Отец Симон

показалось, вот и всё!

Но получалось у него совсем ненатурально.

– Батюшка, вы думаете, мы жития не читаем?! – плаксиво причитала матушка Игнатия, расплёскивая чай. – И житие Серафима Саровского читали. Сохраним в сердце, никому не скажем! Вот поклялась бы, если б Господь клясться не запретил!

– Ну, хорошо, пускай будет чудо, – смирился отец Симон. – Только это для вас, несмысленных, чудо. Богу же всё возможно. Мы бы и горы двигали, если б веру хоть с напёрсток имели. Чудо – оно неожиданно всегда, а это – что? Неужели не понимаете, что мне проще так? И билеты нынче дороги, и посетители меня у кельи по трое суток дожидаются. Я во время Литургии раз – и был таков. Никто ничего не заметит. Кроме отца настоятеля, никто ничего и не знает. Вот теперь из-за вас, дурочек, и правда придётся на самолёте летать! Языки бабьи длинные! Укороти их, Господи!

Несколько сестёр почему-то опять зарыдали.

– Вы же всё наперёд знали, что я согрешу! – всхлипывала матушка Феодора.

– Не знал, а предполагал. Надеялся, что удержишься. Пророки – до Иоанна Крестителя. Мы же все вместе, всей Церковью будущее творим, вместе с Господом. Согрешить или не согрешить – это от тебя самого зависит, а не от пророчеств каких-то.

– Батюшка, дорогой! – вопросила послушница Анна. – Ну скажите вы нам, грешным, как это происходит? Что вы чувствуете?

– Много будешь знать, скоро состаришься! Я тебе лучше один случай расскажу, у Чуковского читал. Спрашивают мальчика: как же ты упал с кровати? Он отвечает: а я ночью спал-спал и на себя не смотрел, а потом посмотрел на кровать и вижу – меня там нет. Вот так же и я. А ты думала – нетварный свет, огненная колесница, свист ветра в ушах? Десница высовывается из облака и меня за шкирку сюда, так? У Господа всё тихонько делается. Вышел из храма, зашёл за угол, стал молиться и как будто соснул малёк. Встряхнулся, смотрю – уже в лесочке вашем, рядом с автомобилем. Христа поблагодарил – и за руль. Петлю сделал для конспирации, выехал на шоссе – и к вам. Никакого чуда и не было, всё, как обычно. Ангелу-хранителю человека с места на место перенести – раз плюнуть. Надо только любить его от всей души, и Спасителя любить. А мы только себя любим.

– А когда с вами впервые такое было? – не выдержала Игнатия. У неё в келье был спрятан блокнот, куда она записывала всё, что говорил старец. Впоследствии оказалось, что такие блокноты были почти у всех сестёр.

– Ну вот, опять вы за своё! Что же это за безобразие такое?! «Преподобный чудотворец отец Симон»! А у этого преподобного спина пополам разламывается, что хоть кричи! И не могу вымолить прощение за свои грехи. Вот Феофан Затворник сказал: «все болезни от грехов», и не он один. Тут и судите сами: кто из нас больнее, тот и грешнее… Что ж, пожалуй можно и рассказать. Греха не будет, раз вы и так уже всё знаете. А теперь – марш мыть келии!

– Мы же только вчера делали генеральную уборку! – запричитали сёстры.

– Чудес искали? Языки распускали? Думаете, покаялись, и дело с концом? А отрабатывать кто будет? И не надо на Феодору всё валить! Испытание какое – быть игуменией. Думаете, вы на её месте лучше бы справлялись?

*  *  *

– Случилось это в тот день, когда я отрёкся от мира, – начал старец. Они сидели в беседке. Солнце только что село.

– Когда вы дали монашеские обеты? – спросила матушка Феодора.

– Нет, много позже. При постриге мы получаем лишь семя постнического жития. Маленькое зёрнышко. А когда оно прорастёт и укрепится в душе… Если прорастёт… Тогда однажды оно может принести плод. Я тогда жил в монастыре святого мученика Або, в Грузии. Была вторая половина дня, я работал на свежем воздухе, творил Иисусову молитву. И тут на меня напал греховный помысл. Я хотел, как обычно, его отсечь, потому что знал, что бороться бесполезно, и я обязательно паду. Но мне пришла в голову мысль, что если я сейчас его не поборю, то так всю жизнь и буду бегать, как заяц от волка. «Именем Господним побеждай!» – раздался голос у меня в ушах. И я его впустил. С помыслом вошёл в душу бес. Он терзал и рвал меня на части, и я понял, что вот сейчас умру. Из носа пошла кровь, по склону начали катиться большие и маленькие камни. Мне показалось, что я сломал руку. И когда я окончательно смирился смерти и сказал: «Суди меня, Господи, по правде Твоей!», бес в отчаянии схватил меня и поволок в горы. Он понял, что проиграл, и решил попроказничать напоследок. Вскоре я перестал вообще что-либо видеть и только повторял без конца: «Господи, помилуй!» Вдруг я почувствовал, что снова стою на твёрдой земле. Я был жив! Я был цел и невредим! Я был самим собой! Я понял, что в этот раз победил. Тогда я засмеялся и запрыгал, как ребёнок. Я и стал ребёнком. Какая-то огромная тяжесть упала с меня. Было такое чувство, что до этого я никогда не радовался и вообще не жил. Мне казалось, я вот-вот взлечу в воздух. Как будто до этого я всю жизнь таскал пятидесятикилограммовый мешок за плечами. Христос любит меня! Ни одна овца не погибнет, если знает глас пастуха! Потом я осмотрелся, пытаясь сообразить, где я. Местность была незнакомая. Должно быть, бес утащил меня далеко от монастыря. Я сориентировался по сторонам света и решил, что мне надо идти на восток. Вскорости я вышел на горную тропу, а немного погодя встретил нескольких незнакомых монахов. Они шли мне навстречу. Посмотрев на мою рваную рясу и испачканное лицо, они улыбнулись и спросили, в какой монастырь я иду. Я ответил. Монахи сделались испуганными и сказали, что такого монастыря нет ни в Грузии, ни где-либо в мире. «Пойдём с нами! – сказали они. – У нас есть свободная келья и много, много еды».

Отец Симон замолчал и ласковым взором обвёл монашек, как будто ожидая вопроса.