в этом случае, думаю, не останутся совсем безучастными. Один раз прошло, но второй раз не прокатит. Не дадут. Они тоже не дураки и уже через пару месяцев поймут, что их кинули. И с другими, то есть с нами, начнут цену задирать.
Поймут что это хороший заработок и захотят больше. Сам знаешь, аппетиты растут во время еды.
И вот с нас они возьмут уже сразу не за три месяца сразу, а за все двенадцать. И наличными, как барон платил. Скажут, что прецедент уже был. И никуда ты не денешься, если захочешь договориться. Да и то, думаю, вряд ли. Не дураки они рубить сук, на котором сидят, и пускать в город посторонних дешёвых рабочих не будут. Чай понимают, чем им лично это грозит. Поэтому, цена будет запредельная.
Поехали отсюда, — усталым, поникшим голосом заметил он, разворачивая своего коня обратно в город. — Сейчас мы ничего не придумаем, а вот завтра посмотрим, — с нотками скрытой угрозы в голосе пообещал он, бросив косой взгляд в сторону копошащегося на пристани клана землян.
— Ну почему же ничего, — насмешливо усмехнулся Голова, покровительственно посмотрев на друга. — Всяко дело имеет, как правило, два решения, неправильное и моё.
Так вот что я скажу тебе, друг мой. Всякое войско хочет кушать и, как правило, не впроголодь. А сейчас — осень. А ни зерна у этой шустрой компании, ни каких-либо других продуктов питания своего нет. Земельку то их мы им по весне не дали засеять? Не дали! Вот они и без своего хлебушка в этот год остались. А хлеб есть у нас. И через три месяца, когда кончится обучение у ремесленных гильдий, перед ними во весь рост встанет призрак голода.
Сколько, говоришь, у них людей планируется? Тыщ двадцать? Сорок?
— По последним данным то ли тридцать два, то ли тридцать шесть. Неопределённо, — заинтересованно глянул на него Староста. — Может и так, а вероятнее всего больше. Но жрать им точно нечего. Тут ты попал в самую точку.
— Не забывайте, — деловым тоном включился в разговор Боровец. — На их шее ещё и подгорные людоеды сидят, несколько тысяч. Пленные, что им руду кайлят в горах и на озёрах где-то в ящеровых предгорьях.
— О-очень хорошо, — расплылся Голова в радостной ухмылке. — Вот эти точно знают, что, а точнее кого они будут есть. Своих охранниц, которых давно пора бы было скинуть с тех озёр и зачистить от них территорию. Такие роскошные места не для каких-то бывших разбойниц. Которых, кстати, — Голова со значимым видом поднял вверх указательный палец, — они давно должны были отпустить на волю.
И срок, отведённый им — вышел. Пора к порядку призвать, — нагло ухмыльнулся он.
А хлеба своего у них нет, — с непередаваемо довольным видом снова констатировал он. — И если мы чуть-чуть подсобим — то и не будет.
А это ещё что? — заинтересовался он, заметив повышенную суету на прибывшей лодье. — Что это они там из трюма выносят?
О, — с непередаваемым удовлетворением проговорил Голова. — А вот и дохленькие. Гляди, как зашевелились, как забегали.
Всё! — хлопнул он себя кнутовищем по сапогу, — Можно закрывать лавочку и объявлять о наличие на борту корабля эпидемии. Объявляем карантин. И больше ни одна лодья нашего барона не войдёт в воды Ключевки без моего согласия. И из барона теперь можно будет вить верёвки.
— Я буду не я, если он нам половину людишек своих не отстегнёт, лишь бы остальных не трогали.
— М-да? — со скептическим видом синхронно повернулись к нему оба его товарища. — А объявлять о том, что ты вводишь карантин, ты кому будешь?
— Баронессе? Вон она стоит на пристани. Иди и объяви. Ведь Сидора нет в городе. Значит, только ей. Обоз то её.
Голова заметно увял. Связываться с баронессой Изабеллой де Вехтор он не хотел ни под каким видом. Мало того, что он перед ней натурально робел, так ведь, если честно признаться, хотя бы уж самому себе, он её просто боялся.
Та ведь могла и не посмотреть что он Глава этого города. Выхватит свою маленькую, изящную сабельку, которая вот так небрежно висит у неё на изукрашенном жемчугом пояске, махнёт, так его голова и покатится по настилу. И никакие телохранители его не спасут. Воспрявшее было паскудное настроение, упало ниже некуда.
— Не, — ехидно поддержал Старосту и Боровец с другой стороны, при том, подмигнув товарищу. — Он Белле ничего не скажет, он скажет Маше.
— Марье Ивановне Корнеевой, — тщательно выговаривая слова, проговорил он, ехидно глядя прямо в глаза Голове. — Она ему один фингал под глаз уже поставила, за равноправие в распределении премии за спасение жителей нашего города, поставит и второй, для симметрии. А потом добавит, — лыбящийся Боровец с любовью посмотрел на вытянутый перед собой кулак.
У них на случай какой-либо эпидемии всё предусмотрено. Врачи — самые лучшие. Не то, что в нашем городе, а на всём континенте, и лагерь, оборудованный всем, чем только можно.
У нас с тобой дома нет того, что у них хранится в аптечке самого обычного лагерного лазарета, — мрачно покосился он на Голову.
Даже неведомо где взятой колючей проволокой в два ряда периметр лагеря для переселенцев обнесли, стервецы такие. Чтобы во время двухмесячного карантина ни у кого из вновь прибывших раньше положенного времени не было желания сбежать и пообщаться с местными сверстниками.
Всё предусмотрели, — разочаровано проворчал он, — тут ты не подкопаешься. Надо искать иных путей.
Нет, можно конечно, дождаться самого Сидора и объявить ему о том, что ты вводишь карантин.
Тебе что, — посмотрел он в глаза Головы, — нужны проблемы с Территориальным Советом? Ведь программа барона с переселением курируется лично Ведуном.
Тебе нужны ТАКИЕ проблемы? — выделил он голосом сказанное.
— Твою мать! — выругался от души Голова, со злобой теперь уже рассматривая прибывший корабль. — Со всех сторон прикрылся, сволочь. Ладно. Будем думать. Нет такого дела, что человек не мог бы придумать. Как нет и такого, что нельзя было бы ему в том помешать. Надо думать.
— Думай, — равнодушно пожал плечами Боровец. — Если делать нечего, думай, никто тебе не запретит. А я лучше попытаюсь с ним договориться. Ведь обучить настоящему бою такую прорву сопливых пацанов не так-то легко. Да и места много надо. Так что и для моей стражи там работёнка найдётся, выдрессировать пару, другую сотен бойцов. А барон платит исправно, это всем известно.
И не скупится, в отличие от некоторых, — холодно глянул он на мгновенно смутившегося Голову.
Глава 4 Ореховая сень
Пронзительно ясная, тёплая золотая осень как-то удивительно быстро и незаметно прошла, оставив после себя одни только грустные воспоминания о прекрасных, тёплых деньках нежданного золотого бабьего лета. И снова вернувшаяся на своё законное место промозглая сырая погода встала над Ключёвским краем мгновенно всем надоевшей слякотью и зарядившими на долгие дни обложными холодными осенними дождями.
Серые, тяжело нависшие над городом набухшие влагой дождевые тучи, казалось, придавили небо низко-низко к земле, создавая впечатление, что за них можно буквально схватиться рукой, и глядя на царящую кругом холодную слякоть, настроение у людей было соответствующее — раздражённое.
После совсем недавнего жаркого, насыщенного кучей произошедших событий бабьего лета и золотой осени, пришедшая слякоть казалась каким-то устоявшимся, неизменным болотом, в котором уже ничего не могло произойти. И хоть это было совсем не так, но сделать что-либо с этим странным и непонятным ощущением, буквально преследовавшим последние дни Сидора, он ничего не мог.
Даже вестей из Приморья о том, как там идут дела в отправленных туда двух торговых обозах, в
