Избранное. Логика мифа

37

То есть Тезей не тонет потому, что ему по смыслу мифа надо не утонуть; и Тезей тонет потому, что ему надо утонуть: так требует смысл.

38

Вызвано это свойство «невидимости» шлема Аида тем, что смерть невидима.

39

Самолет, пролетающий в секунду 5 километров на высоте 100 километров, невидим и неслышен. Но его видимость понятна и научно объяснима.

40

См.: Одиссея (X,574–575). Бог может стать невидимым для смертных. В мифе причинное объяснение, данное для успокоения здравого смысла, — только якобы объяснение. Разум явно им удовлетвориться не может. Это объяснение не снимает чуда. Логика чудесного продолжает торжествовать. Но одновременно, в подтексте мифа, силой этой логики совершается так называемое таинство откровения смысла — т. е. развивается кривая смысла, по которой двигаются мифические образы (см. главу «Движение мифологического образа»).

41

Здесь открывается путь к логике микроскопического мира с его мифологической «вещыо-ничто».

42

С точки зрения формальной логики помощь волшебного предмета, обусловливающая подчас возможность подвига героя (т. е. как бы незаметная подмена голой отваги героя свойствами волшебного предмета, предохраняющими героя от гибели), есть скрытое ignoratio elenchi (или, по Аристотелю, — τον ελεγχον αγνοια). Мы как бы делаем перестановку, как в спорном вопросе: мы изумляемся отваге героя вместо того, чтобы изумляться чудесным свойствам волшебного предмета.

Не будь у Персея шлема-невидимки, он не отсек бы голову Медузе. Но миф выставляет на первый план Персея, а не шлем-невидимку. Сюжет развивается так, как если бы заслуга принадлежала всецело герою.

Это еще не значит, что в героический миф безоговорочно вступает сказка. Сказка могла безоговорочно выступить из мифа и унести с собою чудесные предметы, существа и акты, чтобы позднее вновь вернуться с ними в миф. Впрочем, миф и сказка — явления настолько параллельные, что вопрос о приоритете решается весьма зыбко и гипотетично.

43

У Аристотеля — το εξ αρχηςαιτσθαι.

44

В чудесном мире мифа сверхъестественно-тайное, недоступное органам чувств и наблюдению, представлено как явное, т. е. оно представлено чем-то материально- вещественным. Акт бога, воля бога — тайна. Но в мифе акт бога, воля бога явны, хотя бы самого бога налицо не было. Только мойра-судьба действует скрыто, причем не только скрыто для смертного, но и для бога. Вмешательство Судьбы возможно только при посредстве бога. Сама же она остается тайной и в древнейшем мифе не выступает. «Мойры», которых спрашивает Геракл (у Псевдо-Аполлодора) о пути к Саду Гесперид, уже перестали быть древней «Мойрой», равно как и Мойра, которую в античной сказке опьяняет пастух-Аполлон, чтобы выведать у нее участь Адмета.

45

Мы говорим метафорически: окаменел от ужаса. В мире чудесного смертный, взглянув в глаза Медузы, действительно, окаменевает, т. с. превращается в камень. — «Ты осел» — «ты свинья» — говорим мы, уподобляя человека ослу или свинье за его глупость и упорство или неряшливость и прожорство. В сказке у Апулея человек — Люций, действительно, превращается в осла, а спутники Одиссея по волшебству Кирки — в свиней.

46

В наших суждениях мы часто отрицая утверждаем и утверждая отрицаем: т. е. наше отрицание одного есть тем самым утверждение чего-то другого и обратно, наше утверждение одного есть тем самым отрицание чего-то другого. Но логика чудесного в мифе, отрицая одно, может одновременно отрицать ему прямо противоположное и, утверждая одно, может одновременно утверждать ему прямо противоположное: т. е. в логике чудесного отсутствует обязательность противоподразу-меваемости: оно может отрицать так называемую контримпликацию.

Миф утверждает, что убитый Аполлоном-Парисом и затем сожженный Ахилл находится живым на Островах Блаженства. Но миф утверждает и другое, а именно то, что тень убитого Ахилла находится в аиде. На Островах Блаженства Ахилл празднует свою вечную свадьбу с Еленой или Медеей или другой тероидой