мужчин, нанимая извозчика к Калинкину мосту, говорят ему:
¾ Только вези нас непременно через погорелые места!
Слова эти показались полицейским подозрительными, и они арестовали обоих мужчин.
Прач возликовал. «Самих убийц за ворот ухватили!» — говорил он, пыхтя от волнения. Но мужчины оказались непричастными к преступлениям: один был сапожным подмастерьем, другой — сидельцем из лавки, и ехали они к знакомым женщинам.
¾ А наказывали мы ехать через погорелые места от храбрости. Сказывали, что там опасно, ну, а мы так ничего себе, слава Богу... — объяснили они, показывая свои кулаки, и их отпустили.
Прач выругал надзирателей и надулся, а тут, словно ему в упрек, 7-го числа я арестовал своих молодцов, обвиняя их в продаже тулупа и армяка.
Келчевский взялся их допросить.
Один из них, рыжий здоровый парень с воровской наглой физиономией, назвался государственным крестьянином Московской губернии Александром Петровым, а другой — любимским мещанином Иваном Григорьевым. Они заявили, что ходят без дела, ищут места, а что до Никитиной, то такой не знают и никаких вещей ей продавать не носили. Уперлись на этом и конец. Мы их посадили. Я занялся проверкой паспортов, но там все в порядке. Вызвали Никитину, та или из боязни, или вправду, только не признала ни того, ни другого.
А между тем во мне уверенность, что это именно одни из «душителей», была так крепка, что это передалось и Келчевскому, и тот продолжал держать их в тюрьме.
Время шло. Я продолжал свои поиски, но безуспешно. Мои арестанты сидели, и Келчевский также безуспешно разговаривал с ними. Убийства с удушением продолжались. Я уже начал падать духом, как вдруг опять случай пришел мне на помощь.
Я уже выше упоминал про шайку грабителей, действовавшую в это же время в Петербурге. Она состояла всего из шести человек, и тому же Келчевскому было поручено производить по этому делу дознание. Я никогда не упускал случая присутствовать при его беседах с преступниками, если у меня выпадало свободное время. Он тоже, в свою очередь, никогда не отказывал мне в этом и, должен сказать, что если впоследствии, уже будучи начальником сыскной полиции, я умел добиваться признания там, где мои помощники совершенно терялись, то этим я целиком обязан Келчевскому. С десяти слов он умел поставить допрашиваемого в противоречие с самим собой, загонял его, совершенно сбитого с толку, в угол и добивался, наконец, правдивого рассказа.
Так и тут. Разоблачение шайки происходило быстро: роли каждого определялись тотчас, преступления устанавливались, вещи отыскивались.
В тот раз, о котором я повествую, он допрашивал Крюкина, старого рецидивиста. Окончив допрос, он вдруг сказал ему:
¾ Плохо твое дело, я бы, пожалуй, помог тебе, если бы и ты нам помог...
Лицо Крюкина оживилось надеждой.
¾ Вам, ваше благородие?
¾ Где, с кем сидишь?
¾ Нас много. Восемь!
¾ А Иванов с тобой?
¾ Душитель-то?..
Я чуть не подпрыгнул, но Келчевский сохранил полное спокойствие. Он кивнул и сказал:
¾ Он самый! Дознай от него, скольких он удушил и с кем...
Крюкин покачал головой:
¾ Трудно, ваше благородие! Действительно, говорил, что душит и вещи продает, а больше ничего. Мы его даже спрашивали: «Как?» А он выругался и говорит: «Я шутил». Ребята сказывали, что знают его, ну а как и что — подлинно никто не знает.
¾ Ну, а ты узнай! — сказал Келчевский и отпустил его.
¾ Значит, наша правда! — воскликнул я, едва грабителя увели.
Келчевский засмеялся:
¾ Наша! Я давно это чувствовал, да конца веревки в руках не было. А теперь все дознаем!
¾ Вызвать Иванова?
¾ Непременно! И он тотчас написал приказ, чтобы ему отпустили из тюрьмы Иванова.
Через полчаса перед нами стоял этот Иванов. Нагло улыбаясь, он отвесил нам поклон и остановился в выжидательной позе.
¾ Ну, здравствуй, — сказал ему ласково Келчевский. — Сидеть еще не надоело?
Этот допрос происходил 2-го апреля, и, значит, Иванов сидел без малого три месяца.
Он передернул плечами.
¾ Известно, не мед, — ответил он. — Ну, да я думаю, что господа начальники и смилостивятся когда-нибудь.
Келчевский покачал головою:
¾ Вряд ли! Суди сам: Петров говорит, что ты душил извозчиков, а я тебя вдруг отпущу!
¾ Петров?! Ах, он... — воскликнул Иванов.
¾ Что Петров, — продолжал Келчевский. — И ты сам говорил то же...
¾ Я?!
¾ Ты. Крюкину говорил, Зикамский и Ильин тоже слышали. Хочешь, позову их?
¾ Брешут они. Ничего я такого не говорил.
¾ Позвать?
¾ Зовите. Я им в глаза наплюю...
¾ А что от этого? Все равно сидеть будешь, поймаем еще двух, трех. Поверь, они дураками не будут. Все тебя оклевещут. Благо уже сидишь. Петров-то все рассказал...
Иванов стал горячиться:
¾ Что рассказал-то? Что?
¾ Сказал вот, что вещи продавали...
¾ Ну, продавали. Что еще?
¾ Что ты душил...
¾ А он? — закричал неистово Иванов.
¾ Про себя он ничего ие говорил. Ты душил и грабил, а продавали оба, — спокойно ответил Келчевский.
¾ Он так говорит! — тряся головой и сверкая глазами, закричал Иванов. — Ну так и я тогда! Пиши, ваше благородие! Пиши! Теперь я всю правду вам расскажу.
Келчевский кивнул головою и взял перо.
¾ Давно бы так, — сказал он. — Ну, говори!
Иванов начал рассказывать, оживленно жестикулируя:
¾ Убивать, действительно убил. Только не один, а вместе с этим подлецом, Петровым. Удушили извозчика, что в Царское ехал. Взяли у него только это, больше ничего не было.
¾ Какого извозчика? Где? Когда?
¾ Какого? Мужика! Ехал в Царское, обратно. Мы его на Волховском шоссе и прикончили. В декабре было.
¾ Так! Ну, а вещи куда дели? Лошадь, сани?..
¾ Лошадь мы, как есть двадцать восьмого декабря, в Царское с санями увезли. Сани продали Костьке Тасину, а лошадь — братьям Дубовицким. Там же, в Царском. Они извоз держат…
¾ Какая лошадь?
¾ Рыжая кобыла. На лбу белое пятно, и одно ухо висит.
¾ А сани?
¾ Извозчичьи. Новые сани, двадцать рублей дали, а за лошадьдвадцать пять.
¾ А полушубок? Армяк?
¾ Это тоже у Тасина, а другой — у солдатки. Тот самый, на чем поймались. А остальную одежду, и торбу, и сбрую — в сторожку на Лиговке.
