остывающие угли. Он давно не ел мяса – одни коренья да ягоды, иногда орехи – и начал слабеть. До никак не мог понять, что происходит с хозяином, почему Пир покидает его, когда запах загнанного оленя так приманчиво близок. Пес одичал, стал промышлять в одиночку. Пир по калу узнавал, чем удавалось разживиться собаке. Чаще это были мелкие длинноухие зверьки. Пиру и самому иногда случалось подшибить камнем одного из них. Но этого было слишком мало. Надвигалась долгая зима – голодная и морозная. Пир понимал: одному ему не пережить ее – околеет с голоду. А собака либо разделит с ним участь, либо вернется в большую пещеру, к людям.
Даже и наяву его мучали грезы.
Пир был еще несмышленышем, когда племя, теснимое многочисленным и сильным народом, вынуждено было оставить привольную страну Несчитанных озер, бежать в горы. Раньше он ничего не вспоминал об этой поре – кое-что слышал от старших и только. Собственно его воспоминания, которые ожили сейчас в одиночестве, были смутными, но волнующими. Навязчивей всего возникали прошлые запахи. Один из них похож на легкое веяние пыльцы бледных весенних цветов, которые распускаются на горных кустах, едва ветви отряхнутся от снега. Так пахла озерная вода. А от воспоминаний другого запаха у Пира и вовсе щемило в груди. Этот запах шел от загорелой кожи на спине у женщины, которая таскала его на себе, когда сам Пир не был в состоянии пройти много. У женщины были легкие и длинные волосы. Пир любил растрепывать их и накручивать на пальцы. Еще у нее были удивительно мягкие и нежные ладони. Привязанность к ней была самым сильным и прочным чувством его детства.
Потом он вырос и позабыл ее.
Сейчас он, как и все другие его сверстники, не знал, которая из женщин племени носила его на себе и жива ли она. Его привязанность распространилась на всех женщин в Большой пещере. Видимо, это происходило от одиночества. Ему снились мучительные и приятные сны: он видел себя слабым, беспомощным ребенком, но вокруг него были люди и теплые женские руки ласкали его, и ему было радостно и покойно. Но сны были короткими.
Он не мог все время молчать и приучился разговаривать с собакой. До внимательно вслушивался в речь охотника и повиливал хвостом.
– Нам нужна женщина, – говорил Пир. – Женщина будет заготавливать дрова и поддерживать огонь, находить коренья и орехи. Мы сможем уходить далеко от пещеры и охотиться. Без женщины мы оба погибнем.
– Я украду Ми, – решил он вслух.
Почему именно ее, а не другую женщину племени, Пир не мог растолковать собаке. Ее лицо всплывало первым в его памяти, когда он думал о покинутой пещере. На острых выступах ее скул, обтянутых свежей и гладкой кожей, переливались отблески пламени костра, в узких и раскосых глазах веселыми огоньками вспыхивали темные и глубокие зрачки, когда она случайно взглядывала на Пира. Она была легка и быстра на ногу. Сколько раз Пир видел, как Ми без передышки вбегала по тропе на откос. Ее крутые бедра, вольно накинутый па них обрывок выношенной шкуры, ее ноги двигались плавно и сильно, – песок и галька шуршали, выкатываясь из-под ее стремительных ступней.
Пир навыворачивал много толстых старых и гнилых пней. Они хотя и не дают яркого пламени, зато подолгу тлеют, сохраняя огонь в трухлявой сердцевине. Он понимал: украсть женщину будет непросто. Неизвестно, сколько времени понадобится провести в засаде. Пес, видя, что хозяин не собирается на охоту, отправился рыскать по лесу в одиночку. Пиру это было даже на руку – появление собаки вблизи пещеры, где живет племя, могло быть замечено и насторожило бы всех. А ему необходимо застигнуть Ми врасплох.
Сотни знакомых примет попадались ему на пути, когда он подкрадывался к жилищу племени: галечный берег на излучине, расщепленное молнией дерево, сухая сосна с гнездом ястреба на макушке, обомшелый валун – точно зверь на лежке… Все это он и прежде видел множество раз, но тогда не испытывал и малой доли того волнения, как теперь.
Из кустов смотрел на глинистый откос – там попрежнему четко выделялся нарисованный олень. Можно соскоблить рисунок, прийти к родичам и объявить, что выздоровел. И никогда больше не искушаться, забыть про все, что ему грезится. Его бы с радостью приняли: каждый здоровый охотник нужен племени. Это вернуло бы ему все права, какими он пользовался, живя в пещере. Он всегда был бы сыт наравне с другими, не нужно было бы самому заботиться обо всем: и о том, как сохранить и поддерживать огонь, как обезопасить жилище, и о многом, многом другом. И главное, одиночество не мучило бы его больше.
Чтобы возвратить эти блага, требовалось немного: сказать, что оленя на глиняной стене нет, признать, будто у него, у Пира, было временное затмение рассудка. Солгать.
Но олень был! И хоть от него не пахло ни мясом, ни потом – олень этот представлялся Пиру нужным даже больше, чем настоящий. Почему он был уверен в этом, Пир не смог бы растолковать.
Мужчины уходили на охоту – у каждого был свой излюбленный надел. Так, с молчаливого согласия, никто не появлялся в угодьях, отданных Пиру. Одна из собак учуяла Пира, но узнала его и не подняла тревоги. Женщины и дети разбредались невдалеке, собирали топливо, искали грибы. Пир крался за ними. Нужно было выждать, когда Ми удалится от других.
Неожиданный порыв ветра выдал его. Ми подняла голову, широкими ноздрями втянула воздух, ее рука нашарила суковатую палку, острые глаза остановились на дереве, за которым притаился Пир. Оба выжидали. Но ему уже стало ясно: затея провалилась. Теперь ему не справиться с Ми. Он показался из засады, она узнала его, и глаза ее радостно вспыхнули.
– Я думала, медведь.
– Не бойся, я не дам тебя в обиду. – Пиру вдруг стало стыдно за свой коварный замысел: ведь он хотел напасть на нее сзади, как на зверя. – Я справлюсь с медведем. Это неправда, будто я больной – я здоров.
– Знаю. Я ведь тоже вижу твоего оленя. Всякий раз, когда иду мимо, смотрю на него. Кроме нас с Эдом, многие видят, но не признаются. Вождь сказал: 'Никакого оленя нет – есть глина'. А кто станет говорить про оленя, того он заставит есть глину вместо мяса. Ты пришел посмотреть на оленя?
– Нет. Я хотел украсть тебя, – признался он.
– Украсть? – насторожилась она.
– Я хотел, чтобы ты жила со мной, чтобы было кому поддерживать огонь в пещере, когда я ухожу на охоту. Я уже давно не ел мяса.
Глаза Ми совсем сузились, в продолговатых щелках искрились темные зрачки в почти не различимом сейчас коричневом обводе.
– Не нужно меня воровать. Я пойду с тобой,
До встретил их у Пещеры. Он было заворчал на Мм, но узнал знакомый запах и успокоился.
Ми начала хозяйничать у очага, раздула тлеющие угли, подложила дрова. Никаких запасов у Пира не было. Они пожевали немного грибов и кореньев, которые принесла Ми. Пир стал собираться на охоту. До чутьем угадал перемену, возбужденно и радостно повизгивал, прыгая вокруг молодого охотника.
На третий день они загнали оленя. Ми тоже не сидела без дела: добрая половина грота была завалена дровами, множество грибов было разложено вблизи пещеры на камнях, чтобы просушивались на солнце. Тратить время на отдых они не могли: по ночам начинались заморозки, нужно было запастись продовольствием.
Все эти дни Пир был настороже: вот-вот могли появиться родичи и потребовать возвращения Ми.
Пришли четверо воинов и вождь. Пир загодя натаскал в грот камней, припас дубинок – пусть сунутся. Пятеро соплеменников стояли внизу на открытом месте. Видимо, они рассчитывали на благоразумие Пира. надеялись, что обойдется без драки.
– Мы знаем, женщина с тобой, – сказал вождь.
– Ми здесь.
– Она должна вернуться с нами. Ты отпустишь ее.
– Женщина останется со мной.
– Ты подчинишься или мы убьем тебя, – Вождь поднял над головой дубинку.
– Я буду защищаться.
Пятеро смотрели на узкий карниз, по которому им предстояло карабкаться, чтобы проникнуть в убежище Пира.
