмо.

— Кому? — пролепетал совсем сбитый с толку над­менный магнат.

— Вы это сейчас узнаете. Прошу писать, ваше сиятельство, следующее:

«Любезнейший padre Бенедикт! Чувствуя себя очень скверно, прошу Вас немедленно посетить меня. Граф С. Ржевусский».

— Як Бога кохам, я ничего не понимаю! Зачем мне приглашать настоятеля N-го костела?

— Вы желаете спасти вашего сына? — резко проговорил Путилин, пристально глядя в глаза графу.

— О! — только и вырвалось у магната.

— В таком случае я вас попрошу беспрекословно следовать моим распоряжениям.

— Но что я буду с ним делать?

— Вы, разыгрывая из себя больного, настойчиво по­просите его остаться в замке и провести с вами всю эту ночь... во всяком случае, до того времени, когда я приеду к вам.

— А... а если он не согласится, ссылаясь на свои важные нужды?

— Тогда вы употребите насилие над «святым отцом», то есть. попросту не выпустите его из замка, хотя бы для этого вам потребовалось вмешательство вашей челяди.

— Помилуйте, господин Путилин, вы требуете невозможного! — воскликнул испуганно граф. — Ведь, это скандал, преступление, разбой. Какое я имею право производить насилие над человеком, да к тому же еще духовным?

— В случае чего, ответственность я приму на себя. Впрочем, если вам не угодно, мне остается покинуть вас.

— Хорошо! — с отчаянием махнул рукой старый граф.

Через час перед его замком остановилась карета, из которой вышел католический священник. Прошло минут сорок — и он вышел из замка обратно.

Очевидно, старый магнат не исполнил приказания Путилина.

НОЧНАЯ ПРОЦЕССИЯ

Два багровых высоких факела и несколько зажженных свечей в церковных канделябрах тускло освещали странную процессию, двигавшуюся по мрачным, длинным коридорам. Тут царил такой зловещий густой мрак, что этого света едва хватало только на то, чтобы не споткнуться, не удариться о стены коридора.

Вслед за двумя фигурами в черных рясах шел высокий, худощавый человек, за ним, попарно, шесть лиц.

— Не думал я, что мне придется совершать это печальное путешествие, — раздался под мрачными сводами резкий, властный голос.

— Что делать, ваша эминенция. Sic Deus vult. Так хочет Бог.

— Осужденный предупрежден, что казнь произойдет сегодняшней ночью?

— Пока еще нет. Misericordiae causa... ради сострадания к юному безумцу-святотатцу час искупления rpеxa не торопились сообщать ему заранее.

И опять жуткое безмолвие, молчаливое шествие таинственной процессии.

Но вот пол коридора стал как бы покатым, словно он спускался вниз.

— Осторожнее, ваша эминенция, здесь так скользко, — послышались вкрадчиво-льстивые голоса.

Воздух сразу изменился. Повеяло невероятной сыростью, точно от болота. Пол стал влажным, откуда-то сверху падали крупные капли холодной воды.

Свет факелов и свечей заколыхался вздрагивающими языками, словно под порывом ворвавшегося воздуха. Лязгнули замок и засов железной двери, пахнуло еще большей, отвратительной сыростью, и процессия стала осто­рожно спускаться вниз.

Казалось, точно неведомые существа-призраки, по­явившись на земле, вновь устремляются в ее таинственные недра.

— Однако с последнего раза сколько воды прибавилось здесь! — прозвучал опять тот же резкий голос.

Страх и тревога послышались в нем.

— Вода ведет свою проклятую работу. Она просачи­вается сквозь своды. Но не беспокойтесь, ваша эминенция, они еще так крепки, так надежны, опасности нет ни­какой.

— Да, это было бы большим несчастьем, большей потерей для нас.

Ноги хлюпали в воде. Багровый свет факелов, отра­жаясь в ней, делал ее изумительно похожей на кровь.

Летучие мыши с протяжным свистом крыльев про­носились над головами идущих.

— Что с вами, отец Бенедикт? — тихо спросил шедший рядом с настоятелем N-го костела иезуит.

Отец Бенедикт что-то глухо пробормотал, указывая на щеку, завязанную черным шелковым платком. 

— О, это — неприятная вещь! — послышался сочувственный шепот. А вы бы — liquor monacnorum?[10]..