сидел на месте своего старого схрона в плавнях, терпеливо ожидая возвращения назад ушедших было товарищей. То что они в самом скором времени вернутся, он нимало не сомневался.
Во-первых, без знания местных троп пройти мимо людоловов было практически невозможно. Лишь человеку, хорошо знающему эти места. А таких среди ушедших не было.
Во-вторых, это значило обречь их на последующее мучительное рабство и цепи людоловов, ибо выжить им одним в этих плавнях, без знания местных реалий было практически невозможно.
Хоть они были и полные дауны, как он мысленно их про себя называл, но всё одно это были его товарищи. И бросить их одних в этих местах без помощи, Паша не мог. Поэтому он который день и сидел сиднем в своём старом схроне, оставшимся ещё с тех давних былых времён когда он сам скрывался в этих камышах от погони заречного барона, к которому в пыточную он как-то попал по неосторожности. Почему тому барону не понравился его ночной визит, он примерно догадывался. Даже сейчас, Паша с усмешкой вспоминал сдобное пышное тело жены того рогатого муженька.
Только вот что потом за этим последовало, он старался лишний раз не вспоминать. Достаточно сказать и того, что половина седых волос в его голове появилась там после только одного дня, проведённого в гостевых подвалах того рогоносца.
Ну и на память о тех весёлых временах у него остались воспоминания о скрытом в этих плавнях схроне, на удивление хорошо сохранившемся и доныне.
И вот уже вторую неделю, с удобством расположившись на старом, хорошо знакомом месте, Паша терпеливо дожидался возвращения ушедших берегом остатков экипажей с разбитых лодий ключовских торговцев. Терпения ему было ни занимать, тем более, что он понимал — деваться мужикам было некуда.
За последнюю пару лет он достаточно плотно и не раз сталкивался и с амазонками и с приречными баронами, и отчётливо понимал, что если их разозлить, то те вцепятся и оторваться от них будет очень трудно, практически невозможно. И вытащить их из этой задницы мог лишь он. И когда те это поймут, они вернутся. Следовало лишь ждатью
— 'Это трудно, практически невозможно, но можно', — снова мысленно усмехнулся он своим мыслям.
Но смеяться над прошлым и предаваться воспоминаниям можно было сколько угодно, но лучше как- нибудь потом, в другой раз, когда он выберется из этой задницы, куда его загнали. Что ни говори, а ловцы людей княжны оказались намного профессиональнее людей того рогатого барона. И Паша в полной мере последние дни прочувствовал это на своей шкуре. Он снова вернулся к постоянно вертящимся у него в голове тревожным мыслям. В душе медленно и верно росло глухое, настороженное безпокойство. И сколько бы он не делал вид что всё хорошо, но всё шло не так.
Казалось бы с уходом рыцарской речной армады, собранной княжной буквально со всей реки на его ловлю, должно было бы произойти затишье… А не тут то было. Активность княжеских людоловов с того момента наоборот возросла.
И раздражало то, что он ничего не понимал. Не понимал почему? Почему его не оставят в покое? Взять то с них уже было нечего. Действия княжны никак не укладывались в обычную дворянскую логику. Да и такая удивительная удачливость? В считанные дни сжечь все его и все ключовские лодьи. Словно бы княжна точно знала на кого именно на реке надо было охотиться.
Было полное впечатление что кто-то ей ворожил. Только вот в ворожбу и мистику Паша не верил. Потому у него и оставалось лишь одно объяснение — предательство. Кто-то в его отряде был предатель.
Кто?
Паша мысленно перебрал всех оставшихся на сегодняшний день в живых ушкуйников. И старых, и новых, только этой весной на четыре Сидоровы лодьи нанятых. Никаких мыслей не было.
И ещё непонятна была личность самой княжны. Непонятны были мотивы, двигавшие её поступками.
Он ещё мог бы понять её если бы с ним был Сидор, человек весьма в прошлом досадивший ей, но ведь его же тут не было. И о том, что Сидора тут нет, княжна не могла не знать, потому как на настоящий момент не один ключовский купец уже попал в её руки. И о полном составе его отряда она должна была иметь совершенно полное и точное знание.
Настораживали и сведения что она плотно сотрудничала с местными пограничными баронами. А вот у тех опыт ловли беглецов со своих земель был не меньше, чем опыт пыток для наказания оных.
Паша настороженно прислушался к тихому шуршанию камышей по топким берегам протоки. Затаившаяся на берегу банда волей-неволей нарушала девственную тишину этого места. Всё же опыта скрытного перемещения и стояния лагерем у них было маловато. Ребята хоть и редко, но раз за разом нарушали маскировку. Неделя терпеливого ожидания в плавнях кого угодно могла вывезти из терпения.
— Что же это за народ то такой тупой, — тихо бурчал Паша себе под нос. — Сколько ни говоришь дуракам, что не пройдут — не верят. Пока сами шишек не набьют, ни за что не прислушаются к твоим словам.
— Идут!
Тихий шёпот внезапно вынырнувшего из камышей отрядного юнги Юрка, оставленного атаманом в секрете возле самого начала тропы, прервал его рассуждения с самим собой.
— Сашка там остался, — тяжело переводя дыхание, торопливо зачастил он. — Схоронился возле начала тропы к схрону и ждёт. Решил посмотреть, чтоб никого чужого на хвосте не привели. Если что не так, даст отмашку столбом дыма. Там как по заказу копна готовая рядом стоит. Наверное, ещё с прошлого лета кто-то заготовил, да так до сих пор и не вывез.
Ни Юрок, ни атаман не знали, что лучший дружок юнги Юрка Сашка Безымянный в это время уже лежит мёртвым возле упомянутого им стожка, а в его вытянутой вперёд руке так и осталась судорожно зажатая, но так и не зажжёная зажигалка. Непровернувшееся вовремя колёсико старой, ещё с Земли зажигалки подвело в последний момент Сашка. Сырое, слежавшееся сено так и не занялось.
Не проверил. Поленился и заранее не проверил Сашок в каком виде была найденная им копёнка и как сохранилась его старая, земная зажигалка. Потому и потерял драгоценные секунды, пытаясь запалить проволглый в утреннем тумане стожок.
И мимо мёртвого тела ушкуйника один за другим тихой серой тенью уже проскальзывали людоловы работорговцев, имеющие огромный опыт поимки беглых в этих, раскинувшихся на многие и многие вёрсты плавнях.
Напрасно Паша думал что об этом схроне никто кроме него не знает. Давно он здесь на был, и с тех давних пор многое в этих местах поменялось.
— Не нравятся мне эти места, — тихо заметил Юрок, оглядываясь вокруг. — Постоянно не покидает ощущение, что здесь кто-то недавно жил, или даже сейчас живёт, а как присмотришься, так и нет никого, — недоумённо пожал он плечами. — Странные ощущения наводят эти камыши. Как будто кто-то постоянно откуда-то на тебя смотрит.
— Ты уверен что про твой схрон никто из здешних обитателей не знает? — повернулся он к атаману.
— Граница, — угрюмо бросил Паша. — Никогда нельзя быть ни в чём уверенным. Тем более в собственной безопасности.
Отвернувшись, он с попытался подавить скрытое раздражение. Всё сегодняшнее утро его злили невнятные приметы, сомнения и самое главное — непонятно откуда-то взявшееся глухое, необъяснимое раздражение.
Его постоянно сегодня с утра всё раздражало. Вот и сейчас, непонятно с чего, а на душе у него была какая-то маета и тягость, которые он едва сдерживал, стараясь без нужды не вывалить на своих товарищей.
Всё происходящее сегодня с самого утра ему не нравилось. По долгому, кровавому опыту битого каторжника он твёрдо знал что что-то будет. И это что-то точно не будет тем, что ему понравится.
— Тут как раз через реку земли баронов начинаются, — внезапно пустился он в воспоминания. — А по самой Лонгаре шныряют амазонки. Тоже не подарок. Вот они и чередуются, соревнуясь друг с другом кто
