Десять раз тебе было говорено. Тут лучше, чем в городе. Спокойнее, шуму меньше, толчеи этой городской нет. Опять же все при деле. И материал под боком. Бери сколько хочеш. И заказами обеспечены на несколько лет вперёд. И с едой ни от кого не зависим. Кроме как от вас, — поправился он с плохо скрытым раздражением, невольно проскользнувшем в голосе. — Но это пока, — тут же жёстким голосом уточнил он. — Да и оплата, как оговорено и вовремя вами производится. Чему тут быть плохому.
— Ну хотя бы тому, что дома не свои и из них выгнать могут, — внимательно посмотрел на него Сидор. — И за них аренду платить надо. Мелочь, конечно, но всё ж.
— А на своей земле никакой тебе аренды.
— А тебе же сказано — не выгоняй, — хмуро возразил лысый. — Пока! Потерпи до осени, а лучше до зимы. Вот всем и будет хорошо. И вам и нам.
— Вам может быть и будет хорошо, — криво усмехнулся Сидор, — а вот нам — не очень. На нашем поле нам надо рожь или пшеницу посадить, чтоб земля не простаивала. А потом урожай собрать и продать, или на спирт перегнать. Дохода то поболе от этого будет, чем бросить её сейчас без обработки вам в угоду, и ждать непонятно что.
— Так что возникает самый главный для нас вопрос. Кто будет обрабатывать нашу земельку?
— И пока я его не решу, жить вы здесь не будете. Это понятно? — вперил он свой злой взгляд в глаза не менее злого Лысого.
— Вы же отказались взять её в обработку? Отказались!
— Своей захотелось? Захотелось. И вам, значит, нужно время? — сердито посмотрел на мужиков Сидор. — А как же тогда с нашим полем быть? Кто же его будет обрабатывать, если вы все рабочие бараки под свои дома заняли, огороды развели немеряные за наш счёт, — не забыл ввернуть он то, что его так зацепило. — А теперь и съезжать уже не хотите?
— Что нам прикажите делать? На телегах людей сюда на работу, за тридцать вёрст от города возить?
— Или как?
— Не боись! — мотнул лысой головой Лысый. — Этот сезон мы тебе поле твоё обработаем,
— Ну спасибо! — ёрнически склонил перед ним голову Сидор. — Порадовал.
— Впрочем, — тут же сдал тот назад, задумчиво почесав свою 'лохматую' голову. — Если по цене договоримся, — покосился он на Сидора. — А потом уж не обессудь, но мы в свою деревеньку переберёмся. Так что на другой посевной сезон ищи себе других рабочих. Ищи сейчас, потом поздно будет.
— Но, всё одно, с тебя лошади на пахоту и семенное зерно.
— Кстати, его даёт всем новеньким ваш городской Совет. Так что лично тебе это опять же ничего стоить не будет, — раздражённо уточнил он.
— Ну, а как соберём урожай — половина его наша, — уверенным, жёстким голосом отрезал он.
— Ого! — удивлённо протянул Сидор. — Обычно поле сдают не более чес за за треть урожая, а чаще вообще за десятину? А вы и дома у нас занимаете с огородами, и половину урожая хотите себе.
— Обрабатывать будем за половину, — хмуро бросил мужик. — Мы тебе его и вылижем и выправим. Сделаем ровненьким, как каток на реке. Будет не то что теперь, не такое убоище. Сам же потом спасибо скажешь.
— С нас, значит, лошади и посевное зерно?
Сидор задумчиво, оценивающе смотрел на Лысого. Фраза насчёт ровного поля его серьёзно зацепила. Чтобы он раньше ни говорил, как бы сам себя ни убеждал, но то в каком виде поле было после зимы его категорически не устраивало. Но и сразу соглашаться он был не намерен. Самоуправства и нарушения предварительных договорённостей он жуть как не любил.
— А ещё и всякие сельхозорудия, типа плуга, бороны и прочего, — задумчиво пробормотал он. — Как я понимаю, ничего этого у вас тоже нет.
— А с вас, значит, только работа? За половину урожая?
— И что? — покосился на него лысый. — Считаешь что это много?
— Половина — за вычетом посевного зерна, — нехотя уточнил он. — Так как в вашем Совете посевное зерно дают один только раз. Так, по-моему, будет по честному.
— Если согласен, то и мы будем не против. По рукам? — протянул он ему руку.
Видимо, он имел в среде бондарей серьёзный авторитет, потому что все остальные стоящие кругом мужики, тут же согласно закивали головами, соглашаясь со своим лидером.
Как Сидору было не неприятно, но всё же этот въедливый, лысый бондарь был прав, поле было не ахти. И то, что расчищали и правили его зимой, хорошо было видно по просевшим, плохо засыпанным ямам от бывших пней, и по высяшимся ещё до сих пор кое где невысоким буграм не до конца оттаявшего и неразровненного грунта. Да и по тому, как вообще всё было неряшливо, поспешно сделано. И работы…, серьёзной, тяжёлой, большой работы там ещё было много.
Но и заявки Лысого по местным ценам были…, скажем так — немаленькие.
— Если согласны на четверть, с нашим инструментом и зерном, и с последующим вычетом посевного зерна, как ты и говорил, — глянул он в упор на Лысого, — то я соглашусь с тем чтоб вы на это лето остались, до зимы, пока не отстроитесь, как вы и хотели. И даже не потребую урезания огородов до первоначального уровня.
— Нет, значит нет, — жёстко отрезал он.
Недовольно поджав губы, Лысый уже откровенно нехотя опять протянул руку.
— По рукам, — мрачно пробормотал он.
Похоже, мужик он был упёртый, но и обстоятельства складывались явно не в его пользу, что он прекрасно понимал. Но судя по откровенно довольным, разулыбавшимся лицам его товарищей, если бы Сидор ещё нажал, то бондари бы согласились и на меньшее.
— 'Вот и чудненько, — подумал Сидор, мысленно радостно потерев руки. — Пойду ка я…, сектантов обрадую. Скажу…, тварям этим, что проблема с выправлением рельефа поля и посевными работами без них решена, и в их услугах мы не нуждаемся. Пока!
— Пока что, до зимы об этом поле они могут забыть и не вспоминать', — довольно ухмыльнулся он про себя.
Как бы то ни было, а связываться с сектантами он не желал категорически, всячески оттягивая момент заключения договора с ними. И неожиданное предложение бондарей пришлось как нельзя кстати.
Ну, не нравились они ему, что поделаешь!
Следующий, прекрасно начавшийся ярким, солнечным утром день, Сидор с удовольствием решил посвятить рыбалке, решив наконец-то устроить себе за всю эту долгую, суматошную зиму и не менее суматошное начало весны хоть один приличный выходной. Неожиданно выпавшее свободное время, которое он ещё вчера думал посвятить переселению сектантов в деревню бондарей, он решился посвятить отдыху. И последовавшие тем же вечером у них с профессором чудные посиделки… Возле костра на заднем дворе…, с пивом…, свежекопчёной тут же на костре рыбкой…
Посидеть просто так, с купленными у знакомых рыбаков и тут же на месте закопченными двумя здоровущими сазанами по паре кило, без этого дурацкого сидения с удочкой, на грязном, сыром берегу Каменки… Посидеть у костра, с долгими ностальгическими воспоминаниями о былой жизни на Земле… Всё это было бы прекрасным завершением столь чудного, прекрасного дня отдыха… Если бы не одно но…
Если бы в самый разгар затянувшихся до полуночи посиделок за ним не прискакал какой-то козёл посыльный из Городской Управы, с требованием немедленного его явления пред светлы очи чего-то там засидевшегося допоздна в Управе Головы.
В результате чего этот чудный день закончился не менее чудной… неприятностью.
Вот чего Сидор совсем уж никак не ожидал, так того, что это рядовое вроде бы вечернее посещение ГорСовета может привести его в состоянии такого тихого, еле контролируемого бешенства. Всякое конечно бывало, но такого жуткого состояния чуть ли не полной потери контроля над собой с острым жланием проломить кому-либо бошку, он во всей своей не такой уж и короткой жизни вспомнить потом так и не смог.
И причина для того оказалась более чем веская. И называлась она очень просто — жульство, хитрое
