в стороны. Вдруг, откуда ни возьмись, появилось громадное животное со вздернутой головой и широко расставленными ушами, похожими на крылья. Нацелив на нас бивни, слониха сделала четыре устрашающих шага к нам, возвысилась над нами во весь свой рост, качнула головой вправо и влево, яростно хлопнула ушами, взметнула передней ногой тучу пыли, скрестила ее с другой ногой и остановилась. Я так и обмерла со страху.
Затем слониха пронзительно затрубила, протянула хобот вперед, опять взметнула пыль, потом повернулась и удалилась комической рысцой клоуна в слишком широких штанах, характерной для походки слонов. Слониха вернулась в группу и всех взбаламутила. Послышались рев, ворчание, хрюканье. Наконец она застыла, повернувшись к нам боком, подняв голову и сверля нас пронзительным взглядом.
Повернувшись к Иэну, я как можно спокойнее спросила:
— Не слишком ли это опасно?
Он улыбнулся, дал знак молчать и принялся делать пометки, наблюдая за другой группой слонов под деревьями.
— Не бойтесь Боадицеи, — сказал он. — Она очень раздражительна, но только блефует. Мне хотелось показать ее вам, это благородная дама Маньяры, матриарх крупнейшего семейного сообщества.
Я еще никогда не подходила так близко к слонам и с величайшим удивлением узнала, что главой семейной группы является самка. Раньше я думала, что во главе стада стоят суровые громадные самцы.
Вокруг нас было 20–30 слонов. Иэн ткнул пальцем в мирно пасущегося слона.
— На него мы собираемся нацепить радиоошейник. В честь Роберта мы назвали его Радио- Роберт.
Боадицея еще дважды тряхнула головой, и Иэн медленно выехал из кустарника на дорогу, всю в колдобинах. Мы проехали мимо зебр, сделали безуспешную попытку найти львов, пересекли несколько пересохших речек и песчаных отмелей и наконец по узкой дорожке двинулись в лагерь.
Я услышала шум водопада и увидела текущую внизу реку, познакомилась с Мходжей и Мшакой, поваром Иэна. Они с Робертом принялись разгружать машину, а меня Иэн повел по лагерю.
Его дом расположился на краю обрывчика под широкой сенью двух деревьев. Он был сложен из камня и покрыт глинобитной крышей. Две рондавеллы стояли метрах в тридцати друг от друга, а между ними находилось прямоугольное помещение. Рядом стоял еще один маленький домик: половину занимала кухня, другую — ванная. Вокруг рос густой кустарник, вырубленный лишь на узкой полоске земли, примыкавшей к дому. Петляющая тропинка вела через густую растительность наверх, к водопаду. Там стояла еще одна каменная рондавелла с остроконечной глинобитной крышей и широкими окнами, затянутыми накомарниками. Рядом рос громадный куст дикой гардении. Мои апартаменты. Выше, у самого водопада, стоял последний домик. Из него открывался самый чудесный вид. Два дерева, акация тортилис и терминалия, вцепились обнаженными корнями в отвесный склон и склонились над домом. Вода падала в широкий водоем, и ветер доносил до нас брызги. Я уселась на скалу, где то и дело появлялись и рассматривали меня агамы, голубые с ярко-оранжевыми головками. Слова были лишними. К чему восклицать: «Как красиво!» Разве очевидное нуждается в словах?
Когда мы вернулись в главный дом, меня представили двум мангустам — Пилипили и Ндого (Перец и Малыш на суахили). Они любили лишь Иэна, и он платил им взаимностью. Пока Мшака кормил нас завтраком, они носились под столом и до крови кусали меня за пальцы ног. Нам подали типичный завтрак холостяка: мясные консервы, вареная картошка, консервированные овощи. Правда, стол еще украшали громадная салатница со свежими фруктами и сливки с нашей фермы.
Остатки завтрака Иэн скормил сбежавшимся на зов курам. Это были африканские куры, выросшие в суровых условиях и умеющие ускользнуть и от коршуна, и от генетты, и от прочих мелких хищников.
Наскоро поев, мы тут же отправились на поиски Говарда и Кровавого Уха. Говард сидел в «лендровере» под акацией у моста через Ндалу. На дверце машины торчала антенна, на голове у него были наушники, а на коленях — маленький черный ящичек. Он ткнул пальцем в сторону рощицы, давая понять, что слон там. Говард проверял записи и, видимо, был доволен результатами работы.
Мы, тихо разговаривая, отошли в сторону. Говард показал мне записи. Стрелки на верхней панели ящичка указывали температуру слона. По ней Говард строил кривую. Указав на всплеск кривой, он объяснил:
— Этот скачок произошел в тот момент, когда Кровавое Ухо вышел из леса и увидел машину.
Хотя животное внешне не выглядело обеспокоенным, его волнение выразилось в неожиданном подъеме температуры. Я вдруг поняла, что ничего не знаю о слонах.
Когда Говард был готов, Иэн надел наушники, взял антенну и сделал мне знак следовать за ним в густом кустарнике разреженного леса. В ушах звучало «пи-пи-пи» радиопередатчика. Подняв антенну и поворачивая ее из стороны в сторону, мы могли следить за движением нашего невидимого подопытного среди густейшей растительности. Иэн влез на дерево и тут же обнаружил удалявшегося слона. Мы приготовили шприц с транквилизатором и зарядили ружье. Иэн, Говард и Мходжа двинулись вперед, а я — вслед за ними. По собственной глупости я осталась в сандалиях вроде шлепанцев, в которых всегда ходила на ферме, и еле поспевала за ними — обувь все время соскакивала, и вскоре я сбила ноги в кровь. Кто мог знать, что изучение слонов требует передвижения пешком? В парках такого не было. Я боялась даже вскрикнуть, лишь бы не помешать Иэну, но он почувствовал неладное, велел Мходже идти рядом со мной, и мне сразу полегчало.
Вдруг сухо щелкнул выстрел, и что-то забилось в кустах, но ничего не было видно.
— Попал, надо торопиться! — сказал Мходжа и снял с моей шеи фотоаппараты. Он рванулся вперед с моим фотоснаряжением в одной руке и ружьем — в другой. Я бежала за ним, едва успевая отводить от лица ветки. Трехметровая стена спутанной зелени скрывала все, и мы как-то неожиданно очутились рядом со слоном, сидящим среди кустов, как собака. Удивительный спектакль. Животное моргало и раз или два повело ушами. Слон дышал медленно и глубоко — каждый вдох секунд через десять. Он поднял хобот, принюхиваясь к нам, затем оперся о бивень. Тот скользнул и с глухим стуком ударился о землю. Иэн объяснил мне, что слон находился в полном сознании, слышал, чувствовал и видел нас, но не мог двигаться.
По радиотелефону вызвали Роберта на «лендровере». Иэн взял из машины двадцатилитровую канистру, вскарабкался на спину слона, как на скалу, и принялся поливать ему голову и плечи. В это время Говард перерезал швы на ухе слона, вскрыл вену и извлек крохотный цилиндр — термистор. Затем проделал то же самое с артерией. Кровь текла ручьем — ее набрали для анализов. Затем Говард быстро закрыл надрезы. Мходжа пытался замерить анальную температуру слона с помощью небольшого термометра. Как ни смешно, но это надо было сделать, и Мходже пришлось вырыть яму под хвостом слона, чтобы добраться до нужного места.
Какими же маленькими выглядели люди рядом с этой громадиной! Впервые в жизни я стояла рядом с живым слоном и смотрела ему в глаза. Они были полуприкрыты, но изредка длинные изогнутые ресницы вздрагивали и по щеке скатывалась громадная слеза, словно он беззвучно плакал. Он казался печальным. Под нижней губой у него росла бородавка, а кожа напоминала растрескавшуюся от жаркого солнца болотную грязь. В морщинах кишели клещи и прочие паразиты. Светлые клещи, разбухшие и громадные, висели на шее, ушах, брюхе — там, где кожа потоньше; размером они были с добрую виноградину. В течение всей операции Кровавое Ухо не шелохнулся. Только кончик хобота раскачивался из стороны в сторону.
Минут через двадцать Иэн впрыснул ему противоядие и дозу антибиотиков, чтобы предупредить воспаление ран. Затем мы отступили в плотную тень деревьев, чтобы он спокойно очнулся. Первым признаком возвращения к жизни было легкое движение ушами. Потом он поднял хобот и кончиком его обнюхал воздух во всех направлениях, нет ли чужого запаха. С трудом он оторвал свою громадную массу от земли и застыл, поводя ушами. Мы стояли довольно близко от него, он нас слышал и чувствовал, по не выказал никакой агрессивности. Когда Иэн убедился, что все в порядке, мы ушли. Все радовались, что операция прошла успешно.
Мы вернулись в лагерь, утолили жажду прохладительными напитками, и мужчины занялись последними приготовлениями к завтрашнему обездвиживанию юного самца Роберта.
