на ласковое и нежное поглаживание. Среди пологих холмов стояли низкие белые хижины, очень похожие на те, что были в Каер Даллбен. При взгляде на них Тарен почувствовал острую боль от тоски по дому. Позади одной из хижин он заметил то, что поначалу показалось ему рядами стволов, старых и замшелых. Но, приглядевшись, с удивлением понял, что это были, скорее, источённые дождями и временем шпангоуты и мачты длинного корабля. Земля почти полностью укрыла их, трава и луговые цветы проросли между ними, превращая в неотделимую часть древнего холма.
— Должен заметить, старец здорово укрылся здесь, — прошептал Ффлевддур. — Никогда я не нашёл бы дорожки сюда и не уверен, что отыщу обратную дорогу.
Тарен кивнул. Долина была самой красивой из всех, что встречались ему когда-либо. На лугу мирно паслись коровы. Небо и облака упали в крошечное озеро, и оно отсвечивало белым и голубым. Радужные очертания птиц мелькали в листве деревьев. Шагая по мягкой сочной траве, Тарен чувствовал, как усталость словно бы утекает в землю из его изнурённого тела.
— Смотрите, олень! — воскликнула восхищённая Эйлонви.
Из-за хижин появился пятнистый тонконогий олень, понюхал воздух и подлетел к Медвину. Грациозное существо ни малейшего внимания не обращало на волков и весело резвилось около старца. И в то же время олень опасливо держался поодаль от незнакомцев. Но любопытство пересилило, и вот уж он осторожно обнюхивает протянутую ему руку Эйлонви.
— Я никогда так близко не видела оленя, — сказала девушка. — У Ачрен не было домашних животных, а лесные и подавно бежали от неё. Я не могу их винить в этом, ведь вряд ли найдёшь такого, кто согласился бы жить рядом с ней. Но какой чудный олень! Ты весь трепещешь, красавец, будто дотрагиваешься до ветра.
Медвин жестом велел им подождать, а сам понёс Гурджи в самую большую хижину. Волки сели в кружок и оторожко наблюдали за путниками. Тарен расседлал Мелингара, который тут же принялся спокойно щипать свежую траву. Полдюжины кудахтавших кур клевало зерно у чистого белого курятника. Петух поднял голову, гордясь и хвастаясь своим резным высоким гребешком.
— Это куры Даллбена! — удивлённо воскликнул Тарен. — Я узнаю их! Вот пёстрая, вот белая. А уж этот гребешок мне знаком наверняка! — Он присел на корточки и весело закудахтал, очень точно подражая курам.
Впрочем, куры, увлечённые едой, мало обращали на него внимания.
Медвин возник в дверях хижины. Он держал огромную ивовую корзину, наполненную кувшинами с молоком, сыром, мёдом и фруктами, которые обычно к этому времени ещё и не созревают.
— Мне надо немедленно заняться вашим другом, — сказал он. — Тем временем вы можете подкрепиться… О, ты узнал их, не так ли? — обратился он к Тарену. — Эти куры — мои гости из Каер Даллбен. Где-нибудь здесь должен быть и пчелиный рой, загнавший их ко мне.
— Пчёлы улетели в тот день, когда убежала Хен Вен, — сказал Тарен.
— И направились прямым ходом сюда, — улыбнулся Медвин. — Куры просто потеряли голос от испуга. Я никак не мог у них выведать, что же произошло. Правда, они достаточно быстро пришли в себя, но, конечно, из их куриных голов уже всё выветрилось, и они никак не могли объяснить, почему улетели. Ты же знаешь, куры, узнав о конце света, в следующее мгновение будут спокойно клевать зерно. Как только они окончательно успокоятся, я верну их обратно. Конечно, жаль, что до тех пор Колл и Даллбен не получат на завтрак куриные яйца.
Медвин поставил корзину на землю и распрямился.
— Я бы пригласил вас в дом, — продолжал он, — но там сейчас такой беспорядок. В гостях у меня утром были медведи, и вы сами можете вообразить, что там творится. Поэтому прошу вас самих позаботиться о себе. На сеновале есть солома, и, если вы хотите отдохнуть, надеюсь, там вам будет удобно.
Путники не стали терять времени. Они быстро расправились с припасами, принесёнными Медвином, и разыскали сеновал. Там, устраиваясь поудобнее, всполошили одного из гостей Медвина — дремавшего лохматого мишку, который, ворча, убежал, и тут же погрузились в сон. Сладкий запах сена наполнял эту приземистую хижину. Ффлевддур, который ещё долго ворчал, что даже медведи не желают есть бардов-неудачников, в конце концов тоже захрапел. Эйлонви сон сморил прямо посреди её весёлой трескотни, оборвав на полуфразе.
Тарен лишь сомкнул глаза, но сон не шёл к нему. Долина Медвина освежила его больше, чем долгие часы сна. Он поворочался, а потом вышел из сеновала и отправился бродить по лугу. На дальнем берегу озера выдры, развлекаясь, ныряли в воду с небольшого выступа. При появлении Тарена они замерли на мгновение, покачали головами, будто сожалея, что он не может присоединиться к ним, и снова вернулись к своей игре. Рыба взорвала гладкую поверхность воды и сверкнула серебряной чешуёй. Круги побежали по воде, и последний, охвативший почти всю окружность озера, выплеснулся крохотной волной на берег у ног Тарена.
Позади хижины Медвина Тарен увидел большой огород и обширный цветущий сад. К своему удивлению, Тарен понял, что тоскует по работе с Коллом на их огороде в Каер Даллбен. Прополка и окучивание овощей, которые он так ненавидел тогда, теперь, когда он вспоминал пережитые приключения и представлял, что ещё им предстоит впереди, казались ему милыми, приятными и безмятежно счастливыми, как и все прошлые хозяйственные заботы.
Он сел на берегу озера и оглядел убегающие вдаль холмы. Солнце отдыхало на их вершинах, деревянный остов большого корабля резким силуэтом вырастал над низким холмом, который почти поглотил его. Рассмотреть получше этот корабль у Тарена не было времени, потому что появился Медвин. Он мягко и почти неслышно шагал по лугу. Олень бежал рядом, по пятам за ним следовали три волка. В своём коричневом плаще и с шапкой седых волос Медвин казался могучей горой, увенчанной снежной короной.
— Гурджи уже получше, — сказал этот древний старец своим мелодичным глубоким голосом.
Олень легко и грациозно пританцовывал у берега. Медвин медленно сел рядом с Тареном и так же медленно и величественно обратился к нему:
— Он выздоровеет. И ничто ему не угрожает. Во всяком случае, пока он здесь.
— Я как раз сейчас думал о Гурджи, — сказал Тарен, глядя прямо в ледяные спокойные глаза старца.
И он поведал ему причину своего путешествия, все перипетии, происшествия и невзгоды последних дней, рассказал о несчастном случае с Гурджи. Медвин внимательно слушал. Большая голова его задумчиво склонилась, когда Тарен дошёл до маленького подвига Гурджи, хотевшего пожертвовать жизнью ради спасения других.
— Сначала я не любил его, — признался Тарен. — Теперь я сильно привязался к нему и, думаю, полюбил, несмотря на все его хныканья и жалобы.
— Каждое живое существо заслуживает нашего уважения, — сказал Медвин, нахмурив свои густые лохматые брови. — Каждое, будь оно уродливым или красивым, гордым или жалким.
— Не сказал бы этого о гвитантах, — возразил Тарен.
— Я только жалею этих несчастных, — сказал Медвин. — Когда-то, очень давно, они были такими же свободными, как и все птицы. Смирными и доверчивыми, как любое не знавшее обиды и злобы существо. Коварный Аровн приманил их и подчинил своей воле. Он сделал железные клетки, которые стали их тюрьмой в Аннувине. Мученья, которым он подверг их, позорны и непереносимы. Теперь они служат ему из страха.
Медвин надолго умолк и превратился снова в могучую неподвижную гору. Потом глаза его сверкнули, и он продолжал медленно глухим голосом:
— Он стремится подчинить себе, приневолить всех животных в Прайдене, весь род человеческий. Вот почему я остаюсь в этой недоступной долине. Здесь Аровн не может навредить никому. Но если он станет правителем всей этой земли, не уверен, что я им всем смогу помочь. Те, кто попадут в его лапы, будут считать за счастье скорую смерть.
Тарен кивнул.
— Я теперь всё больше и больше понимаю, почему мне надо скорей предупредить Сыновей Доны. А что касается Гурджи, я тоже считаю, что ему будет безопаснее оставаться здесь.
— Безопаснее? — переспросил Медвин. — О да, конечно! Но ты смертельно обидишь его, если сейчас, именно сейчас оттолкнёшь от себя. Несчастье Гурджи в том, что он теперь ни то ни сё. Не зверь и не человек. Он потерял мудрость и силу животного, но не приобрёл знаний и воли человека. Поэтому и те и другие избегают его. Если он будет иметь цель, это многое может в нём изменить.
Медвин проницательно глянул на Тарена и твёрдо произнёс:
— Он не задержит вас здесь надолго. Завтра же он сможет идти так же хорошо и легко, как вы. Я настаиваю, чтобы ты взял его с собой. Он не станет тебе обузой, а, может быть, чем-то и поможет. Гурджи должен дайти свой путь служения важному и благородному делу. Никогда не отказывайся помочь тому, кто в этом нуждается. — Медвин снова помолчал и веско добавил: — И не отказывайся принимать помощь, когда её предложили. Эту истину поведал ещё хромой муравей Гуриру, сыну Грейдавла.
— Хромой муравей? — Тарен удивлённо поднял брови. — Даллбен много рассказывал мне о муравьях. Но никогда не упоминал о хромом.
— Это длинная история, — сказал Медвин, — и, возможно, всю её ты услышишь в другой раз. А сейчас ты только должен знать, что Килух… или, может, его отец… Нет, это был именно молодой Килух… Отлично! Так вот, когда молодой Килух добивался руки прекрасной Олвен, её отец Испададден дал ему несколько заданий. В то время он был Главным Великаном. О сути заданий сейчас говорить не станем. Это нас не касается, кроме разве того, что выполнить их было почти невозможно, и Килух не справился бы с ними без помощи своих товарищей.
Одно из заданий заключалось в том, чтобы за один день собрать девять мешков льняного семени, хотя вряд ли столько льна наберётся во всей нашей земле. И ради своего друга Гурир, сын Грейдавла, взял это дело на себя. Пока он шёл по холмам, обдумывая, как выполнить это задание, услышал он жалобный стон из муравейника. Жилище муравьёв было охвачено пламенем, и несчастным грозила смерть. Гурир, — да, я абсолютно уверен, что это был Гурир, — выхватил меч и расшвырял горящие веточки, загасив огонь.
В благодарность муравьи прочесали все поля и собрали девять мешков льняного семени. Но Главный Великан, неприятный, надо сказать, тип, взвесил на руке последний мешок и сказал, что он неполон. Не хватало одного льняного семени. До исхода дня, когда истекал срок задания, оставалось совсем немного.
Гурир понятия не имел, где отыскать это недостающее одно-единственное семя. И к тому моменту, когда край солнца уже готов был скрыться за горизонтом, приковылял хромой муравей, который нёс на спине тяжёлый груз. Это было одно льняное семя. Мера была полна.
Медвин передохнул и продолжал:
— Я изучал людской род. Я видел, как ты стоял одиноко, будто слабая камышинка у озера. Вы должны учиться помогать себе. Это верно. Но вы должны научиться помогать и другим. Разве все вы не хромые муравьи?
Тарен молчал. Медвин опустил руку в озеро и поболтал ею в воде. Через мгновение на поверхности появилась голова почтенного старого лосося. Медвин погладил жабры огромной рыбы.
— Что это за место? — шёпотом спросил Тарен. — Кто ты, Медвин? Ты так говоришь о роде человеческом, будто ты не один из нас.
